Александр-первый, как всякий уважающий себя музыкант, стал ломаться, желая, чтобы его поупрашивали, причём, все без исключения и с выражением.

– Спой, светик, не стыдись, – не смог отказать себе в удовольствии вставить небольшую ремарку и снять спесь с зарвавшегося артиста Жульдя-Бандя.

Сандро хотел было обидеться на «светика», но, видя на лице кисельного братца Виолетты шутливую улыбку, принял гитару у Кэтрин. Та, как оруженосец Дон Кихота – Санчо Панса, услужливо принесла её из комнаты, в которой та покоилась на теннисном столе.

Сандро подушечкой большого пальца провёл по струнам и, утомляя публику, стал настраивать. Потом громыхнул нечто с претензией на кубинский танец, перемещая мажорное баре: с первого на третий и на пятый лады. Это была его коронная фишка, на которую клевали далёкие от музыкальной грамоты люди, почитая сие за профессионализм.

После короткой паузы, означавшей смену репертуара, гитарист, умело маневрируя аккордами, фактически создавая величину и объём, запел душещипательную песню о неразделённой любви. Затем – душераздирающую о любви разделённой, но со смертельным исходом.

– Композитор, изобрази что-нибудь весёленькое! – пожелала Марина, конституция которой противоречила меланхолическому настроению, дождливой погоде и минорным тональностям.

Артист запел в мажоре, и снова о любви, только на сей раз порочной.

– Александр, где вы так научились перебирать? – с наигранным удивлением спросил Жульдя-Бандя, будто тот научился перебирать «Лунную сонату».

– Самоучка! – горделиво признался артист.

– Тихо сам с собою… – резюмировал тёзка.

– Правою рукою… – предположила Лена.

– Я веду бесе-е-е-ду, – пропела Марина и, хихикнув, предложила: – Давайте выпьем за музыкантов!

Гитарист выпил за себя с удовольствием и, уже не дожидаясь приглашения, взял инструмент. Монументально-минорным выражением подчёркивая тональность очередного произведения, запел:

– Помню, помню, мальчик я босой…

– Ну, совсем босой, – шепнула на ухо своему новому знакомому Марина.

– В лодке колыхался над волнами.

– Аж головка закружилась, – прошептала она.

Под лирические стенания Александра-первого, под аккомпанемент гитары хотелось затянуть «Отче наш». Все, пожалуй, кроме толстушки Кэт, в равнодушном безразличии ожидали, что тот устанет, сложив с себя обязанности гусляра. Сандро же, понимая превратно, затягивал очередную, про любовь до гроба, выжимая слёзы из глазниц единственной слушательницы.

– Жульбарс, ты что-то щебетал про первую струну Парижа и окрестностей! – дождавшись прорешины в артистическом оргазме Александра-первого, отправила вопросительный взгляд экс-целителю Виолетта, устав от его заупокойных, от которых уже всем хотелось выть. Это, впрочем, не понравилось толстушке Кэт, которой пока хотелось только плакать.

– Так, так, так, – затакала племянница, – говорил – Вольдемар-первый из Парижа, а сам – Жульбарс…

– Из Сьерра-Леоне, – подсказала Виолетта, ядовито улыбаясь.

– А шо ж ты раньше не сказала? – Марина бесцеремонно конфисковала гитару у владельца, даже не подозревающего, что его звёздный час уже в прошлом. Она воткнула её в руки сьерра-леонского Жульбарса.

Тот провёл подушечкой большого пальца по струнам. Подстроил и с такой лёгкостью заиграл вариации на тему «Ой, полным-полна коробушка», что Виолетта в большей степени признала в нём музыканта, нежели философа или целителя. Потом – знаменитый битловский хит Michelle.

Затем – испанский танец. Пальцы игриво и раскованно бегали по грифу, подчёркивая каталонский темперамент композиции. Жульдя-Бандя никогда не бил лежачего, но сейчас сделал это, закончив танцевальную часть концерта зажигательным венгерским танцем «Чардаш».

Представительницы слабого пола были покорены окончательно. В банкетном зале генеральской дачи после виртуозно исполненного «Чардаша» на какое-то время воцарилась звенящая тишина.

– Слушай, Вольдемарчик, – первой нарушив безмятежное умиротворение, выказала радужную перспективу музыканту Марина. – Ты в кабаке будешь зашибать бешеные деньги! Могу посодействовать.

– Крупную валюту зашибал он, зашибал и водил девчат по рэсторанам! – отомстил низверженный артист.

– Увы, я бродячий музыкант, – выразил сожаление странник, – и я не меняю статус на деньги!

– У, какие мы принципиальные! – Марина взъерошила на голове артиста волосы, взглядом получив последнее предупреждение от Виолетты.

– Ты что, в музыкалке учился лабать? – спросила толстуха Кэт, перебирая короткими пухлыми пальцами.

– Два года по классу баяна.

Толстуха удивлённо выкрутила голову:

– Так ты и на баяне – того! – она «забарабанила» по воздуху пальцами обеих рук.

– Мои познания по классу баяна закончились, едва начавшись, произведением «Ты пойди, моя коровушка, домой».

– Давайте выпьем за коровушку! – возгласил Александр-первый, чтобы хоть как-то отвлечь внимание слабого пола от сьерра-леонского выскочки.

– Нет, все в парилку! – воспротивилась Елена, встала, готовая вести за собой друзей. – Сначала полезное – потом приятное!

– Мазохистка! – влившись в направляющийся на термические процедуры табунчик, заметила Марина, которая и полезное, и приятное находила в другом занятии.

– Шо там было, как ты спасся! Сто семь градусов! – взирая на термометр, констатировал Жульдя-Бандя.

Первым термический массаж принял Александр-второй, направляясь к выходу.

– Куда?! – Кэтрин, схватив за его руку, направила к двери, ведущей в бассейн. – Только через холодную воду, а то яйца будут плохо чиститься! – она захохотала так заразительно, что тотчас инфицировала и темпераментных друзей…

– …Девочки, давайте выпьем за нашего… наших музыкантов! – поправилась Марина.

– А за меня?! – напомнил о своём существовании Александр-второй.

– За тебя потом! – пообещала Виолетта.

– Надо было учиться лабать! – толстуха Кэт отобразила это, щёлкая пальцами по воздуху. Потом переместила удивлённый взгляд на подругу. – Ленка, а ты почему жрёшь котлету, ведь ты грозилась поститься, как все нормальные христиане?!

– Ничего страшного. Один раз нарушу!

– Не так страшен грех, сколько житие в непокаянии! – заключил, по-видимому, сведущий в этих вопросах Сандро, с укором взирая на непокаянных грешниц.

– Ангелочек ты наш! А ты хоть раз покаялся?! – Виолетта пронзила взором низвергнутого гитариста.

– Каюсь! – тот кистью руки «перерезал» по диагонали свой широкий лоб, как пионеры-ленинцы в своих политических ритуальных «оргиях».

– Девочки, с этим нету никаких проблем, – Александр-второй утонул в слащавой улыбке. – Я сымаю грехи лёгкой и средней степени тяжести. Могу сразу с двоих!

– А с четверых – слабо?! – Марина победоносно вздёрнула и без того вздёрнутый носик.

– С четверых не пробовал, – честно признался Александр-второй, виновато разведя руки.

– Девки, вы в курсе, какое в пятницу было число? – обратилась к подругам полногрудая Марина, жуя кусочек шашлыка из баранины.

– Тринадцатое! – подсказал Жульдя-Бандя, не гнушаясь попасть в это хрупкое сословие.

– Я, конечно, в эти мульки не верю, – рассказчица сделала загадочное лицо, предполагающее нечто страшно интересное, – но вот что удивительно…

– Все ходят без смирительных, и то, что мне приносится, всё психи эти жрут, – дерзко перебил вездесущий выскочка, умело оперируя словами гениального тёзки.

– Ну, я кому рассказываю! – приструнила кисельного братца Виолетты Марина. – Так вот. Проснулась утром, чувствую – что-то не то. Лап-лап, – она постучала по груди ладонью, обозначив это, – а на мне нету ночнушки, хотя я всегда сплю в ней. Обыскала всю квартиру – как сквозь землю провалилась. Мистика.