Тут из ванной выскочила купальщица, почему-то с сухими волосами, и кинулась обнимать подруг. Оставить это грандиозное событие без комментария наш герой не мог.

– Старушки с плачем обнялись и восклицанья начались (А. Пушкин)!

– Ого, среди нас поэт! – толстуха величаво, будто среди них герой Советского Союза, подняла голову, поскольку поэт был значительно выше. – Будешь нам стишки читать…

– Про любовь, – Марина нахально обняла его за талию.

– Руки прочь от Вьетнама! – Кэтрин небрежно отстранила руку подруги, отобразив на лице политическое презрение – одну из форм высшего пренебрежения, коим удостаиваются валютные проститутки, изменники родины, спекулянты и кондуктора общественного транспорта.

– Виля, как ты могла?! – пристыдила хозяйку Лена, вменяя той «тайную вечерю».

– Штрафная! – вынесла приговор Кэтрин и тоном, не принимающим возражений, объявила: – Едем на дачу в Проскурино. Банщик с собой…

Носильщик постучал себя по груди. Это означало, что он выступит в почётной должности истопника бани.

Кэтрин ткнула пальцем в Виолетту:

– Купальник! – затем в поэта: – Плавки!..

– Чого нэма, того нэма, – Жульдя-Бандя виновато развёл руками.

– Хорошо – будешь в трусах!

– Можно и без трусов! – Марина обратила взор к Виолетте, дабы узнать её реакцию.

– Сама будешь без трусов!

– Как делать нечего! – согласилась Марина, переместив взгляд на «братца».

– Сучка! – лаконично определила статус подруги Виолетта. Она сделала несмелую попытку отказаться, с трудом, конечно, веруя в её успех. – А может, вы как-нибудь без нас? К тому же мы уже выпили, а в сауну по технике безопасности…

– Мы её нарушим… один раз, – вмешался Александр-второй, в поисках поддержки окинув взглядом друзей.

Лена просительно воззрилась на подругу:

– Виля – не ломайся!..

– Не рассказывай мне майсы! Помнишь, Виля, как в Херсоне мы давали изумительный гастроль! – пропел Жульдя-Бандя отрывочек из песни легендарного питерского барда.

– Александр-первый тебе массаж сделает!

– Языком! – Марина хихикнула, вонзив жало пронзительного взгляда в гитариста.

– Мы, в принципе, можем и остаться! – зашла с козырного туза толстушка, для устрашения бухнувшись в кресло.

Это менее всего входило в планы Виолетты, и она вынуждена была покориться. Кисельный «братец» с трудом скрывал радость, оказавшись в таком цветнике. Уловив суровый взгляд «сестрёнки», напустил на себя немного печали, отчего стал похож на грустного шута, что плохо сочеталось с его конституцией.

… Дружная компания шумно погрузилась в семиместный минивэн, управляемый Александром-вторым.

Виолетта, дабы оградить «братца» от взбалмошной подруги, так и норовившей сесть с ним рядом, отправила, точнее, вытолкала ту на переднее сиденье. Дорога на дачу заняла чуть меньше часа.

Собственно, это был домик в деревне Проскурино, в стороне от автотрассы на Николаевск. Дача принадлежала дядюшке Марины – отставному генералу, который был большим жизнелюбом и развратником.

Генерал называл её «загородной резиденцией» или «запасным командным пунктом», в котором командовал, по большей части, проститутками и женщинами лёгкого поведения.

– Если бы стены моей резиденции умели говорить?! – с сожалением и горечью, что стены его детища безлики и безмолвны и что годы неотвратимо пожирают плоть, досадовал стареющий генерал. Впрочем, если бы стены его домика в Проскурино умели говорить, он узнал бы много нового и о своей любимой племяннице.

К домику был пристроен деревянный сруб, с которого Жульдя-Бандя и начал знакомство. Александр-второй, трансформировавшись из водителя и носильщика в истопника, чиркнув спичкой, из искры возродил пламя, при содействии керосина, вырывающегося из заслонки на свободу.

В предбаннике было две двери, что вызывало удивление тех, кто находился здесь впервые. Жульдя-Бандя, дабы удовлетворить любопытство, открыл вторую, что сразу прояснило её назначение: за ней был обустроен облагороженный красным мрамором бассейн, что для деревни было верхом пасторального зодчества.

Для деревенских мальчишек приезд генерала был всегда праздником.

– Сёдня на выгоне парнуха! – сообщали они друг другу об очередном приезде генерала или его повзрослевшей племянницы, перенявшей эстафету и частенько наведывающейся сюда с друзьями.

За генеральской дачей по утрам собирали на выпас стадо коров, и это место нарекли выгоном. Домовладение было огорожено глухим забором. Мальчишки, для обозрения, наделали в нём долотьями дырок, отчего забор выглядел будто бы после артобстрела.

Гордостью загородной резиденции генерала был банкетный зал в стиле классического пещерного модернизма. Скамьи похожи на сваленные бурей деревья. Стол – на цепях, прикреплённых к балкам чердачного перекрытия. Стол более походил на громадную качелю, и, поскольку на самом деле качался, в столешнице были выдолблены круглые углубления для тарелок и маленькие – для рюмок.

В левом углу – камин, более похожий на обломок скалы с полупещерой. Наскальное архитектурное сооружение, впрочем, использовалось в зимнее время для обогрева помещения и приготовления шашлыков.

Жульдя-Бандя открыл створку вишнёвого цвета резного барного шкафа, в котором змея окольцевала внушительную бутыль с прозрачной жидкостью внутри.

– Изумрудная красавица, – пояснила Марина и бросила красавицу в кресло, в котором уже гнездилась толстуха Кэт.

Та хоть и знала, что змея резиновая, но с необыкновенным проворством покинула насест, утвердившись за ним, не принимая ползучих тварей ни в каком виде. На её лице отразился ужас. Сложно было представить состояние Кэтрин, если бы это была настоящая кобра, гюрза или эфа.

Смех заполонил утробу генеральской дачи. Марина хохотала так звонко и заразительно, что её длинная конструкция задрожала, как потревоженная штормом старая мачта. Её внушительная грудь стала подпрыгивать, как два озорных мячика, наводя представителей противоположного пола на нехорошие мысли.

Вульгарный вырез в сорочке из голубого стрейча, казалось, способствовал тому, чтобы выплеснуть грудь на всеобщее обозрение. Но этого не происходило, и мужчинам приходилось своим бурным воображением додумывать остальное.

Начались праздничные хлопоты по сервировке стола, в которых сильная половина участвовала в качестве зрителей и советчиков. Толстушка Кэт оформляла собственноручно приготовленные отбивные, украшая их веточками зелени.

Виолетта из произведённых Леной котлет сотворила ромашку, для достоверности в центре поместив яичный желток.

Генеральская племянница, продолжая традиции хозяина, смастерила эротическое блюдо из двух очищенных куриных яиц, между которыми вложила банан.

За несколько минут всё было приготовлено.

Жульдя-Бандя не смог не выразить своего восхищения:

– Какой шикарный стол, девочки! Особенно вам сегодня удалась колбаса! – он изъял с тарелки кружочек сервелата, бесцеремонно отправив в рот.

Хозяйка пригрозила пальчиком в надежде сохранить сервировку до начала торжественной части.

– А ты что грустишь, как монах на партсобрании?! – она всучила веник в руки музыканта. – Подметай полы в доме. Ты, – Марина жалом ногтя указательного пальца ткнула в грудь Жульди-Банди, – моешь полы, здесь уже два месяца никто не убирался. Швабра, ведро в коридоре, вода…

– В бассейне.

– В колонке возле груши, умник! – она кинула аспидный взгляд на Александра-второго. – А ты иди прибираться в сауне и в предбаннике…

– Так я же сегодня истопником, – попытался опротестовать приговор тот.

– На полставки, – напомнила толстуха Кэт, выталкивая его из помещения…

– А на полставки горничной, – Марина нашла в этой профессии повод рассмеяться.

– И евнухом, – бросил вослед тёзка…

– …Господа, у меня эксклюзивное предложение! – обратился к общественности Жульдя-Бандя, когда униженные и оскорблённые самцы вполне справились с женской работой.