Элеонора, которая, благодаря своим северным корням, была и так довольно бледна от природы, теперь и вовсе напоминала самый белый воск, какой только можно было найти на рынке Лиссабона. Но большие глаза ее, устремленные на супруга, все так же пылали решимостью и отвагой. И еще восхищением от того, как ее муж умел держаться в самые непростые для него минуты. В ответ на его последние слова она коротко кивнула и сразу же перевела свой взор на Родриго, который, также не говоря ни слова, поклонился ей, а затем и де Мело. Министр продолжил.

– После моего отъезда во дворец – а я поеду доложить о моем видении Его Величеству и неизвестно, когда вернусь, ведь, если этот катаклизм накроет Лиссабон, скорее всего я останусь с его жителями и буду руководить спасательными и восстановительными работами лично… так вот, после моего отъезда вы погасите весь огонь, который есть в доме, весь, до последней лампады на самой маленькой иконке, до последней головни в печке – это понятно, Родриго? Отлично. И приготовите достаточно горячих углей в горшке, чтобы легко можно было развести огонь посреди вашего временного ночлега. Стража должна организовать место для костра и установить два очага и вертел для приготовления пищи. Дрова и все масло также будет необходимо вынести из дома. Все дрова, которые есть. Неизвестно, сколько времени вам придется ночевать на улице. Короче говоря, на месте цветника вам нужно будет сделать походный лагерь, вооруженный всем необходимым. Все эти приготовления должны быть закончены не позднее восьми часов. После этого все взрослые слуги должны вернуться к своим детям и уже не должны никуда уходить от лагеря. Моя жена вместе с Марией все это время будет находиться в центре цветника и руководить всеми приготовлениями. Я постараюсь вернуться так быстро, как только это станет возможным, но мое возвращение может затянуться на очень долгий срок, как вы понимаете.

А теперь – время дорого, подходите к Родриго, он объяснит каждому из вас, что надо делать. Лошади и поклажа готовы? – И министр, еще раз поцеловав дочь и жену и прошептав Элеоноре несколько слов на ухо, махнул рукой и быстро зашагал к выходу из столовой, а потом и к выходу из дворца. Быстро сбежав со ступенек своего дома, он решительно шагнул в распахнутую для него дверь кареты, и через мгновение шестерка прекрасных андалусских коней уже выносила его из ворот палаццо под тонкий свист хлыста, никому не заметные скупые слезы Элеоноры и наводящий жуть на все вокруг резкий свист конюха. А еще через мгновение от маркиза и его кареты остался еле слышный затухающий вдали глухой стук копыт.

Яс сидел у окна в огромном, как ему казалось, белом самолете с папой и мамой и радостно болтал своими тонкими ногами в белых парадных гольфах. Он не мог поверить, что сейчас, наконец, произойдет это чудо – он первый раз в жизни поднимется в небо. До этого он летал только во сне, да и то иногда не летал, а падал с их балкона. Ему, внуку летчика, оказавшемуся впервые по ту сторону аэропорта, сейчас все было важно и интересно. Он пока еще был слишком мал, чтобы знать, как называется их самолет, что отъезжающая от самолета машина с лестницей называется трапом, и что красивые девушки, встречавшие их у входа в салон зовутся стюардессами. Но его рецепторы, органы чувств и мозг работали в то утро на максимуме. Взлет самолета и уменьшившиеся как по мановению волшебной палочки деревья, дома и машины за иллюминатором вызвали у него тихий вздох восторга, а белые кучевые облака, впервые оказавшиеся под ним, да еще в такой непосредственной близости, заперли от волнения этот вздох в маленьких легких. Как передать словами то чувство, охватившее Яса в то утро? Этот была мешанина из восторга, спокойствия, чувства отчего дома и острого желания выпрыгнуть в окошко иллюминатора, чтобы зарыться с головой в этот белоснежный и упругий пух кучевых облаков. А потом прыгать на них вверх-вниз, как на батуте! Облака, думалось Ясу, наверное, также хороши и для того, чтобы откусывать от них большие куски и отправлять себе в рот, как сладкую вату, только это будет, наверное, вата со вкусом снега. Он, расплющив о стекло иллюминатора свой нос в свиной пятачок, смотрел на проплывающие мимо громады воздушных замков. Величественный небесный пейзаж за окном вытеснил все остальное, и Яс, замерев в кресле, пристально разглядывал детали каждого облака на фоне безупречной синевы, пока они не поднялись уже совсем высоко.

Свое первое возвращение на небо он будет помнить всю оставшуюся жизнь. Яс, будучи взрослым, вообще всегда поражался этой способности детской памяти уместить в воспоминаниях столько эмоций, мест и событий первых лет жизни. Все путешествие глаза его оставались широко открытыми с утра до момента погружения в сон. Вначале Кишинев, потом Одесса, куда они поехали из Кишинева, и конечный пункт – Гагры в Абхазии, которые для него были просто «Черным морем». Эта, самая первая его поездка оставила в памяти столько открыток, что хватило бы на целый альбом.

Огромен и разнообразен был Советский Союз своей одной шестой частью суши. Дедушка Миша был из рощ Подмосковья, бабушка Надя – из таежных лесов Забайкалья, его мама родилась в незнакомой Прибалтике, отец – тоже на Дальнем Востоке, он сам – в горно-степной Алма-Ате. Это только то, что он мог уместить в своей голове. И вот теперь – какой-то Кишинев, до которого лететь почти полдня. И это все их Родина! Погостить в Кишинев их пригласила близкая подруга мамы тетя Катя. Самая красивая из всех ее подруг, натуральная блондинка невысокого роста, с безупречной, и не только на вкус Яса, фигурой. А уж он немного разбирался в женщинах с недавних пор, как стал подглядывать за ними через сетку Рабица в детском саду. Тетя Катя совсем недавно вышла замуж за черноусого красивого молдаванина дядю Колю, которого она встретила, когда тот приехал в командировку в Алма-Ату. Ясу оба они очень нравились, он тоже любил представлять их, как тех своих персонажей за забором детского сада. Спустя много лет, когда он посмотрел фильмы с участием Брижит Бардо, он понял, почему тетя Катя притягивала мужчин. Ну, может у тети Кати губы были чуть тоньше, но это ничуть не умаляло ее красоты. Так что совсем неудивительно, что высокого красавца-инженера из Кишинева она покорила с первого взгляда.

Ни один другой ребенок, рожденный вне СССР, не мог почувствовать этой мощи: страны, раскинувшейся на многие тысячи километров с запада на восток. И сейчас, после шестичасового перелета, они ехали из аэропорта в родительский дом дяди Коли. Ясу запомнились только таблички с названиями улиц на непонятном ему языке, да еще красивый, немного сказочный вокзал из кирпича цвета туфа с разноцветными изразцами. Таких изразцов он до этого никогда не видел – вот и все из Кишинева, что он запомнил в ту свою поездку. Дома, где они гостили у друзей его родителей, он не запомнил совершенно.

Еще, кроме вокзала и надписей, в его памяти навсегда осталась горькая досада, когда взрослые пообещали ему поехать ночью в поле разжигать большой костер и запекать в нем кукурузу. Яс еще никогда не видел большого костра, только маленький, в котором они на даче жгли сухую траву, а кукурузу в Алма-Ате и вовсе не запекали, а отваривали и потом ели, обильно посыпая солью, что было божественно вкусно. Яс, конечно же, по закону подлости, заснул в тот вечер так рано и спал так крепко, что взрослые уехали в поле без него, оставив Яса на попечение родителей дяди Коли. А больше ничего и не осталось в памяти о Молдавии. Что они делали все остальные дни? Что ели, что пили, куда ездили? Нет, не вспомнить. Но может быть, маленький Яс не сохранил в памяти Молдавию из-за того, что дядя Коля иногда ругал его любимую тетю Катю? Детская память ведь не только хороший летописец, но и отменный психолог. Их брак скоро распался, а начали они ссориться уже на свой медовый месяц. Мама ему потом рассказывала, что дядя Коля постоянно ревновал ее. Ревновал страшно и бешено, не только к любому столбу, но даже к тени от этого столба – вот какой побочный эффект вызвала у него большая красота его молодой жены.