Осколочек луны висел в небе только для красоты: никакого света он не давал. Теперь двигаться было достаточно безопасно. Джо перебегал от одного валуна к другому, пока не добрался до хижины. Он прошептал у двери так громко, как только осмеливался: «Вы там, внутри? Тут кто-нибудь есть?» Но ответ пришёл из-за спины, из ослиного хлева по другую сторону ручья. На самом деле это был не хлев, а всего лишь пещера в скале, к которой была приделана половинка двери.
– Здесь, Джо, мы здесь, – ответили ему голосом Бенжамина.
Джо перескочил через ручей и пробрался по каменистой земле к ослиному хлеву.
– Заходи же! – прошипел Бенжамин, открывая дверь и втаскивая Джо внутрь. Тогда мальчик увидел Лию: она пятилась от него в самый тёмный угол хлева. Бенжамин похромал за ней, тяжело опираясь на палку.
– Не обращай на неё внимания, – сказал Бенжамин. – Она собственной тени пугается, эта малышка, но у неё есть на то причины.
Лию не сразу удалось убедить выйти из угла, и даже тогда она не смотрела на Джо, а прятала лицо в пальто Бенжамина.
– Она замёрзла и устала, Джо, – объяснил тот, – как и я. Мы попытались перейти границу вчера ночью. И лучше бы мы это сделали.
– Что случилось? – спросил Джо.
– Лодыжка, моя треклятая лодыжка – вот что случилось. – Бенжамин погладил Лию по волосам и притянул ближе к себе. – Была идеальная ночь для этого. Куча облаков, сильный ветер – но солдаты, солдаты повсюду. Я уже переходил эти горы, наверное, дюжину раз и никогда не видел столько солдат. Вот почему мы побежали. Обычно мы не бежим: идти всегда получается спокойнее и тише. Не знаю, что мне там попалось: камень или дырка в земле – да и какая разница. Так или иначе, я вывихнул лодыжку – прямо слышно было, будто выстрел, – и теперь она надулась, как воздушный шар. Мы всё равно не могли идти дальше, так что засели здесь, ожидая, когда солдаты уйдут. Мы собирались вернуться, как стемнеет, но сомневаюсь, что нам бы это удалось, самим, без помощи.
– Она сломана? – спросил Джо.
– Возможно, но в любом случае толку от неё не будет ещё пару месяцев – это уж точно. – Бенжамин наклонился и поцеловал Лию в макушку, она подняла голову и посмотрела на него. – Она заживёт – дай-то Бог, – и, как станет получше, мы попробуем ещё раз. Мне всё равно, сколько солдат они запустят в эти горы, – мы найдём, как проскользнуть мимо них. А теперь, Джо, – Бенжамин положил руку ему на плечо, – мне понадобится кто-нибудь сильный, на кого можно опереться. – Он повернулся к Лие и заговорил с ней на другом языке. Она переводила взгляд с него на Джо и обратно. Бенжамин кивнул и подтолкнул её вперёд. Она медленно протянула ручонку, и Джо взял её. – Снаружи всё чисто, так? – спросил Бенжамин.
Джо выглянул из хлева. Ничего не было видно и слышно. Он почувствовал, как холодные пальчики Лии сжались сильнее.
– Всё чисто, – ответил он, и, с рукой Бенжамина на его шее, они двинулись в ночь.
Это был медленный и мучительный путь вниз по горе. Хотя Бенжамин был невысок, но достаточно тяжёл, чтобы плечо Джо заболело под его весом. Ему приходилось ступать очень осторожно: он понимал, что, если споткнётся, они все повалятся, словно карточный домик. Лия цеплялась за свободную руку Джо, и даже в самых узких проходах ничто не могло убедить её отпустить руку и идти позади. Малейший внезапный толчок – и Джо слышал придушенный стон и ощущал, как сжимается хватка на его плече. Они остановились у реки передохнуть, зная, что худшая часть – подъём в гору – ещё впереди. Дальше Бенжамину понадобилась и помощь Лии в качестве опоры, но, даже положив ладонь на её плечо и обхватив другой рукой плечи Джо, он всё равно был вынужден иногда наступать на больную ногу. Каждый шаг был для него пыткой – пыткой, от которой Джо страдал вместе с ним.
Джо повёл их самым коротким путём: вверх по холму, через поля. Сейчас у него даже мысли не возникло о том, чтобы скрываться от немецких патрулей или что они могут кого-то встретить. И Бенжамин явно чувствовал то же самое, потому что вдруг запел, сначала тихонько, сквозь стиснутые зубы, а потом, через пару мгновений, к нему присоединился писклявый голосок Лии. Это была медленная маршевая песня, с простой мелодией и ритмом, и Джо скоро тоже их запомнил. Песня своим ровным, непреклонным ритмом держала их всю дорогу вверх, до дома, и там они уже запели на ветру во весь голос. Из-за хлева появилась тень и превратилась во вдову Оркада.
Она приняла протянутую руку Бенжамина.
– С нами всё в порядке, матушка, – сказал он, – всё в порядке.
И Джо внезапно ощутил, что блаженно свободен от веса Бенжамина, потому что вдова Оркада обхватила его обеими руками и теперь держала.
– Мне лучше идти домой, – сказал Джо, потирая плечо, – а то будут расспрашивать.
– Благослови тебя Господь, Джо, – ответила вдова. Она впервые назвала его Джо.
– А что я вам говорил, а? – усмехнулся Бенжамин. – Говорил, что это хороший мальчик. – Он наклонился и что-то шепнул Лие.
– Джьенкуе, Джо, – сказала она, и её личико наконец-то расплылось в робкой улыбке.
– Что это значит? – спросил Джо.
– Это «спасибо» по-польски, – объяснил Бенжамин.
Когда Джо вернулся домой, его уже ждали. Он придумал историю по пути – это было нетрудно. Он часто ею пользовался, когда приходил поздно, но тогда она была правдивой, по крайней мере отчасти. Однако так надолго он ещё никогда не задерживался. Опять увидел орла, сказал Джо, пока стерёг овец, а потом мимо проходил Юбер, и его можно было оставить с овцами. Сам он шёл за орлом по всей долине, а потом в горы, чтобы посмотреть, найдёт ли гнездо, а потом заблудился в темноте на обратном пути.
– Там очень темно, – объяснил Джо.
Дедушка смотрел на него хмуро.
– Орлы ведь не гнездятся осенью, правда? – спросил он.
– Нет, конечно, – пожал плечами Джо. – Но я подумал, что смогу найти, где он отдыхает, – тогда следующей весной буду знать, где искать. Я уже сто лет ищу их гнездо, ты же знаешь.
– Да ладно орёл, – перебила мама. – А вот как насчёт патрулей? Ты что, не слышал, что сказал месье Сартоль? Не слышал, да? Я чуть не померла от тревоги, Джо.
– Я ничего не видел, – ответил Джо.
– Твоя мать тебе говорила, снова и снова говорила: не убегай вот так, ничего ей не сказав. – Дедушка изображал суровость, но получалось у него не очень-то хорошо. – Ты бы не посмел так поступить, если бы твой отец был здесь – так ведь?
С этим Джо спорить не мог. Он замолчал, и это было наилучшим решением. В конце концов оба исчерпали запас увещеваний, как он и ожидал, но главное – они не усомнились в его истории, и его тайна осталась тайной.
– Папа опять написал, – сообщила мама, вытаскивая из кармана открытку. Им уже раньше приходили такие открытки – это был заполненный бланк, вовсе не письмо. Джо узнал папин почерк. В открытке говорилось то же самое, что в других: что со здоровьем всё в порядке, что он по-прежнему работает на дровяном складе, – вот и почти всё.
– Три года, как его нет, – произнесла мама, – уже почти три года.
– Он вернётся, Лиза, – сказал дедушка.
– Да? – покачала она головой. – Если война так и будет идти, то нет. Его никогда не отпустят домой, никогда. – Джо терпеть не мог видеть слёзы в маминых глазах и отвернулся. – Знаешь, что самое худшее? – продолжала она. – Что я не знаю, где он. Если бы я знала, где он, я бы могла смотреть на карту и говорить себе: «Он там, вот он где», и это было бы хоть что-то.
– Кыш в постель, Джо, – велел дедушка, – тебе завтра в школу. И никаких больше гонок за орлами, слышишь? – Он шутливо шлёпнул Джо по заднице, когда тот выходил.
Всегда было одно и то же, когда от папы приходила открытка. В промежутках они почти не разговаривали о нём – как будто его все позабыли. Его просто здесь не было, и всё. Им приходилось справляться без него и удавалось это делать – отчасти потому, что они о нём не думали. Но когда приходили открытки, мама становилась замкнутой и молчаливой в последующие дни, а это расстраивало всех в доме – всех, кроме дедушки: его, похоже, могли расстроить только немцы.
