– Дамы и господа, – объявил он. – Лейтенант попросил вам сказать, что начало комендантского часа сегодня сдвигается на полчаса, чтобы все мы успели спокойно разойтись по домам. Он просит всех нас быть дома к десяти часам.
Джо ловко пробрался сквозь толпу у крыльца церкви и помчался домой. Папа с дедушкой уже сидели за кухонным столом.
– Они здесь? – спросил Джо.
– Наверху, на сеновале, – ответил дедушка. – Все трое.
– Вы всех привели? – уточнил Джо.
– Всех, – сказал папа, – и все уже по своим местам. Мы управились меньше чем за час.
Джо залез по лестнице, приставленной к задней стене хлева, и открыл дверь сеновала.
– Джо? – прошептал из темноты голос Бенжамина. – Это ты, Джо?
– Это я, – ответил он и залез на чердак.
– Лия спит как младенец, – сказал Бенжамин, и в темноте Джо нащупал её: она свернулась калачиком прямо рядом с ним, рука оказалась под его коленом.
– А я нет. – Это Михаэль подполз к ним по сену. – На, – сказал он, – я принёс тебе вот это. – Он пытался всунуть что-то в ладонь Джо. – Это то, чего ты всегда хотел, но взять не получалось. Держи, принесёт тебе удачу.
Это оказалась шахматная фигурка, белый ферзь.
– Я ему сказал, Джо, что завтра он будет твоим братом, – пояснил Бенжамин. – И знаешь, что он мне ответил, этот ужасный мальчишка? Он заявил, что, если бы ты был его братом, он уж научил бы тебя играть в шахматы получше.
Тут Джо увидел абрис лица Бенжамина на фоне окна.
– Ты сбрил бороду!
– Указание твоего отца. – Бенжамин погладил подбородок. – Если хочешь сойти за местного, – сказал он, – надо и выглядеть как местный. Похоже, у вас тут не очень-то много рыжебородых, так что пришлось сбрить. Я без неё чувствую себя немножко голым, и прохладно как-то. Но она отрастёт обратно. Пусть уж лучше отрастёт, а то Аня меня не узнает, когда увидит.
– Значит, ты остаёшься. – Джо даже не спрашивал.
– Да, – ответил Бенжамин. – Я переправлю их через границу и вернусь. – Он обнял Джо за плечи. – Джо, я почему-то чувствую больше уверенности, чем когда-либо, что Аня найдёт сюда дорогу. Помнишь, что я тебе сказал, когда вывихнул щиколотку, когда выпал снег и стало казаться, что надежды нет? Помнишь, что я сказал? Я тогда сказал «будем ждать и молиться». Ну вот, мы ждали и молились – и смотри, к чему пришли. Завтра к этому времени, даст Бог, дети уже будут в Испании и наконец-то в безопасности. Так что я буду ждать Аню в пещере и молиться.
Когда Джо спустился в кухню, вся семья была там. Папа сидел на корточках перед Кристиной и держал её ручонки в своих. В его голосе слышалось некоторое нетерпение.
– Забудь сейчас про ослика, Кристина, просто помни: всё время держись рядом с Джо. Он хлопнет в ладоши, и ты хлопай, бегай за овцами, как Руф. И если кто-то спросит, у тебя есть старшая сестричка Лия и старший братик Михаэль. Ты меня поняла теперь?
– Но у меня нету старшей сестрички, – нахмурилась она. – А старшего братика зовут Джо.
Папа сдался, и его место заняла мама.
– Это как игра, притворяшки, – объяснила она. – Только завтра тебе нужно притворяться, что у тебя есть старшая сестра, и её зовут Лия, и старший брат, по имени Михаэль, и тебе надо дружить с ними, заботиться о них и не ссориться.
– А на ослике-то мне можно будет покататься? – спросила Кристина, и все не могли не рассмеяться.
Когда она ушла спать, папа откинулся на спинку своего кресла и вытянул ноги. Дедушка зажёг последнюю на сегодня сигарету: он всегда выкуривал «последнюю», обычно несколько, перед сном.
– Некоторые люди, – сказал он, – ужасно предсказуемы. Знаете, что мне сказал Арман Жолле, когда я ему обо всём сообщил? Он сказал, что нам придётся ему компенсировать расходы – компенсировать! А ещё знаете, что он сказал? «Если я пойду с вами, мне придётся закрыть лавку на целый день, и я потеряю на этом деньги». – И этак затряс подбородком, словно рассерженный индюк.
– Деньги, – сказала мама. – Этот человек умеет думать только о деньгах.
– Я никогда не разговаривал особенно с этим учителем, месье Ода, – задумчиво сказал папа. – Всегда считал его странным типом. Но нет. Он прекрасный человек. Когда я ему всё рассказал и попросил освободить детей от занятий в школе, он призадумался, и я уж решил, что откажет. Он всегда выглядит таким унылым, вредным старикашкой. И знаешь, что он сказал, Джо? Что дети наверняка больше узнают за этот день, чем от него – за всю жизнь. «Важно только то, что остаётся с тобой, – вот как он сказал. – И что бы ни случилось, вряд ли кто-то из нас когда-нибудь забудет завтрашний день».
Джо даже не пытался уснуть в ту ночь: он знал, что это бесполезно. В его голове снова и снова прокручивался план. Он пытался представить, как это всё увидят солдаты. Всё ли покажется им обычным? Не заметят ли они лишних детей среди скота? Распознают ли они незнакомца в Бенжамине, взглянув на его лицо? Ему удалось почти убедить себя, что план сработает, и немцы увидят только то, что должны увидеть. Но часы шли, приближалась заря, и ужасное сомнение возвращалось снова и снова. Оно родилось из того, что ему когда-то давно сказал капрал. Он сам был из баварской горной деревни – «такой же, как Лескён», – вот что он говорил. «Но если она так похожа на Лескён, – думал Джо, – то он не может не понять, что для перегона скота не нужны толпы детей – это могут сделать несколько мужчин и пара собак. Кроме того, он должен знать, что скот перегоняют отдельными стадами, а не одной огромной, беспорядочной кучей. Чем больше Джо старался увидеть картину глазами капрала, тем больше тревожился, а к рассвету рой зудящих сомнений затмил все его надежды. Он встретил новый день, ощущая, как в нём поднимается глубинный ужас.
За завтраком он увидел ту же тревогу в маминых глазах. Папа с дедушкой всё ещё спорили, кому лучше остаться с детьми в хижине и вести их через границу. Дедушка заявлял, что он подходит лучше, потому что здоровее, а папин кашель выдаст их всех. Папа возражал, что он моложе и уж горы-то знает лучше. В какой-то момент они уже собрались делать это вместе, но мама не соглашалась. Она сказал, что глупо обоим рисковать попасться. В конце концов папа настоял на своём.
Лия и Михаэль выглядели в деревенской одежде несколько неуклюже. Ели они жадно и молча. Кристина только таращилась на них и даже завтракать отказалась.
– Пора идти, – сказал папа. Бенжамин допил кофе и встал.
– Месье, мадам, – сказал он, – я вас почти не знаю, но, прежде чем мы уйдём, я хочу поблагодарить вас и всех людей вашей деревни за то, что вы сделали и собираетесь сделать. То, что произошло в этом небольшом селении, удастся оно или нет, – уже достаточно подтверждает, если нужны какие-то подтверждения, что никто и никогда не сумеет подавить силу добра и сострадания в человеческих сердцах. У меня только остаётся одно небольшое сожаление: что моя маленькая Аня пока ещё не здесь. Но когда она придёт, я ей всё расскажу и буду повторять как можно чаще, чтобы она передала это своим детям. Такое нельзя забывать. А теперь, если вы мне позволите, я произнесу молитву. Это последняя молитва, которую мы читаем перед выходом из синагоги. – Он закрыл глаза. – И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един, и имя Его едино[2].
Руф валялся перед плитой, растянувшись, словно коврик, а Лия сидела на корточках рядом с ним и гладила его по голове, а потом наклонилась и поцеловала его.
– Джо, – сказал папа, – давай уже буди этого пса. Без него мы овец не перегоним.
Джо свистнул, и Руф проснулся; на морде его читались смирение и покорность судьбе. Он громко зевнул, и Лия рассмеялась так, что плюхнулась на пол, а он потянулся, встряхнулся для бодрости и повёл их на двор.
Улицы уже полнились звуками отары – какофонией колокольчиков и блеяния, и, словно басовая партия в этом буйном хоре, шло мычание коров и вопли ослов. Мимо прошло первое стадо, Лоран погонял его палкой. Он вёл тяжело нагруженного ослика, грациозно ступавшего по камням мостовой. Проходя мимо Джо, Лоран ухмыльнулся и подмигнул. Каждая минута этого дня была для него чистым восторгом приключения. С ним шли двое ребятишек из пещеры. Они выглядели в точности так же, как и все деревенские дети вокруг. В руках у них были прутья и палки, они точно так же посвистывали, покрикивали и хлопали в ладоши. Прошли ещё два овечьих стада и коровье, и Джо насчитал ещё пять ребятишек из пещеры.