Поутру отряд позавтракал замоченным на ночь в котле пшеном да остатками вчерашнего мяса. Оседлав лошадей, люди двинулись в путь по бескрайним лугам, и на пути всадников за весь день не встретилось ни одного поселения.

– Почему здесь так мало поселений? – проворчат Мойрон, которому хотелось нормально выспаться где-нибудь на лежанке в деревенском домике. – Я слышал, что южнее Брасо-Дэнто город на городе и городом погоняет, а нам за 4 дня пути встретилась лишь одна деревня.

– Места дурные, – ответил сэр Рэй, повернув голову в сторону Солра.

– А что здесь дурного, сэр? – непонимающе уставился на капитана конник.

– Все, что ты слышал – это касается юго-запада и юга Солрага. А здесь же низина – рядом болота, почва непригодна для земледелия. Еще и болота периодически горят, от нескольких дней до пары лет. Никому не хочется жить рядом с горящей землей, в дыму и страхе. – ответил граф, который ехал чуть позади, но все прекрасно слышал.

Мойрон вздохнул, ловя себя на мысли, что граф, похоже, слышит вообще все.

– Как это, болота горят, там же вода, – спросил удивленно другой Солр, на вороном жеребце.

– Горит что-то в самих болотах, – ответил Филипп. – Плохая слава у этих мест, поэтому мало поселений.

К вечеру отряд расположился в холмистой местности, около небольшой речушки, которую вдоль и поперек прошли, истыкав палками, Солры. Слуги попробовали воду и, убедившись в ее чистоте, набрали котлы для готовки.

– Уважаемый Уильям, мой Тарантон ждет Вас и очень скучает, – тихонько сполз с коня облаченный в доспехи сэр Рэй. Он сделал пару шагов и его лицо исказила гримаса боли, капитан страдальчески схватился за плечо.

Смеркалось и очертания местности стали расплываться в наступающей ночи. Уилл спрыгнул с Серебрушки и, погладив кобылу за ушами, взял под уздечку и повел к сэру Рэю.

– Давайте я сразу двоих почищу, сэр Рэй, а потом уже проведем спарринг. – предложил деликатно Уилл.

– По поводу спарринга… Давайте сегодня пропустим, потому что, честно сказать, у меня очень болят плечо и грудина после удара графа, даже дышать тяжело. Почистите Тарантона да привяжите там, где другие лошади. – сморщился капитан и, кряхтя, пошел с седельными сумками и седлом в сторону костра, чтобы погреться и отлежаться. – Что за удары у графа, поверить не могу… словно бревном по мне постучали.

Осторожно ведя Тарантона и Серебрушку за холмы, ближе к реке, Уилл постоянно уворачивался от зубов коня, тот пытался схватить Уилла за волосы и злобно фыркал. Морда гнедого коня, хитрая и наглая, выражала полное счастье от своего свинячьего характера, а молодой вампир время от времени вздыхал от этой конской вредности.

Лагерь скрылся от глаз, рыбак завернул за холм и привязал к колышкам двух коней, васо в десяти от воды. Серебрушка стояла и ласково смотрела своими бархатными глазками на серой морде, Тарантон же нервно перебирал мохнатыми ногами, поднимал хвост и высоко задирал шею. Но хотя бы не убегал, и то хорошо – привязанная к колышку веревка была для такого коня словно тростинка.

Сначала Уилл почистил от головы до копыт свою серую кобылу, та с радостью восприняла уходовые процедуры и радостно фыркала. На луга опустилась ночь и в полном одиночестве, промыв щетки после кобылы, Уилл подошел со вздохом к Тарантону. Тот, почуяв, что его сейчас будут чистить, заржал и брыкнул воздух задними ногами, повернувшись в сторону мужчины. Бедняга Уильям попытался обойти коня с другой стороны, но хитрый жеребец снова встал задом к вампиру и показательно пнул воздух копытами, припрыгнув.

Раздался знакомый всплеск, Уилл повернул голову в сторону воды. Из совсем неглубокой речушки, по грудь взрослому мужчине, выбралась на берег Вериатель. Бросив щетки на землю, рыбак подскочил, радостный, к своей возлюбленной и обнял ее. Он расцеловал фыркающую от счастья Кельпи в ее аккуратный носик, бледные щеки и красивые губы.

– А я уж думал, что здесь мелковато для тебя, – сказал мужчина.

Вериатель помотала головой из стороны в сторону и, выкарабкавшись из объятий, вприпляску подбежала к двум лошадям. Те стояли и, замерев, смотрели на Кельпи, совершенно спокойно и умиротворенно. Тарантон перестал брыкаться, его хвост мирно повис, а голова склонилась к земле.

Погладив Серебрушку, Вериатель скакнула к Тарантону и обняла его рыжую наглую морду, которая сейчас выражала полное смирение. Конь радостно фыркнул и застонал, когда демоница потерлась о него лицом.

– Вот негодяй, а меня все укусить пытается, – пожаловался Уильям, с завистью наблюдая, как этот мерзкий конь, словно ласковый котенок, играет с Кельпи.

Вериатель рассмеялась, громко и чисто, ее смех донесся до Филиппа, читающего на лежанке книгу. Вернувшись к Уильяму, Вериатель взяла его за руку и потащила к жеребцу. Подойдя, она положила ладонь мужчины на морду присмиревшего гнедого жеребца, и чуть застонала. Ее пальцы гладили уши, гриву, губы Тарантона и тот млел от ласки, закатив глаза, чуть пофыркивая. Открыв глаза, конь ласково посмотрел на Уильяма и потерся о его ладонь мордой.

– Вериателюшка, как мне тебя благодарить, – улыбнулся счастливо Уилл и взял холодную и бледную ручку демоницы в свою ладонь, припал губами к ней.

Кельпи улыбнулась, отчего ее лицо не по-человечески перекосилось и томно взглянула своими голубыми и чуть отрешенными глазами на мужчину. Увидев пылающего от страсти молодого Уильяма, она неожиданно расхохоталась и в один прыжок скакнула от него на пару васо в сторону. Уже через мгновение темно-мышастая кобыла с длинной черной гривой скакала вокруг вампира и Тарантона, приплясывая и фыркая.

– Вот ты шкодница, – расхохотался Уилл. – Эх, дудочку бы сюда, я б сыграл что-нибудь веселое для тебя.

Послышались звуки пения. Как под заказ, люди у костра, наевшиеся жареных перепелов и зайцев, и довольные тем, что дождь прошел и стало заметно теплее, запели. Пели какие-то солдатские простые песни: о любви, матери, родном городе. Пребывающий в хорошем настроении Леонардо наигрывал на своей серебристой флейте удивительно сладостные мелодии, которые находили отклик и в душе Солров, и обычных вампиров.

Находясь в стороне от происходящей в лагере эйфории, Уилл стоял у берега реки в окружении трех лошадей. Луна освещала маленькую речушку, а громкие голоса, поющие неровно и не в такт, под звуки флейты, развеселили Кельпи и та выделывала различные фигуры вокруг Уилла, брыкаясь, подскакивая и приземляясь попеременно на разные ноги.

Тело кобылы поплыло, воздух вокруг нее задрожал и уже абсолютно черная демоница, со страшной разверзнутой пастью, усеянной длинными и кривыми зубами, с растянувшимся телом и когтистыми лапами, подскочила к Уиллу. Тот, совсем не испугался, но удивился такому настроению Кельпи – нечасто за долгие годы знакомства та представала перед ним в своем истинном облике.

– Ты у меня красавица, – тихонько и восхищенно сказал вампир.

Он взволнованно дотронулся до демоницы и погладил странную черную кожу, липковатую и мягкую. Огромные зубища сверкнули и клацнули у него перед лицом и, довольная своей шуткой, которая совсем не напугала Уилла, Вериатель высунула длинный язык и облизнула мужчину. Словно змея она обвилась вокруг него в несколько колец, растянув свое демоническое тело, с которого капала черная слизь, тут же стекаясь обратно к чудищу. Странное ощущение единения захлестнуло Уилла – он почувствовал умиротворение и счастье, будучи оплетенным с водяной демоницей, словно растворившись в ней. Пальцы гладили полужидкое склизкое тело, проходя сквозь него, длинную гриву, что напоминала тину, обезображенную морду с острыми зубами и ярко-голубыми глазами. Копыта, что стали лапами, удлинились и удерживали обвившуюся вокруг Уилла демоницу, уперевшись в землю с двух сторон от вампира.