Пока добрались к дому Рыжухи, укачало Круглоуха до зеленых чертей. Сашка, который кобылу вел и пикнуть не подумал на предмет везти Круглоуха дальше к заводской санчасти. Подвел он Машку к самому крыльцу. Народ-то Рыжуху ждать не стал, разошелся по своим делам. Но кое-как вдвоем с Рыжухой сгрузили они Круглоуха с лошади, притулили к ограде на лестнице, благо тот своей помощью им не мешал. Все ж образованный человек. Интеллигент.

Внутрь решили его пока не вести. Пусть интеллигенция в себя придет на свежем воздухе. Заодно и амбре проветрится. Ну и сидит Круглоух на резном крылечке, к деревянному столбу привалившись – вроде легче ему становится. Смотрит он на яркую красоту летнего леса вокруг. Смотрит на Черныша, как тот шарит в кустах по округе и проверяет стаю, смотрит на Рыжуху, как та спешно достает свежей воды из колодца, смотрит как чуть в стороне прыгают и вроде с кем-то дерутся в черничнике черные соболя.

Один такой зверь, недавний круглоухов знакомец, увидел Рыжуху, бросил друзей, да резво прыгнул ей на плечи.

Рыжуха взвизгнула, ведро едва удержала и крикнула в голос:

–Мур! Нахал! Спрыгивай с меня сейчас же! Со своими когтями! Мур!

Мур спрыгивать не желал. Он ткнулся Рыжухе в ухо и застрекотал будто ласково.

Круглоух сам не понимая почему, заулыбался. Тут Рыжуха покрутившись с Муром увидела, что творят муровы друзья. Волосы у нее не удержались – взвились длинными кудрями по ветру и кинулась Рыжуха разгонять хулиганов, покрикивая: “Ах вы разбойники! Метлу драть! А ну я вас!”.

Круглоух смотрел на лохматую Рыжуху, как та отнимает у юрких зверей здоровенную дворовую метлу, как те висят на метле и стряхиваться с нее не хотят и смеялся уже в полный голос.

–Ну ты-то что смеешься! Хорошо видать тебя приложило, – спросила его Рыжуха, держа одной рукой почти отвоеванную метлу, а другой упираясь в бок .

Круглоух рассмеялся наново и выпалил в ответ:

–Баба-Яга! Ну вылитая Баба-Яга с метлой! Что ж ты меня на метле в дом не принесла?

Ну Рыжуха тут и сама рассмеялась.

–Так свалился бы ты с метлы добрый молодец, а я таких красивых привыкла живыми в печку пихать.

Рыжуха вернулась к колодцу, подхватила ведро с водой и пошла по дворовой траве к Круглоуху. Подошла, приткнула у крыльца метлу, поставила ведро на крыльцо, а сама склонилась к Круглоуху, лицом к лицу близко-близко, так что дыхание различить можно. Посмотрела она ему в глаза и взгляд отводить не поторопилась.

Он тут замер, как дышать позабыл. Поди женщины никогда и не смотрели на него так. Прямо глаза поднять боится, а вдруг и глянул: увидел разом как она красива, какие глаза у нее глубокие, какие черты у нее тонкие, точеные, будто сама царевна над ним склонилась. Тут уже про отвернуться от нее и речи не стало.

Она его взгляду в ответ озорно улыбнулась, выпрямилась, вынула из ведра ковшик с водой и ему поднесла:

–поцеловала бы я тебя добрый молодец, да разит от тебя как от лешего. Напейся воды и умойся, все свежее будет.

Круглоух совсем смутился, молча взял у нее деревянный ковшик с водой и разом весь выпил. Водичка из колодца свежая, дюже сладкая, как есть живая в своей упругости. Сама в рот бежит и по всему телу на каждую клеточку родной душой примеряется. Ну Рыжуха страдальцу еще зачерпнула и еще. Че уж там. Добрый молодец аки конь.

Мыться она его не заставила. Сама лицо ему ладонью ополоснула, шею – уши мокрым полотенцем протерла и ладно. Разуться, раздеться прямо на крыльце сказала, чтоб грязь в дом не носить и так, в нижних портках в дом повела. Через комнату, в спальню и спать. Он в кровать лег и заснул разом. Думал теперь ни за что ему глаз не сомкнуть, а вот где ж. Только улегся он на мягкое, да мягким укрылся – уволокла Круглоуха рыжухина постель в глубокий сон, его не спрашивая.

А Рыжуха уходить не спешила. Села рядом на кровати и смотрит на него не отрываясь. Не мальчик уже, Круглоух – зрелый человек. Лицо у него сильное, точно выстроено, а только как ни смотри – через все черты теплой мягкостью отштриховано. Вроде серый весь от болезни, переносица восковым страхом истончилась, под глазами тени запали, а ровно свет сквозь жесткое мужское лицо идет, темную щетину стороной ставит. Словно душа в своей чистой ясности у него сквозь грубое тело пробивается и видна становится. Шепнула про себя Рыжуха: “вот уж не думала, что суженый мой таким смешным окажется.” Поднесла ладонь к его голове, хотела короткий вихор у бинта огладить, да разбудить побоялась, не стала.

У волос ее конечно свое мнение проявилось. Потянулись они рыжей поступью к мужским волосам поздороваться. Сидит Рыжуха на месте не движется, а волосок к волоску тянется, с волоском волосок тихо дружится. Соединило их – не оторвать, да отрывать и некому. Слушает Рыжуха о чем волоски их шепчутся и улыбается. Все как есть друг другу они рассказывают. Соскучились видать за житейский век: наговориться не могут, милуются.

Странно это было Рыжухе: знала она Круглоуха давно, да все по верху – издали. Не думала она про него, не влюблялась. И сейчас: смотрит она как все тело ее, вся душа к нему льнет, как он сам на ответ ей всем своим мягким светом тянется, а ведь разумом обыденным еще ничего между ними не сложено и сердце едва лишь готовится. И вроде нет еще между ними той обычной любви, что между людьми случается, а души узнали друг друга и навек снова сплетаются. Хочешь не хочешь, а все уже решено.

Поднялась Рыжуха. Прибрала свои волосы, прошла к окну вроде занавеску прикрыть, а так – еще на миг задержаться. Увидела на подоконнике вездесущего Мура и погрозила ему пальцем. Мур и ничего и тихо сидит. Молчит. Усы топорщит. Глазками соболиными личность демонстрирует самую осмысленную. Вот он косолапость свою под пузо подобрал и спрыгнул мягко на пол, спокойно подошел к кровати и взлетел на нее словно перышко. Пробрался через пушистые сатиновые поля к самой подушке и устроился спать рядом с Круглоухом будто порядочный домашний кот.

Глава 5.

Хороший сон человека не хуже бани распаривает. Выспался человек – теплый да благостный сызнова нарождается. Круглоух эту аксиому за всю жизнь в первый раз на себя применил. Проснулся утречком и хорошо ему. Солнце уж встало, конечно, по лету заранее. Через окно в комнату лучи через белую занавеску просочились, и редкие пылинки в воздухе на золото превращают. Лучше того алхимика. Смотрит Круглоух на золотое сияние, внимание на мысли оборачивает, а в мыслях все та же пыль золотая на пустоте светится и без движения. Удивительно это Круглоуху. Такие чудеса, чтоб голова пустая сидела без синтеза и анализа, с ним обычно не приключаются. Созерцает он случившееся и ничего ему в это время не хочется, потому как удовольствие от этого покоя все другие потребности на нет сводит.

Конечно, чтоб счастье такое долго длилось, то заслужить надо. У Круглоуха заслуги по той части пока еще хило числились, а потому скоро уже за окном раздался рык Черныша и сразу за тем резкий бабий крик.

–Рыжуха! Дома ты? Выйди Рыжуха! Выйди, случилось что!

И стук прямо в окно спальни звенит. Круглоух разом в нормальное состояние вернулся. Вспомнил где он и кто он. Повернулся в постели, потянулся и наткнулся рукой на твердое. Глянул – детская игрушка: рыцарь в доспехах. Видно до него здесь мальчишку лечиться оставляли, да постель еще не меняли.

Вот опять за окошком крик, а Рыжуха не откликается, вроде ее и дома нет. И принялся Круглоух соображать как ему лучше поступить. Надо бы выйти, но в чужом доме больной не хозяин. Позвал он Рыжуху: вдруг ему отзовется. Голос у него вышел осипший, тихий – такой никто не услышит. Напился Круглоух воды, оставленной все в том же деревянном ковше у кровати. Поднялся на ноги, голову у него повело – чуть обратно не слег. Удержался, взял себя в руки и путаясь в ногах, вышел в большую комнату. Сунулся в кухню, нашел рядом помещение с утра особо необходимое, воспользовался и легче ему стало. Снова позвал Рыжуху, но той похоже и вправду не было. А баба во дворе не унималась и под слаженный вой стаи, что звенел на манер городской сигнализации, продолжала звать Рыжуху.