Матвеич до той поры вроде спокойно среди людей колосился, всякого за день уже наслушался, но тут екнуло у него внутри: Круглоуха сейчас словно в первый раз увидел. Все движения простофили физика на манер мужских зафиксировал. Крепко стоит, уверенно говорит, женщину молчаливую спиной укрывает. Ох не спроста такие дела. Начал Матвеич прикидывать личный расклад, Рыжуху глазами ощупал, и отвлекся, прямо скажем, от существенного на конкретное. То ли Рыжухиному авторитету он позавидовал, то ли Круглоуху, который похоже теперь с ней, а то и обоим вместе. Выплюнул он ревнивые слова, точно не думая:

–А не вы ли сами нам эту аварию вчера устроили? А? Круглоух? Очень уж затейливо все это вышло. Природное всегда проще. Нашаманила ведьма, наука технику изобрела. А еще вчера, зачем мне оба с травмой твоей цирк показывали? На лбу-то у тебя вон – царапина. Теперь что дальше делать будете? Какой план задумали?

Круглоух в в ответ жаром взвился:

–Ты же был там, ты сам все видел! Какой смысл нас обвинять?

–Я видел только, что вы оба там были и что Рыжуха там во всю свою химию разводила. Это я видел.

–Ну так и ты там был! Может диверсия твоих рук дело?!

Матвеич резко вперед подался, намерение известное в голове имея, только народ его придержал, развития сюжету тому не допустил: при такой оказии всякий мнение в голове приобрел и всякий его Матвеичу в лицо рассказать нацелился.

Кто вслед за ним на Круглоуха взъерепенился, кто в него самого ведрами пустыми тычет – на мол посмотри, что творится, харю свою бесстыжую на правду людскую обороти:

–Мы ж к тебе со всем доверием, а ты нас теперь раком что ли поперек дороги ставишь!?

–Что ж получается – подыхать нас оставил?

–Обещала нам наука хозяйство поднять и вот началось!

–Скажи сама Рыжуха, поставь его мордой в ноги!

А Рыжуха по-прежнему тихо стоит, словно ждет чего и люди от того молчания изнутри в революцию навостряются. Круглоух доводами резкими в ответ грызется, да так, будто черт им нарядился. Батюшка Тихон людей вразумить пытается, да уж тащат его в сторону, чтоб ненароком не пришибить.

Матвеич скоро от склоки остыл и сам не рад, что бучу затеял. Да только поздно – разошелся народ. Некоторые конечно и в стороне таятся – попросту смотрят, но ясно, что смотрят с намерением. Ибо у всех одно приключилось и все уже кучу виноватых видят.

Никто конечно не заметил, как лесной дух тенью за вчерашним днем наново переменился. Ну на этот раз не долго готовился. Поднялась под тайгой земля, вздернула в небо деревья и ошметки дорог. Все что было в недрах схоронено, все наружу земля как есть поставила. Выдула стон да рык и тут же сдвинулась. Ветер прошел по тайге, что твой ураган изготовился.

Народ попадал с ног – если земля бунтует, человеку не выстоять. Спугались конечно: не за Рыжуху ли сама мать земля вступилась. Матвеич тот быстрее всех к траве приник – тренировка сказалась.Только Рыжуха с Круглоухом поперек стихии остались. Рыжуха будто того ждала: земля едва зашевелилась, взяла она Круглоуха за руки и в глаза ему посмотрела. Тут у них свой отдельный мир заладился: ото всего отгороженный, ни к чему не причастный, ни чем не уязвимый. Люди вокруг что-то кричат, чем-то грозят, лес гулом страшит. Ан нет для них того. Круглоух Рыжухе в глаза смотрит и одну ее на всем белом свете видит, а она его за взгляд тот держит и внутрь себя уводит. Стихло все вокруг для них двоих. Не велика беда. То что там грохнуло, так здесь не выразилось.

–Ты не бойся ничего, главное руки мои не отпускай, – сказала она и глаза тут прикрыла.

Увидел тут Круглоух как вспыхнула у Рыжухи звезда на том месте где по обычаю лоб у людей обитается. Вспомнил он сказки про волшебных царевен, только на той звезде сходство закончилось. Пошли от Рыжухи сферы в пульсации нарастать – электричеством забавлять. Все как одна сиянием своим мысли человеческие на магнит уводит, физику вторя все знакомое.

Взялся Круглоух эти сферы и сияние на формулы оборачивать, проникся, к пониманию сути приблизился, а только значения в уравнениях на место вставать стали и в единую систему укладываться, так волны видеть он перестал. Предпринял конечно методу научную: головой тряхнул да прожмурился, но ни волн, ни звезды больше не видел. А видел он, что обычному человеку в таких ситуациях видеть дозволено. Вместо сфер взметнулись вокруг Рыжухи ее волосы, окутали их с Круглоухом в прочный кокон. Взялся тогда Круглоух так работу вести, без визуального восприятия, но запрокинула Рыжуха голову вверх и запела.

Обернулась она на себя. Все иное отгородила и оперлась на силу другим не веданных. Запела Рыжуха песню дикую, слышь звериную, с древних времен принесенную. Вроде и не поет ее даже, а наружу слова через себя выпускает, и песня эта, будто впрямь живое существо, из ее живота через горло в самое небо вырывается.

Люди вокруг от той песни затихли, успокоились и заснули. Чудилось им во сне будто поет она каждому свою колыбельную с первых дней знакомую, в сердце родимую. И вроде мамка с бабкой не так пели, а все одно: ее песня мамкиной во сто крат слаще, на душу все роднее нежится.

Круглоух от той песни про работу свою напрочь забыл: как самое себя покинул. Смотрит на Рыжуху и видит перед собой чудо сказочное, в ответ на его вопросы о мире ему данное.

Вроде его уже нет: растворился он на свет чистый без формул наученных, без понимания лично думанного. Естественный сам по себе на волну волной оборачивается, сияющей красотой измеряется. Сам теперь пространство открытое. Свободен, куда хочешь лети, озорство сам собой как хочешь меряй. Взметнулся Круглоух – волной перелился в другой стороне очутился. Весь свет, что тайгой знал облетел на единый дух разом, вернулся в тело свое, обмыл его естеством живым и снова в кедры поднялся.

“Все что угодно могу! Где угодно и кем угодно стану! Всю вселенную через суть обрету и в свете жизнь подниму!”

Вселенная она вроде близко, а все ж далеко, и земные глупости рядом с ней значительными по первости кажутся.

И вот он властелин мира сущего: перво-наперво обидчику фигу летит показывать, а уж там, потом, можно взяться и за великое, пока невидимое и потому несущественное. Увидел Круглоух, что люди от песни Рыжухи в сон на дворе полегли, среди них приметил Матвеича: вроде тот со всеми спит, никуда от него теперь деться не может. Злость как раньше была, вновь нахлынула и так захотелось интеллекту превосходство свое показать над грубой материей. Эх! Все теперь ему выдать сторицей! Кинулся он силой своей нечаянной кружить вокруг Матвеича: начал мощью бить да ужас и покорность к себе внушать. Вроде той барабашки. Азартно Круглоуху и весело в злости мелочной, а все ж почуял, как Рыжуха теплом в его пространство вошла.

Рыжуха вошла, но не смешалась. Сама собой при всем осталась. Движется с ним в ладу, чистыми искрами сияет и будто хохочет. Легко так хохочет, в невесомости: дикость мести своей дивной беспечностью растворяет, вдаль его зовет. Он за ней летит и обратно вширь распускается. От глупости своей рядом с ней вроде отходчив.

Поднялась Рыжуха выше, Круглоуха за собой увлекла и толкает его, будто шепчет – “Смотри”. Он и смотрит вдаль: видит как встают среди тайги величественные горы. Простому пешему землей идти – гор тех не одолеть. Куда ни посмотри, все скалы кругом идут и на круг через все поселковые земли смыкаются. Приглядеться, так живые горы – все время в движении, всегда разные, сколько не примеривайся, одного пути никогда не будет. Щедрые горы: что угодно своим телом сотворят. Только знать нужно как обратиться и как во владение принять. Видит Круглоух, что для Рыжухи горы сейчас защита – словно витязи в кольцо их поселок взяли, а если кто на их землю по верху пойдет, так и там над облаками горы сомкнутся. Зачем это нужно он сейчас же знал и ее о том он не спрашивал.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.