Брэндон притянул меня поближе к себе. Я снова почувствовала его тепло, когда мы прижались друг к другу: его грудь – к моей спине.

Брэндон протянул руку, схватил горстку листьев и осыпал ими нас. Это не так много, но может помочь спрятаться. Он притянул меня еще ближе, пытаясь сделать наш союз как можно более полным. Я чувствую, как дрожат его руки. Это страх? Предчувствие?

– Не двигайся, – прошептал мне на ухо Брэндон.

Через тридцать футов солдаты Альянса снова остановились, и их голоса стали ясными.

Я не смела смотреть, но могу поспорить, что говорил старший. Его голос глубокий и хриплый. Это голос пожилого человека.

– Слишком густой лес, – сказал он. – И пути назад нет.

– Это будет сложно, – отозвался кто-то из молодых мужчин.

– Что, если мы найдем другую дорогу?

– Нет, – возразил старик. – Мы потеряем слишком много времени. Не забывай, нам еще нужно выкорчевать деревья, чтобы танки смогли проехать.

Мои мышцы напряглись, и я повернулась к Брэндону, переспрашивая:

– Танки?

Он нахмурился и едва заметно кивнул головой.

Старший продолжил:

– Харрис прав. Это займет слишком много времени. Здесь миля густого леса до самого озера, а потом еще одна миля до их первой смотровой базы. Нам нужно вывести всю армию вперед, чтобы уничтожить их достаточно быстро. И кроме того, генерал не пойдет на это, поскольку мы уже отстаем от графика.

– Тогда каков план, сэр?

Старший помолчал, помялся, прочищая горло:

– Ему это точно не понравится, но нам придется провести здесь пехоту, а танки догонят нас позже, по дороге на восток.

– Вы сами скажете ему об этом, сэр? – спросил один из младших солдат.

– Нет, это твоя работа, Сэмюэлс. Таков порядок.

– Да сэр. – в голосе мужчины прозвучало явное сожаление.

Раздался шелест шагов, звук становился все тише – они возвращались на север. Я рискнула слегка пошевелиться и вздохнуть с облегчением: мы были в безопасности, но лишь на время, я прекрасно помнила о том, что нас ожидает.

Танки!

В рамках нашей боевой подготовки разведчиков старейшины рассказывали истории о давней войне, которые передавались из поколения в поколение, – истории об снарядах, бомбах и другом оружии были слишком ошеломляющими, чтобы быть правдой. Гигантские машины, которые передвигались с помощью гусениц и могли стрелять снарядами из огромных пушек, были одним из тех невероятных видов оружия. Тот факт, что они существуют, и что они есть у армии Альянса, означал, что наш маленький лагерь, место, которое мы называем домом, будет уничтожено.

У Республики нет шансов против такой огневой мощи. Я никогда не была за пределами нашей долины, но из того, что путешественники и посланники рассказывали нам на протяжении многих лет, следовало, что все лагеря отсюда и до Уорренвилля одинаковы: хижины и лачуги, заполненные гражданами Республики, которые просто пытаются выжить. Армейский форпост – это всего лишь громкое название. У жителей этих деревушек есть простейшее оружие – луки и рогатки. Этого достаточно, чтобы отразить нападение банд мародеров, но такое оружие бесполезно при столкновении с настоящей армией, не говоря уже о танках.

Финн сказал, что к северу от нас находится по меньшей мере десять тысяч солдат. Даже если бы все близлежащие лагеря объединились, образуя линию сопротивления, это не имело бы значения. Мы будем стрелять камешками в валун.

Армия Альянса сможет проложить путь на юг, прямо к главным воротам Уорренвилля, не беспокоясь о каком-либо реальном сопротивлении.

Единственный способ спасти как можно больше жизней – бежать и прятаться. Отказаться от принципов, которым мы следуем много десятилетий.

Это злит меня, но какой у нас выбор? Бороться и умереть? Или бежать и продолжать жить?

Когда четверо солдат отошли достаточно далеко, Брэндон неожиданно прошептал:

– Мы должны остановить их!

Я повернулась к нему лицом. Наши носы почти соприкаснулись. Его дыхание было таким сладким.

– Разве мы не должны предупредить остальных? У нас нет времени…

– Это даст нам больше времени. Если мы не дадим им вернуться в лагерь, могут пройти часы, прежде чем их исчезновение обнаружат.

– Это слишком рискованно, Брэндон!

Он схватил меня за руки и легонько встряхнул:

– Ты слышала – у них есть танки, Каролина. Важна любая отсрочка, которую мы можем получить, и если мы сможем остановить этих четверых, у нас будут лишние полдня, или хотя бы пара часов. Каждая секунда имеет значение. Каждая секунда!

Он был прав. У нас в лагере есть больные и слабые люди, дети, которые едва могут ходить. Дед не сможет бежать. В лучшем случае из-за своей болезни он может ходить, сгорбившись и кашляя. Но пара часов может подарить нам шанс спрятаться в лесу. Мы его хорошо знаем. Мы можем стать призраками и отступить в Уорренвилл.

Брэндон сказал:

– Мы должны попробовать!

– Хорошо, но их четверо, а нас всего двое. Какой у тебя план? А что, если остальные их люди где-то рядом, просто мы их не видим?

– Ты что-нибудь слышишь?

– Что?

– Ответь мне. Ты что-нибудь слышишь?

Я наклонила голову и прислушалась.

– Дождь, ветер, ты. Больше ничего.

– Если бы рядом было десять тысяч солдат, мы бы их услышали. Их нет поблизости, а это значит, что мы можем убить этих четверых, и никто об этом не узнает. У них нет оружия. Они на чужой территории, и мы вдвоем знаем эту долину гораздо лучше, чем они. Мы можем это сделать. Мы должны это сделать!

– Но чем мы убьем их? Палками? Камнями? Моей рогаткой?

– Всем, что мы сможем найти, – ответил Брэндон. И прежде, чем я смогла снова возразить, он поднялся на ноги и двинулся между деревьями, невидимый, словно тень.

Сто лет назад наш форпост был укомплектован более чем двумя сотнями солдат из тех, что остались от армии Республики. В основном это были мужчины и несколько женщин, которые были отправлены сюда из Уорренвилля, чтобы следить за Альянсом. Они разбили лагерь на месте нашего нынешнего поселка, потому что это было самое лучшее место для жизни, какое только можно было найти в долине. Удобные тропинки, доступ к воде и естественное укрытие дали им все необходимое.

Дед говорит, что если бы они были умнее или ленивее, они бы разбили лагерь на вершине хребта Рафаэля, чтобы иметь лучшее представление о любом продвижении врага. Но убаюканные недавно заключенным Пактом о мире, они были слишком вялыми, слишком немотивированными, чтобы делать то, что требовалось для их будущего выживания.

Со временем любое подобие государства распалось. Они становились все менее и менее зависимыми от приказов, доставленных из столицы, и начали управлять жизнью лагеря по своему усмотрения. Рождались новые дети, основатели лагеря состарились и умерли, и мы стали больше сообществом, а не военным форпостом, расположенным слишком далеко от места, которое многие называли родиной.

И как только президент Ларсон полностью расформировал наши вооруженные силы, жизнь вернулась в спокойное, мирное русло. Разведчики по-прежнему были в каждом лагере, они предупреждали жителей о приближении банд мародеров и время от времени сообщали в столицу, что здесь, на севере, все тихо. Я не могу вспомнить, когда мы в последний раз отправляли кого-то в Уорренвилль по каким-либо «официальным» делам. В этом не было необходимости.

Этот старый военный форпост, давным давно основанный солдатами, которые были слишком ленивы, чтобы нести службу в соответствии с воинской наукой и уставом, стал домом для тех из нас, кто живет там сейчас. Для большинства из нас это место, где мы родились и надеялись прожить наши дни. Это все, что мы когда-либо знали.

И теперь я и Брэндон должны попытаться спасти жизни своих сограждан или умереть.

Мы следовали за четырьмя солдатами Альянса, вне пределов слышимости, но в пределах видимости. Мы перебегали от дерева к дереву, делая быстрые, легкие шаги, прижимаясь спинами к стволам в поисках укрытия, ожидая, наблюдая, прежде чем двинуться дальше. Я была так напугана, что едва могла дышать.