О Лиат, наиболее давней подруге Галь, и говорить не приходилось. Та во всех подробностях знала, где что лежит, без спросу доставала еду из холодильника, включала телевизор, пользовалась телефоном… Шели тоже пользовалась всеми этими привилегиями, но не слишком ими злоупотребляла. Не из скромности, а просто будучи не столь прилипчивой, как Лиат. Вообще-то, Шимрит не вдавалась в эти детали. Она видела одно: радость своей бесконечно любимой дочери, от которой ей самой становилось радостно.

Однако, с течением неумолимых лет, в мать вселилась глубокая озабоченность. Еще немного – и ее дорогая девочка, ее ревностно оберегаемый птенчик, покинет теплое гнездо. Кто же будет защищать ее там, на поле битвы с трудностями жизни? Внутренне сознавая свою вину, Шимрит, вместе с тем, ужасно боялась нарушить гармонию, царившую в их устоявшемся мирке. Поэтому, она посматривала на Шахара с робкой надеждой, словно мысленно посылая ему свой сам собой напрашивающийся вопрос. Еще большим вопросом для нее являлось, хочет ли понимать ее материнское сердце и его высокопоставленная семья, и вопрос этот, конечно, оставался пока без ответа.

– Вы хорошо съездили? – поинтересовалась она.

– Просто великолепно! – воскликнул парень. – Никогда бы не подумал, что так много всего можно успеть за три недели! Я, кажется, набрался сил на целый год.

И он принялся подробно вспоминать каждый день путешествия, красочно описывая все места, в которых побывал, от музеев до гостиниц, показал Шимрит проявленные сегодня фотографии и пообещал в следующий раз принести все фотографии и еще видеофильм, который они сняли. "Видеофильм!" – не сдержавшись, вскрикнула на радостях польщенная Шимрит. Вот это был бы для нее наилучший подарок! Сама она никогда еще не бывала за границей. Шахар тепло засмеялся и заметил, что никогда нельзя говорить "никогда", и что он сущий растяпа.

– Ведь я привез и тебе подарок, и забыл принести его! – сказал он, ударяя себя по лбу. – Завтра обязательно передам его с Галь.

– Сумасшедший! – оторопело сказала Шимрит, не ожидавшая такого внимания друга дочери к своей персоне. – Спасибо тебе, дорогой, но, действительно, не стоило утруждаться.

– Для меня это было честью, – зарделся юноша.

– Возьми кусочек пирога, – предложила довольная хозяйка.

Галь, с не меньшим удовольствием наблюдавшая эту сцену, кинулась ухаживать за любимым, нарезая пирог и доливая сока в его стакан.

– Часто ли ты выезжаешь с родителями? – продолжила расспросы раскрасневшаяся от неловкости Шимрит, когда ажиотаж вокруг поездки Шахара улегся.

– Пока только в увеселительные поездки, – чистосердечно ответил Шахар, хваля изделие умелой хозяйки. – Обычно, папа и мама уезжают по работе, и я, на какое-то время, остаюсь один. Ведь мне надо ходить в школу, а у них совместное дело.

– В которое ты войдешь тоже?

– Не знаю, мы это не обсуждали, – смутился юноша. – Вообще-то, у меня уже есть планы на будущее. Я намереваюсь отделиться от родителей после армии, но уже в этом году сдать экзамен для поступления на юрфак. А поступать я буду туда, где выше уровень обучения. Для этого, мне нужно быть независимым и самостоятельным человеком.

Когда молодой человек произнес последнюю фразу, девушка устремила на него долгий взгляд, исполненный бесконечной гордости, да и мать ее не могла не восхититься целеустремленностью Шахара. Она похвалила его за упорство и добавила, что это очень хорошо – смолоду знать, кем ты хочешь стать в жизни.

– Я всегда это знал, – торжественно заявил Шахар. – Я всегда знал, что, так или иначе, стану продолжателем семейной трациции. Родители полностью поддерживают меня, и много вкладывают в меня.

Рассуждая о своих планах на будущее, юноша весь сиял. В каждом слове его чувствовалась огромная уверенность и такая сила убеждения, что Галь и Шимрит уже представили себе этого мальчика в адвокатской мантии на его красиво развернутых плечах. Обычно спокойный взгляд Шахара в этот миг излучал пламенное вдохновение. Лишь среди самых близких он не стеснялся быть открытым, стараясь в более широком обществе преднамеренно помалкивать из нежелания вызывать к себе зависть и недоброжелательство.

А завистников у него было много, в том числе и в классе. Если соученики втихаря обзывали его «заумником», то учителя, бывало, выражали ему вслух их общее мнение о нем, гласящее, что он слишком неестественно опережает свой возраст, чем резко выделяется из общего числа школьников, и взваливает себе на плечи больше, чем любой подросток может вынести. Эти училки, определившие в эту школу, под свое крылышко, своих собственных отпрысков, исходили из общеобразовательного подхода, согласно которму всему настает свое время и поэтому не надо торопить события.

Но Шахар оставался спокоен, зная, что он в безопасности, а так же то, что никто из этих училок, включая Дану, и других школьников не может пройти за него его путь. Он углубленно изучал английский, сдал на права вождения мотоцикла, прислушивался к деловым разговорам родителей, и даже в поездке сам часто работал с дорожной картой под четким руководством отца. Все, чем бы он сейчас ни занимался, являлось его подготовкой к будущим достижениям.

– Ты один у твоих родителей, – задумчиво произнесла Шимрит после его слов. – Понятно, что они возлагают на тебя все свои надежды и всячески помогают.

У Шахара, привыкшего выслушивать подобные замечания, возражение было готово заранее:

– Ничего подобного. Родители редко меня балуют и помогают. Да, они направляют меня, вкладывают в меня деньги – например, купили мне мотоцикл, – но ничего за меня не делают. Мало кто это понимает. Что недостаточно быть просто сыном богатых родителей, но и самому заслужить свое положение. Знаете, например, почему я занялся каратэ?

Он вопросительно поглядел на своих слушательниц, и поскольку те отрицательно покачали головами, принялся рассказывать:

– Однажды, когда мне было восемь лет, на меня напали соседские мальчишки. Мы жили в то время в другом районе, и не так богато, как сейчас. Там нашими соседями были люди из народа, скажем так. Я там ни с кем не общался. Меня считали снобом и слабаком, так как я был физически хилым, и, к тому же, все знали, кто мои родители по специальности. Так вот, эти мальчишки, которые были в два раза крупнее меня, отделали меня невероятно. Ну, а я даже не мог себя защитить. Когда я, зареванный, прибежал домой, папа и мама, конечно, испугались, но, прежде чем пожаловаться родителями моих обидчиков, они объяснили мне, что это произошло потому, что те мальчишки считают, что я лучше их всех, а потому должен стать еще лучше. И они записали меня в кружок каратэ. И что вы думаете? Не прошло и нескольких недель со дня записи, как во дворе больше ко мне не приближались. Я же, в свою очередь, сделал вид, что все забыл. А потом мы переехали в наш пентхауз и все осталось в прошлом.

Мать и дочь многозначительно переглянулись: Галь восхищенно, Шимрит задумчиво. Шахар собрался с мыслями и добавил:

– Конечно, это было давно. Но тот инцидент научил меня уверенности в себе. Самое главное – твердо знать, чего ты для себя хочешь, и действовать согласно решению и внутреннему убеждению. Думаете, – произнес он, немного понизив голос, – я не слышу, как некоторая шпана в классе смешивает меня с грязью? Наор Охана, например. Мне б ничего не стоило одним ударом заставить его прекратить оскорблять меня – коричневый пояс по каратэ достался мне заслуженно. Но я не опущусь до его уровня. Пусть себе говорит! Зато ко мне не будет никаких претензий, и он тоже, рано или поздно, отстанет.

– Совершенно верно! – поддержала его Галь. – Этот хам и придурок не стоит того.

– А кто это Наор Охана? – спросила Шимрит.

– Это – так называемый предводитель шпаны в нашем классе, – пояснила дочь. – Ничтожная личность, бездарь и шалопай с грязным ртом и дурными привычками. И как его только не выгоняют из школы? Наверно, только благодаря деньгам его папаши, владельца сети маленьких магазинчиков, у которого дела сильно пошли вверх. Его подружка Мейталь Орен, такая же похабная дура, как он сам, и, впридачу, дебелая, как корова, и несколько их приятелей – единственные из всех ему под стать.