Погода выдалась сухая и солнечная, не слишком холодная для этого времени года, но и не жаркая. Во всяком случае, путешественникам приходилось по вечерам облачаться в теплые вещи и поплотней застегивать спальные мешки. Утром и днем они обычно разбредались маленькими группами, гуляли по живописным окресностям, обедали в ресторанчике. Все много фотографировались, много смеялись, много и хорошо пили. По вечерам разжигался костер, на мангале жарилось мясо, звенела гитара Янива, влюбленные пары уединялись в палатках, и никто не засыпал раньше трех-четырех утра.
Галь была на седьмом небе от счастья от того, что Шахар уступил ее просьбам и сам выглядел очень довольным поездкой. Ей хотелось верить, что этот кемпинг положит конец их досадным размолвкам и вернет их отношениям романтичность, которой девушке так не хватало. Она находила все новые и новые способы заниматься с Шахаром любовью на природе, и не только в палатке. В один из дней кемпинга она увела его в развалины, где они нашли что-то похожее на античную баню, и ей захотелось там быстрого секса, прямо под аркой, почти на открытом месте. Шахар обомлел. Невзирая на то, что его нельзя было назвать робким в сексе, он бы не рискнул оказаться замеченным в самый пикантный момент! Но его девушка настояла, стосковавшись по "перчику".
Прижавшись спиною к холодной и шершавой поверхности древней стены, и найдя кое-какую опору для ног в неровной каменной кладке, она прильнула к своему другу, а он, похотливо сжимая на весу ее ягодицы, проникал в нее резкими, короткими толчками. Галь, одной рукой обхватив шею Шахара, пальцы другой засунула ему в рот, и он страстно сосал и облизывал их. Когда же дыхание обоих очень участилось и сквозь него прорезались приглушенные стоны, Шахар почувствовал, что стал весь мокрый. Именно в этот момент где-то сзади раздался шорох. Молодой человек быстро обернулся и рывком застегнул ширинку, но рядом никого не было. А Галь, все еще стоя под стеной арки со спущенными штанами и со стекающей ей по бедрам спермой, хохотала от оргазма. Спина ее ужасно ныла от прикосновений к шероховатым камням, ноги, долго болтавшиеся на весу, затекли, а она все стояла и хохотала.
В другой раз они занялись сексом посреди цветущего поля, разостлав под собой куртки. Если в развалинах все было страстно, торопливо, мощно, то на том отдаленном лугу – расслабленно и нежно. Теперь Шахар сам вошел во вкус, и не думал о том, что их «накроют». Тем более, что то наслаждение, которое получала его девушка, доставляло удовольствие и ему. Галь испытывала абсолютный комфорт лежа под прозрачным небом, открытой Шахару и миру и глубоко вбирая в себя обоих. Шахар осыпал ее цветами. Он срывал высокие стебли и щекотал ими ее голое, слегка ёжившееся от прохлады, роскошное тело, украшал ее растрепанные волосы белыми, желтыми, пурпурными маковками цветов, потом смахивал с нее налипшую грязь плавными движениями ладоней. Где бы он не проводил ладонью, он немедля оставлял отпечаток своих губ. Трепетно отвечая на ласки юноши, Галь мысленно благодарила Хена за этот кемпинг. Она познавала своего возлюбленного вновь, и, наконец-то, успокаивалась после всех маятных дней, бурных ссор и примирений с ним и с Лиат.
Это были незабываемые деньки, промелькнувшие в дружеской, общительной атмосфере. Всем было жалко возвращаться домой, к рутине, и в школу. И, с началом второго семестра, ни у кого не возникло желания вникать в новый сложный материал. Однако, Шахар не забывал о своем важном проекте, который он сдал Дане Лев перед каникулами, и за который весьма и весьма тревожился – об эссе. Он так и не обратился к знакомым родителей за помощью, поскольку не хотел огласки, и понадеялся на то, что его ум и его способности сослужат ему неплохую службу сами по себе. Когда же педагог назначила ему встречу по поводу его труда, у юноши невольно сжалось сердце от неприятного предчувствия. Он отправился к ней в учительскую на одной из перемен с сосредоточенным, натянутым лицом.
Дана в последний раз пролистнула эссе ученика, беспокойно сидевшего перед ней в низком кресле, и задумчиво произнесла:
– Шахар, когда мы с тобой говорили в прошлый раз ты, вроде, все отлично понял. Что же такого стряслось, что ты ничего из этого не сделал?
"Ну вот и все. Провал", – подумал Шахар, чувствуя себя незадачливым первоклассником, не выполнившим домашнего задания, и взвешенно ответил:
– Я, действительно, старался подкорректировать эссе согласно примечаниям и убавить мою ультимативность, но побоялся испортить его таким образом. У меня не вышло сделать это органично, и я посчитал, что будет лучше ничего не менять.
Педагог помолчала, осмысляя слова парня, и не стала особо возражать:
– Наверно, в чем-то ты прав. Хотя лично я ожидала от тебя намного большего.
– Я провалил эссе? – с опаской спросил Шахар.
– Ну, почему же сразу "провалил"? – улыбнулась Дана. – Все не так страшно. Или ты меня не знаешь? Неужели ты думаешь, что за неимением желаемого, я не оценю по достоинству то, что есть? – с этой фразой она протянула ему тонкую зеленую папку, которую Шахар нерешительно приоткрыл на последней странице.
""Восемьдесят два", – вздохнул он. Всего-то! После всех вечеров и дней уединения, после всех его рвений! Теперь он уж точно не представит его на конкурсе, не использует в дальнейшем в универе, и ему будет нечего сказать своим родителям. Все его страхи сбылись, все сомнения оправдались, и весь энтузиазм от взятой на себя работы сник. Пока результат не был еще известен, Шахар льстил себя надеждой, а теперь сам не знал, радоваться ли ему проходной оценке "восемьдесят два", или расстраиваться.
Дана, видя огорчение ученика, сочла нужным ласково приободрить его:
– Шахар, это всего лишь бонус. Бонус, который взял на себя лишь ты один из всего класса. И я считаю, что, в любом случае, ты приобрел интересный опыт академической работы, узнал для себя много нового, и, в целом, получил от меня хороший балл. Уж поверь мне, – добавила она погодя, – победы ради самих побед не всегда того стоят. Главное, чтоб была улыбка на устах.
– Я не поспорю, – протянул тот больше из вежливости, чем из согласия, – но у меня были кое-какие планы насчет этого эссе.
– Какие планы? – приподняла бровь педагог.
– Сейчас они не имеют значения, – горько улыбнулся парень, будучи не в силах скрыть свое истиное настроение.
Он собрался поблагодарить учительницу и вернуться на перемену. Но та остановила его благосклонно-проницательным взглядом, присущим только ей одной, и изрекла:
– Какие твои годы, Шахар? Для чего тебе уже сейчас навешивать на себя гири? Это излишне и несвоевременно, на мой взгляд. Лучше постарайся хорошо подготовиться к твоему аттестату зрелости. Тебе, вообще, не помешало бы, строить планы на сегодняшний день, а не на далекое будущее.
– Почему ты мне это говоришь? – удивился Шахар, почувствовавший себя неловко от того, что его классная все поняла и проглядела.
Дана Лев поднялась, давая этим понять, что сама ставит точку в их короткой беседе.
– Потому, что я знаю тебя давно, и, как твой преподаватель, указываю тебе верный путь. Удачи тебе, мой мальчик! Увидимся на уроке.
Шахар вышел в коридор, вертя папку в руках, и уныло поплелся в класс. Дорогой он миновал администрацию, где красовался на доске новый коллаж его подруги. После слишком тяжелой на вид "Орлицы".Галь воссоздала, ни много-ни мало, их цветочное поле. Полупрозрачная голубая клеена на заднем плане представляла собой кусочек неба, чуть поближе были светло– и темно-коричневые картонные холмы, а на переднем – лихо вьющиеся густо-зеленые бумажные ленты, изображающие траву, с рассеянными между ними несколькими крупными вырезками настоящих полевых цветов. Получилось объемное, богатое, красочное изображение, не слишком большое по размеру, но впечатляющее и притягивающее глаз.
Шахар постоял несколько минут перед тонкой и талантливой работой Галь, вспоминая и томясь. Вот она ему и отомстила, пронеслось в его мозгу. Ведь не затей она их глупые разборки из-за своего проклятого контракта и этого кемпинга, то и позорный результат его эссе мог бы быть совершенно другим. Да, она-то могла сейчас делать такие вот коллажи! Что значили теперь те несколько дней на природе, лишняя распитая бутылка при свете костра, беспредметный треп с Раном, Янивом и прочими, по сравнению с его фиаско!
