Еще больше, чем играть с друзьями, Вика любила проводить время с отцом, в те недолгие периоды, когда он появлялся дома. Если он приходил совсем уставший, и не мог уже никуда идти, то Вика сворачивалась клубочком у него на коленях и превращалась в пай-девочку. Когда же он, что бывало чаще, приняв душ, подшучивая над их медлительностью, звал дочерей гулять, девочки с веселым визгом висли у отца на шее, не замечая, как его лицо покрывает меловая бледность.

Когда была плохая погода, они шли в кино или цирк, а мама с бабушкой в это время затевали стряпню, и по возвращении домой девочек ждала выпечка, благоухающая сдобой, ароматом ванили и сливками.

Летом же, неизменно ходили в парк аттракционов. Больше всего сестры любили вращающиеся на безумной скорости карусели. Их визг, смешанный с восторженным смехом, слышали, наверное, все посетили парка.

Или шли на лодочную станцию и катались на яликах. Обязанностью Иры при этом было следить, чтобы вертлявая сестренка не кувыркнулась в разбегающиеся за лодкой волны, пока отец сидит на веслах. Они же не знали, что я тоже слежу за непоседой и ни за что не позволю ей навредить себе.

Все закончилось внезапно. Отец как обычно ушел на работу и больше не вернулся. Вместо него дома раздался телефонный звонок, после которого мама, пошатнувшись, упала.

Бабушка вытолкала внучек в их комнату и закрыла дверь, но ничто не мешало притихшим девочкам слушать.

– Дочка, что случилось, вставай, – причитала она.

Потом воцарившуюся тишину разрезал дверной звонок и резко запахло лекарствами.

«Сердечный приступ», – услышали мы незнакомые голоса. – «Прямо над операционным столом. Мгновенно».

И сухие рыдания бабушки.

Мама стала словно тень. Всем занималась бабушка – отводила в сад, проверяла у Ирины уроки.

А потом был дождь, наваленная горкой мокрая земля около глубокой ямы и люди в черном. Мама, бабушка и Ира плакали, Вика с сухими глазами смотрела на беловолосого мужчину с пронзительно синим взглядом. Он стоял в стороне ото всех и наблюдал, как деревянный прямоугольный ящик медленно опускают в черноту ямы.

– Так надо, Виджая, – сказал он. – Она должна была погибнуть в автокатастрофе, – Индра кивнул, на бледную заплаканную маму. – Но он отнял ее у меня. Практически оживил. Сейчас будет смотреть, как мучаются его любимые дочери. Иначе мне тебя не заполучить

– Это ты виновата! – тишину, нарушаемую лишь шорохом дождя и отдельными всхлипами, разорвал пронзительный визг.

– Вика, девочка моя, что случилось? – бабушка обняла нас и прижала к себе, но Вика продолжала кричать и извиваться, стараясь вырваться.

– Она! Это она во всем виновата! Я ненавижу ее!

Бабушка вытряхнула из пузырька два желтых приторно пахнущих кружочка и заставила внучку проглотить.

– Ненавижу ее. Ненавижу, – захлебываясь рыданиями, продолжала твердить Вика.

Я не знала, к кому она обращается, ко мне или маме, но после этого Вика отгородилась от обеих.

***

Торил нагнал меня, когда мы достаточно далеко отошли от празднества.

– Наконец-то я тебя нашел, – горячие пальцы сомкнулись на запястье, и меня потянули.

Развернувшись, я упала на широкую грудь. Сердце пело, и было так легко, что я невольно взлетела.

– Куда? – вернул он меня на землю и прижал к себе. – Теперь уже ты от меня так просто не сбежишь.

– Тебя так долго не было. Я очень скучала. Я не могла спуститься на землю. Индра меня наказал.

Я льнула к нему, как лиана, желая оплести и уже никогда не отпускать. Он же, зарывшись пальцами в мои волосы, сначала рассматривал лицо, потом коснулся губами щек и, уже не сдерживаясь, покрывал поцелуями лоб, глаза.

– Никогда больше не оставляй меня, – ненадолго отстранившись, прошептал он, и время превратилось в вечность, пока длился наш поцелуй.

– Никогда, – ответила я, тая в его руках.

Нега разливалась по телу и щекотала, как мелкие брызги покалывают кожу.

Поцелуи пьянили, ласки будили спящий внутри меня свет, и он разгорался все ярче, пока не ослепил нас обоих.

Я забыла где мы, гладила, целовала сильное тело. Дрожь, пробегающая по тугим мускулам, вызывала довольное урчание. Я чувствовала его желание и хотела только одного – чтобы это никогда не кончилось.

– Виджая… – прохрипел Торил, и среди дня зажглись звезды.

В такт нам вздрагивала земля. Солнце, луна и звезды кружились в бешеном танце. Наши вздохи смешивались с бурей, гнущей древние кедры. Вскрики заглушил грохот срывающихся в пропасть камней. Пока, наконец, горячая лава не накрыла нас обоих, растекаясь по всему телу и сплавляя нас в единое целое.

– Как ты меня нашел? – я лежала на широкой груди и вдыхала самый восхитительный запах его тела.

Сияние снова начало разгораться, и я, словно случайно, положила ладонь на твердый живот, с удовольствием чувствуя, как резко сократились мышцы.

– После того, как ты прервала аскезу, – он взял мою ладонь и приложил к губам, другой рукой обрисовывая контур скорпиона на бедре. – Я вернулся домой. Сразу сказал брату, что не буду оспаривать трон. Хочу лишь защищать земли от набегов. Я принимал участие в каждой битве, надеясь, что рано или поздно погибну. И однажды это случилось. Твои сестры привезли меня сюда, и я сразу стал разыскивать тебя. Но никто ничего не говорил, – Торил перестал поглаживать мое бедро и положил руку на грудь. Я задохнулась от удовольствия, и тут же рощу озарила ослепительная вспышка. – Прекрати, а то больше ничего не услышишь, – он зарылся лицом в мои волосы с остатками вплетенных цветов и запутавшимися новыми.

– А ты не дразни, – я прильнула губами к выемке у горла, чувствуя, как меня стискивают сильные руки.

– Апсара! – будто обвиняя, проворчал Торил и посадил меня на себя.

Я одновременно растекалась по нему водой и сжимала, как удав. Вбирала в себя, не желая ничего упустить. Пронзала молниями небо и возвращалась дождем на землю. Практически ослепнув, затихла, только иногда вздрагивала, отчего покачивались верхушки деревьев.

– Индра узнал о моих поисках и нашел меня, – продолжил Торил свой рассказ. – Он сказал, что хочет заключить со мной сделку – сделает меня царем гандхарвов, но я не должен к тебе подходить. Могу выбрать в жены любую из апсар, но про тебя должен забыть.

– Ты его обманул? – в ужасе отстранилась я.

– Иначе я бы тебя не нашел, – Торил поцеловал меня в лоб. – Никуда не уходи. Я сейчас вернусь и обменяемся гирляндами. После этого мы станем мужем и женой. И никто не сможет нас разлучить.

Торил ушел, а я осталась лежать, глотая слезы и наблюдая, как белые, словно лебеди, облака сменяются черно-серыми тучами, вспарываемыми острыми изломами молний.

Я знала, что это значит – Торил так и не вернулся.

Дома к Вике не приставали. Думали, что это шок, и со временем все наладится. Но она только глубже уходила в себя. Все время находя дела или репетируя танцы, она отгородилась от меня и от мамы. Немного общалась с сестрой, а больше всех с бабушкой. Только из их разговоров я узнавала о ее маленьких секретах – на кого из подружек обиделась, с кем бы хотела, чтобы поставили в пару. Я видела лишь то, что она делает, но мысли стали для меня закрыты.

Вика стала отдавать предпочтение одиночеству – она либо сидела в комнате и рисовала, либо говорила: «Я гулять». И пропадала до вечера. Появлялась, когда мама уже собиралась звонить в полицию, и равнодушно выслушивала упреки.

– Я больше не буду, – кивала, когда у мамы заканчивались слова. Но потом все повторялось.

Не шла и на контакт с психологом, куда Вику отвела бабушка. И только я знала, что раз за разом Вика приходила в парк. Но она уже не каталась на каруселях, не звенел колокольчиками ее смех. Вика бродила по дорожкам, где гуляла с папой, сидела на тех же лавочках и смотрела на те же деревья, словно старалась сохранить воспоминания о нем.

***

Гроза закончилась, от кедров, недавно шумевших над нашими головами остались лишь почерневшие скелеты, пора было возвращаться и встретить гнев Индры с высоко поднятой головой. Развеять, как моих сестер, он меня не сможет. Одиночество уже не страшило. Если Индра вернул Торила в нижний мир, то я найду способ сбежать из этого рая, ставшего для меня темницей.