– Вы куда это, молодые люди, собрались? Нет, не уходите, а давайте назад: нам нужно с вами серьезно поговорить.

Тагиева, выражая явное недовольство и еще не зная родителей кавалера, бесцеремонно спросила:

– А какого, «стесняюсь» спросить такого, непонятного мне перепуга я должна с вами беседовать? Ты кто, вообще, дядя такой?

– Это мой отец, – промолвил Андрей, опечаленно опустив книзу глаза, не забывая, однако, представить родителей, – Вячеслав Александрович, а с ним моя мама Ирина Васильевна.

– Извините, – чуть стушевавшись, искренне попросила прощенья Азмира, – я честно не знала, – насчет же разговоров? – я думаю, что с ними вы опоздали: мы с вашим сыном встречаться больше не будем.

Она, уверенная, что успокоила сомнения, возникшие к ее особе у родителей бывшего ухажера, уже хотела отправиться дальше, как Холод-старший заметил в руке у сына крепко-сжимаемую подарочную коробочку и, не будучи дураком, сразу предположил, что раз у его сына дошло то того, что он намеревался делать этой девушке предложение, то здесь, уж точно, ничего еще не закончилось, поэтому – конечно же продолжая напускать на себя грозный вид, непременно вознамерившись «открыть» сыну глаза и сделать это в обязательном присутствии этой мерзопакостной «шлюхи» – беспрекословным тоном промолвил:

– Задержитесь еще на минутку, а там можете отправляться, куда захотите. Думаю, дольше мы Вас не задержим.

Хоть Тагиева и была уверенной в себе девушкой, но под властным, излучающим непревзойденную силу, взглядом опытного полковника невольно не смогла найти ничего лучше, как податливо согласиться:

– Хорошо… если это так нужно.

Увлекаемые умудренными жизнью родителями, молодые люди прошли обратно в помещение ресторана, где направились к своему, оставленному только что, столику, с которого еще ничего не успели убрать, за исключением оставленных в уплату вечера денег. Уселись друг против друга: отец смотрел прямиком на Азмиру, мать оказалась напротив сына. Вячеслав Александрович, являясь бывалым оперативником, не спешил начинать разговор, предпочитая плавное течение мысли. Чтобы как следует подготовиться к этой, очень сложной для всех, беседе, он подозвал к себе официанта и сделал заказ. Пока готовились блюда, они пили сухое вино и говорили на отвлеченные темы. Тагиева все это время нетерпеливо ерзала на своем стуле, находясь в тревожном ожидании, мысленно недоумевая: «Что же мне собирается поведать папа моего несостоявшегося супруга?» Наконец, когда принесли горячие яства, мужчина, приступая к еде, перешел к главной, волновавшей его сейчас теме:

– Скажите, Азмира, – имя он знал еще из отчета своих подчиненных, – а как давно Вы знаете нашего сына?

Вопрос этот был очень даже обычный и не содержал в своей подоплеке никакого подвоха, поэтому красивая девушка не замедлила честно ответить:

– Мы, вместе с ним, учились в одной школе, правда, он – классом старше. Но разве это так важно?

– Нет, – нахмурив и без того не отличающееся довольством лицо, промолвил полицейский полковник, – просто мне интересно, как давно вы встречаетесь и как далеко зашли ваши с ним отношения? Насколько я успел узнать, – здесь он с официального тона перешел на обычный, – ты хотя и не получила достаточного образования, но притом являешься девушкой абсолютно неглупой и должна понимать, что для родителей такие вопросы стоят не на самом последнем месте. Так давно ли вы дружите, что дошло до того, что мой сын собрался сделать тебе предложение?

Тагиева одарила своего недавнего кавалера таким презрительным взглядом, что тот готов был провалиться на месте, она же беззастенчиво отвечала:

– Если Вы беспокоитесь в плане секса, – здесь она самым наглым образом усмехнулась, – то у нас его еще не было и теперь никогда уже и не будет, потому что ваш сын оказался трусом и, не смотря на свои сильные чувства, испугался взять в жены какую-то там проститутку. Я ему честно в этом призналась, когда он делал мне предложение, – я не хотела, чтобы между нами оставались такие серьезные недомолвки! – предполагая, что если он, действительно, меня любит, то не испугается взять в жены девицу с таким заниженным социальным статусом, но чуда никакого не приключилось – все мужики одинаковы! – я же поступила в данном случае честно. Надеюсь, я развеяла Ваши сомнения? Ведь именно это Вы хотели узнать?

Полковник молча выслушал эту, без преувеличения сказать, пламенную тираду, никак не прерывая этой отчаянной и красивейшей девушки, отважившейся на такой беспрецедентный поступок – как осуществить попытку «поставить на место» полковника полицейского Управления. Однако одного такого признания было мало, и отца еще очень заботил внутренний мир своего сына, поэтому, как только Азмира закончила говорить, он тут же снова спросил:

– Хорошо, пусть будет так, но зачем тогда ты влюбила в себя молодого, несмышленого еще, человека? Надо было при первой же встрече ему открыться, а не затягивать неразумного еще юношу в свои коварные сети. Почему ты, – здесь Холод хотел назвать оппонентку «грязной шлюхой», но все же сдержался, – позволила ему зайти так далеко?

– Она здесь не виновата, – попытался встать на защиту любимой девушки молчавший до этого времени кавалер.

Закончить он свою мысль не успел, так как его беспардонно оборвал грозный отец, «сверкнув» на сына своим яростным взглядом:

– Ты вообще, разиня, молчи, пока тебя не спросили. Ты уже и так чуть не натворил дел, связавшись с падшей до самого низкого уровня женщиной. Хорошо еще, что, в тайне от нас, она не успела тебя женить на себе, тогда позору было бы на всю нашу огромную область.

Удивительно, но на этот раз молодой человек проявил яркую черту своего характера – такую, как всеобъемлющую принципиальную твердость. Не смотря на разгневанный вид отца, не дающий возможности прекословить, он уверенно заявил:

– Я люблю Азмиру еще со школы, а точнее с пятого класса, когда она еще не была проституткой, и долгое время девушка даже не подозревала о том, что я питаю к ней какие-то чувства. Так что если кого и винить в том, что случилось, то только меня, а девушка здесь ни при чем!

Тагиева, удивленная таким благородным поступком своего недавнего кавалера, с неподдельным восхищением, окинула его своим взглядом, явно выражающим огромную благодарность, выраженную за то, что тот поддержал ее в этой словестной борьбе, наверное поэтому, и не смогла обойти этот отважный поступок своим изречением:

– Спасибо, Андрей. На этот раз ты, действительно, поступил как мужчина, – и желая закончить этот тягостный для нее разговор, она, приготовившись уже подниматься, тут же добавила: – Надеюсь, на этом можно считать вечер воспоминаний законченным? А то я и так здесь у вас задержалась, а меня еще ждут состоятельные клиенты, за счет которых мне приходится жить, ведь у меня не было таких благополучных родителей и влиятельного отца, чтобы дать мне возможность спокойно выучиться и добиться в этой жизни хоть каких-то успехов. Я прекрасно понимаю, что – каждый! – должен быть на своем месте – я внизу, вы вверху. Недаром же говорится, что «рожденный ползать, летать не сможет». На что я только могла надеяться, связавшись с вашей чрезвычайно завышенной самооценкой? Найдите уже своему родительскому сыночку достойную девушку, а я свою жизнь устрою как-нибудь и без вашей поддержки – и не сомневайтесь! – сделаю это обязательно и смогу с гордостью смотреть всем – вам! – в глаза!

Здесь она, не смотря на струящиеся по ее щекам обильные слезы, ослепительно улыбнулась, поднялась со своего такого неудобного в этом случае места и, распрямившись гордой осанкой, бесподобной походкой направилась к выходу.

Как только красивейшая из всех девушек в мире, словно плывущий по волнам восхитительный лебедь, «выплыла» из развлекательных помещений этого ресторана, отец семейства, невольно провожавший ее наполненным уважения взглядом, наконец лишившись объекта своего созерцания, посмотрел грозным взором на сына и торжественно произнес: