Подоткнула шар, с удовлетворением наблюдая, как он катится в угол. В лунку не упал, и девушка огорченно поджала губы. Руслан начал вскипать от злости, однако, отвести взгляд от нежных грудей, видневшихся в глубоком декольте, заставить себя не мог. Лиса будто нарочно дразнила его, и он не сомневался, что встреча их сейчас не случайность — платья она носила очень редко, и наряд был предназначен для него.

Блять, как ему это всё осточертело. Эта неопределенность, грязное прошлое, его греховные мысли об Алисе. Не факт, что он перестанет вот так возбуждаться при виде неё даже если ДНК даст положительный результат, уж Рус-то себя знал, как никто другой.

— Иди, ложись спать. — повелительным тоном произнес он, резко встал, и поставил бутылку на каминную полочку. — завтра поговорим об этом. Я вымотался, как ломовая лошадь.

— Давай, сделаю массаж? — невинно предложила она, с готовностью возникнув прямо перед ним, и заглянула в лицо.

На него повеяло дурманом духов, столь же сладких, как и Алиса. Соколов мотнул головой, первым отвел глаза.

— Нет, это уже лишнее. Просто иди спать.

— Я не хочу. — капризно надула она пухлые губки, и шагнула к нему, тонкими пальчиками прошлась по его рукам от запястий до локтей, нерешительно поднялась к плечам. — до чего мы дожили, Руслан? Ты меня боишься, что ли?

— Не болтай ерунды. С какого перепугу мне бояться тебя?

— Потому что ты знаешь, что не сумеешь меня оттолкнуть, — вплотную приблизившись к нему, шепнула Алиса, и только в этот миг Руслан понял, что она навеселе.

На него пахнуло перегаром, и это отрезвило. Скинув её руки с плеч, он встряхнул девчонку, холодно бросил:

— Чтобы это было в последний раз, усекла? Увижу, что лакаешь алкоголь, запру дома. Будешь зубрить учебные пособия, и никуда не выйдешь без моего разрешения.

— Ой, я тя умоляю… — издевательски усмехнулась она, снова к нему прилипнув, дерзко потерлась животиком о его напрягшийся орган, и Руслана охватило жаром. — страшно, да… Очень страшно. Сам-то хоть навещать будешь несчастную меня? Или у тебя даже сердце не дрогнет? Блин, ну и загнула… При чем тут сердце, ты же думаешь совсем другой частью тела.

Рука её призывно опустилась на ширинку, вдавила бугорок, и предательская эрекция снова пробудилась, заставив Соколова скрипнуть зубами. Отпихнув Алису, он отвернулся, пытаясь унять бешеное сердцебиение, но тело не слушалось, и он не мог совладать с собой.

— Да ладно? Что, совсем — совсем не возбуждаю? Мамочка ублажила лучше, м-м? Так ты научи, как надо, я ведь способная девочка…. — язвительно засмеялась Лиска, и он обернулся, тут же об этом пожалев — она уселась на край стола, поддернула узкий подол к кромке ажурных белых трусиков, и широко развела бедра, глядя ему в глаза.

Его накрыло бешенством. В один прыжок, очутившись возле неё, Руслан схватил её за руки, но она вырвалась, и откинулась назад на локте, открыв его взгляду голые красивые ноги, как заправская искусительница, провела пальчиком у края трусиков.

— Вон пошла, мелюзга! — непонятно каким чудом собрав волю в кулак, скомандовал мужчина, и отступил, мимолетно, с неприкрытой мукой во взгляде, обласкал девушку глазами. — мозги включи, идиотка. Тебя чё-нибудь волнует, кроме своей похоти?

— Слабак. Импотент конченый. Только и можешь, что шлюх трахать, которым хоть в рот, хоть в жопу. Ненавижу тебя! — презрительно скривилась Алиса, нехотя соскочив на пол, но, не потрудившись одернуть платье, и, медленно, выписывая стройными ножками восьмерки, направилась к двери.

Её шаги стихли на лестнице, и Руслан, тяжело опустившись в кресло, подался вперед, обхватив руками виски. Накатывала тупая, привычная боль. Пожалуй, сейчас он запросто убил бы кого угодно, чтобы дать выход дикому напряжению и ярости. И всё же, несмотря на крайне взвинченное состояние, ударить Алису не смог…

— Привет… — на лице Мары явная растерянность (или нечто другое, может быть, вина?), — ты не отвечала на звонки, я начала волноваться.

Стою на лестничной клетке, сунув руки в карманы джинсов, входить в эту роскошную квартиру (гадюшник) нет желания. При одном воспоминании о том, что видела там Руслана, меня мутит, а стоит подумать (вообразить), чем они там занимались, хочется вцепиться в глотку этой тётки и рвать. Рвать на куски, пока не захрипит, пока не захлебнется собственной кровью. Пока не сдохнет.

Да какая она мне мать? Восемнадцать лет ни разу не объявилась в детдоме, не прислала сраную открытку на днюху. Таких мамаш надо стерилизовать еще при рождении…

— Одевайся. — бросаю ей, равнодушно разглядывая ухоженные стены, выкрашенные тусклой голубой краской. — поедем в больницу.

Мара медлит, чего-то ожидая, и я вынуждена взглянуть на неё. В голове проносится вихрь образов, вижу, как Руслан целует её пухлые губы, как обнимает, ласкает её… Отворачиваюсь, встаю к ней спиной, и с такой силой вонзаю ногти в ладони, что острые вспышки боли возвращают трезвость ума.

— Алиса, доченька… — трогает за плечо, резко скидываю её ладонь. — что-то произошло? Не молчи!

— Нормально вроде. — слова даются с усилием, оборачиваюсь, выдавливаю улыбку, от вида которой, наверное, ужаснулась бы сама. — просто не выспалась, башка разламывается.

Блин, да я бы ей с огромным удовольствием проломила череп, чтобы не тянула свои ручонки туда, что принадлежит мне. Тут опять накрывает… Я не имею никакого права думать о Руслане. И прикасаться к нему. Даже вот так, тайком, в грешных мыслях…

— Входи, что мы будем тут стоять. — неуверенно произносит Мара, но я мотаю головой.

— Я подожду. Сигареты есть?

— Есть. — заходит в холл, роется где-то, и выносит пачку тонких элитных сигарелл, подает зажигалку. — я быстро, пять минут, и поедем.

Неумело прикуриваю, глубоко вдыхаю противный ментоловый дым. Нет, не кашляю, как обычно показывают в фильмах. На вкус полное дерьмо, не пойму, чё хорошего люди находят в курении?

Звонит мобильник, на дисплее высвечивается «Рус». Мгновение, смотрю на имя, потом вырубаю телефон. Чёрта с два, папуля, я тебе отвечу. Хватит, не нужна мне твоя проклятая опека. Сама как-нибудь справлюсь.

Мара появляется в брючном костюме, с заколотыми в хвост волосами, и такая, без макияжа, она выглядит моей старшей сестрой. Кажется, ненависть к этой гадине зашкаливает, и я каким-то чудом держусь спокойно.

— А ты теперь переехала сюда? — с напускным безразличием задаю вопрос, и мы спускаемся вниз. — где твой муженек, у вас что, свободные отношения?

— Да исчез он, зараза. — с раздражением вздыхает она. — прячется от Соколова, сто процентов. Я на развод подала еще до того, как мы с тобой встретились, твое похищение было последней точкой невозврата, доченька.

— Не называй меня так. — зло обрываю, пнув по двери подъезда, и выскакиваю на улицу. — так не бывает, ясно?! Чтобы вдруг взыграли материнские чувства!

— Да в чем же дело? — встряхивает за плечи, нахмурив безупречные брови. — ты с отцом поссорилась?

— У меня. Нет. Ни. Отца. Ни матери! — ору так, что стекла в окнах едва не лопаются, отталкиваю её и пинаю по чьей-то тачке, выплескивая бурлившие эмоции. — и ты мне не мать!

Пронзительный вой сирены оглашает двор, Мара оттаскивает меня к своей иномарке, и силой заталкивает внутрь. Захлопывает дверцу, ударяет по рулю, и смотрит в лобовое стекло.

— Он настаивает на экспертизе, Алиса. — чужим голосом говорит, и я кидаю в неё косой взгляд, понимая, о ком она толкует. — ты хочешь выяснить наверняка, что я сказала правду?

Да пошла ты… Это ведь будет последним гвоздем в крышку моего гроба, блин…

— Поехали к деду. — намеренно игнорирую ее слова, и пялюсь на коленки. — сама торопила, что, если не успею с ним увидеться? Любопытно же, чё ему от меня надо.

— Проходи, там поговорим, — взглянув на дожидавшегося в приемной Дениса Оленичева, сказал Руслан, жестом приглашая охранника в кабинет.