Когда стая встала лагерем у Чанрана, солнце уже нырнуло за горизонт, но скоро хмурое небо пустыни осветили сотни огоньков костров, тянущихся вдаль, покуда хватало глаз. Ночь наполнилась заунывными песнями кочевников, рассказывающих о своих подвигах в красках и хвастовстве. Под одобрительный гомон толпы бросались вызовы на поединки, всем, кто решался дерзнуть оспорить право наслаждаться этой свободой. Скоро серебристые росчерки сабель замерцали повсюду, подобно звездам в небесах.

Чувствуя переполняющую душу энергию жертвенных костров думиваро, вендази купались в неистовстве своей мощи, не в силах сдерживаться. В ту ночь было пролито немало крови, хоть и не все поединки оканчивались смертью. Стороннему наблюдателю могло бы показаться глупым, еще до встречи с врагом нести не боевые потери, лишаясь самых отчаянных и смелых клыков. Но, несмотря на кажущуюся угрозу, никто, и даже сам сайер не дерзнул бы остановить этот древний обычай.

Стая не просто так стала самой опасной и не предсказуемой в своей жестокости армией Имаргиса. Среди вендази не признавалось класса в обществе достойней, чем военный. Право быть клыком требовало ежедневного и ежечасного доказывания и подтверждения. Так рождались лучшие из лучших, а тех, кто решался это оспорить, ждал лишь один конец.

– Эй, красотка, что это за страшила рядом с тобой? – раздался оклик, обращенный к Морайне, когда они с Ориценом, увлеченные беседой, искали костры пермаеса мурхуна. – Ты забыла, как выглядят настоящие клыки? Посмотри сюда, я напомню тебе!

Девушка застыла, не донеся ногу до земли, после чего резко развернулась, ища глазами говорящего. Он и не скрывался, нагло осматривая ее с ног до головы, сложив руки на груди. Вокруг клыка тут же послышались одобрительные смешки, в предвкушении хорошей драки. Молодой вендази, по возрасту казался едва ли старше Морайны. Его одежда была весьма скудно украшена серебряными нитями, рисовавшими паутинное плетение по всей поверхности куртки.

– Молод, но пока беден, жаждет славы и признания, – мысленно заключила девушка, осматривая наглеца. – Принял мурхуна за калеку, и решил самоутвердиться за его счет. Не чувствует опасности.

Орицен хищно сощурил глаза, облизнув губы. Ни слова не говоря, он шагнул навстречу вендази, но Морайна опередила его.

– Позвольте мависи самой ответить на оскорбление, командир, – мягко сказала она, чуть улыбнувшись, опустив ладонь на плечо мурхуна.

Молодой вендази слегка опешил, услышав титул девушки, но лишь на мгновение. Окружающие продолжали подбадривать его, тем самым, не выпуская из ловушки, в которую он сам себя загнал. Одно дело нагрубить какому-то там мурхуну, совсем другое дело оскорбить мависи – одним богам известно, кто может оказаться ее родичем. Сайер не давал кому попало права носить такой титул, а значит, обидчика ждали лучшие бойцы, готовые выпотрошить его как рыбу.

– Я не хотел показаться грубым, красавица, – осторожно пробормотал вендази, продолжая улыбаться. – Тебя оскорбляет общество этой яще…

Звонкая пощечина не дала ему закончить фразу, и окончательно лишила шанса сохранить достоинство, как, впрочем, и жизнь. Морайна не стеснялась вложить в этот удар такую силу, что юноша, не ожидавший столь резкого выпада, потерял равновесие и едва не упал на песок. Ярость уязвленной гордости окончательно лишила его чувства самосохранения, вверяя древнему инстинкту – смывать оскорбление кровью. Он выхватил из ножен кривую саблю и с криком бросился на Морайну.

Рапира скользнула в руку девушки, и хозяйка тотчас ощутила ее жар. Сталь Туаканры едва заметно дымилась, готовая принять подношение плоти. Первый выпад юноши, молодая вендази даже не стала отбивать, в последний момент, нырнув под рубящий удар. Раздосадованный тем, что с ним играют, юноша принялся описывать клинком крученые вензеля, стараясь запугать свою противницу, сбив с толку.

Морайна снова застыла, как всего мгновение назад, перед нападением, чуть отведя руку с рапирой в сторону. Ее глаза цепко следили за каждым движением противника, когда она сама включилась в сумасшедшую пляску смерти. Со стороны могло показаться, что оружие дуэлянтов даже не соприкасается, если бы не росчерки искр, полетевших в стороны и опережающих звон встречающихся клинков.

По большому счету, Орицен действительно мог справиться лучше нее. Суровый мурхун, несмотря на кажущуюся дикость, был лишен жестокости, и скорее всего, собирался просто хорошо отделать наглеца. Но отчего-то Морайна ощущала важность этого события. Она чувствовала и знала, что должна убить. Но для чего? Ярость Туаканры была не чета ее, но рапира лишь только исполняла волю хозяйки, значит, было что-то еще. Какая-то иная, но совершенно конкретная цель таилась в этом кровожадном представлении.

– Я буду направлять твою руку, – сказал ей однажды Шабор во время тренировочного поединка. – Следи только за равновесием, остальное доверь мне.

В вихре поющей стали, темп движений, сталкивающихся клинков все ускорялся, пока не достиг своего пика, на пределе возможностей смертных. Такой бой не идет долго никогда, всегда один ошибается, а другой свершает возмездие. И все же оба пока держались. Пот заливал глаза разъяренному юноше, на его груди и обоих предплечьях кровоточили неглубокие колотые раны. Оставалось лишь гадать, намеренно ли Морайна не доводила выпады до конца, или продолжала играть с противником, изматывая и унижая, заставляя гибнуть в муках.

Внезапно, молодой клык припал на левое колено, очевидно оступившись, но встать уже не успел. Острие рапиры уперлось прямо в его горло, слегка натянув кожу. Секундное замешательство бойца, могло иметь совсем другой исход, если бы не очередное неверное решение. Перекатом через голову юноша разорвал расстояние отделявшее его от Морайны. Рывком поднявшись, он тут же нанес рубящий удар из-под ног, метя в рукоять клинка девушки. Круговой взмах заставил его развернуться всем корпусом, подставляя противнику спину. Это движение было наполнено отчаянием и истерией, какую испытывает загнанная в угол крыса, готовая прыгнуть на любого, кто к ней приблизится.

Вендази почувствовал, что попал в цель. Краем глаза, он даже видел, как рапира, выбитая из руки девушки, отлетает в сторону. Но поворачиваясь, юноша вздрогнул, затем застыв, как восковая фигура. Во рту появился свинцовый привкус, а тело отказывалось слушаться, словно забыв, как надо дышать. Изумленно и не веря себе, клык смотрел на дымящуюся сталь клинка, выходящую из его несчастной груди.

– Она же выронила рапиру… Как? Как? Как?! – мысли молодого вендази, путаясь, начали удаляться, а тело, качнувшись, повалилось плашмя на спину.

Толпа вокруг взорвалась ревом восхищения. Когда Морайна со своим спутником двинулись дальше, их провожали совсем по-другому. Она доказала, что достойна, что одна из них, что представляет опасность. В этой армии никому не было дела до того, как ты выигрываешь бой. Вендази не чурались уловок и обмана. Напротив, хитрость и изворотливость в схватке считались за главные добродетели. Недостаточно просто победить противника, ему нельзя было оставлять ни единого шанса. Только так он никогда не поднимется вновь.

Орицен шел, помалкивая, лишь изредка ухмыляясь каким-то своим мыслям. Не выдержав длительного молчания, Морайна ткнула его в плечо, заговорив первой:

– Ну, же, говори! Чего скалишься? А?

– Маленькая плутовка выросла. Мне нравится, – вновь оскалился мурхун. – Как ты подняла клинок? Я же видел, что он отлетел. Ты его выронила. Все видели!

– Не выронила, а отпустила, – ответила вендази, подмигнув старому другу.

– Мне нравится, – пожал плечами Орицен. – В моем пермаесе не хватает когтей [11]. Пойдешь ко мне?

– Да, если будешь учить меня, – кивнула Морайна, задумчиво глядя вдаль.

Спустя две недели изматывающих марш-бросков стая вышла к границам Корви. Друиды работали днями и ночами, поддерживая жизненные силы колоссального воинства, которое двигалось практически без отдыха. Оккульты думиваро еще трижды свершали жертвоприношения на своей земле, накачивая стаю мощью терзаемых душ. Каждый клык знал, что означает последний ритуал в Зоркундлат – следующие костры должны зажечься уже на вражеской территории, и будут вспыхивать до тех пор, пока враги сайера не лягут к его ногам. Это, кстати, было и негласным напоминанием: пока идет война, костры будут гореть, и если клыки не приведут новых рабов из числа военнопленных, то лягут на дыбы сами.