И тотчас столик и все, что на нем было, исчезли бесследно. «Вот это настоящее дело!» — подумала Двуглазка и сделалась очень веселой и довольной. Вечерком, придя домой с козой, она нашла на столе глиняное блюдце с объедками, которые ей сестры оставили, и, конечно, не прикоснулась к этой еде.

И на другое утро, уходя с козой в поле, она оставила нетронутыми те куски, которые были ей поданы.

В первое время сестры не обратили на это внимания, но затем заметили и стали говорить: «С Двуглазкой что-то неладно! Она каждый раз оставляет еду нетронутой, а прежде, бывало, все приберет, что ни поставь ей! Видно, она нашла себе возможность откуда-нибудь пищу получать».

И вот, чтобы узнать правду, Одноглазка решила идти с Двуглазкой в поле и наблюдать, что у нее там творится и не носит ли ей кто-нибудь туда еду и питье.

Когда Двуглазка опять собралась в поле, Одноглазка подошла к ней и сказала: «Я хочу с тобой идти в поле и тоже присмотреть, чтобы коза хорошо паслась и отъедалась».

Но Двуглазка догадалась, что у ее сестры на уме, и загнала козу в высокую траву, а сама и говорит Одноглазке: «Пойдем, сестрица, сядем рядком, я тебе кое-что пропою».

Одноглазка уселась, утомленная непривычной ходьбой и солнечным жаром, а Двуглазка стала ей напевать все одно и то же:

И вот, Одноглазка закрыла свой глаз и уснула. Увидев это, Двуглазка сказала:

и уселась за свой столик, и наелась, и напилась досыта, а затем опять сказала:

и все мигом исчезло.

Тут Двуглазка разбудила сестру и говорит ей: «Одноглазочка, ты хотела пасти козу, а сама и заснула. Тем временем коза Бог весть куда могла уйти. Пойдем-ка домой».

Пришли они домой, а Двуглазка опять-таки до своего блюдца не дотронулась.

Одноглазка же не смогла объяснить матери, почему сестра есть не хочет, и в извинение себе сказала: «Я там в поле приуснула».

На другой день мать сказала Трехглазке: «На этот раз ты ступай и хорошенько высмотри, ест ли Двуглазка в поле и носит ли ей кто-нибудь со стороны еду и питье. Надо думать, что она ест где-то потихоньку».

Вот Трехглазка и примазалась к Двуглазке и говорит: «Хочу я с тобой пойти да посмотреть, хорошо ли ты козу пасешь да даешь ли ты ей отъедаться».

Но Двуглазка поняла, что у сестры на уме, загнала козу в высокую траву, а ей и говорит: «Мы с тобой там усядемся, и я тебе кое-что пропою». Трехглазка уселась, порядком поустав от ходьбы и солнечного жара, а Двуглазка опять затянула ту же песню:

Но вместо того чтобы спеть:

она по рассеянности спела:

Да все так и пела:

И от этой песни у Трехглазки два глаза уснули, а третий не уснул. Хотя она его тоже закрыла, но только из лукавства, прикидываясь спящей, однако же все-таки могла подглядывать.

Когда Двуглазке показалось, что сестра ее спит, она, как всегда, сказала:

Попила и поела она вволю, а затем сказала:

И Трехглазка все это видела.

Потом пришла к ней Двуглазка и говорит: «Ну, сестрица, выспалась ли? Хорошо же ты коз пасешь! Пойдем-ка домой».

И когда они домой вернулись, Двуглазка опять не ела, а Трехглазка сказала матери: «Знаю я теперь, почему эта гордая девчонка не ест!» — и рассказала матери все, что видела.

Тотчас вспыхнули в матери зависть и досада. «Так ты лучше нас есть хочешь? — подумала злая баба. — Постой же, я у тебя отобью охоту!» Схватила она нож и ткнула им козе в сердце, так что та разом пала мертвая.

Как увидела это Двуглазка, так и залилась горючими слезами; пошла в поле, села там, сидит да плачет.

Вот и явилась опять перед ней вещая дева и спрашивает: «Двуглазка, о чем ты плачешь?» — «Как мне не плакать? Матушка ту козочку убила, что меня так хорошо по вашему сказу кормила. Теперь опять придется мне голодать да горевать».

Сказала ей вещая дева: «Я тебе добрый совет дам: выпроси у сестер кишки от убитой козы и закопай их в землю перед входной дверью. Это тебе на счастье будет».

И скрылась.

А Двуглазка пошла домой и сказала сестрам: «Дайте мне от моей козочки то, чего вам не жаль, хоть одни только ее кишочки». Сестры засмеялись и сказали: «Коли ничего другого не просишь, так возьми их».

И взяла Двуглазка кишочки и вечерком втихомолочку зарыла их по совету вещей девы перед входной дверью.

На другое утро, когда все в доме встали и подошли к двери, то увидели, что выросло там чудное дерево с серебряными листьями и с золотыми плодами, такое-то чудное, что ничего лучше и дороже того дерева и на свете не бывало.

И никто, кроме Двуглазки, не знал, откуда это дерево взялось: только она смекнула, что оно выросло из того самого места, где она кишки закопала.

Вот и сказала мать Одноглазке: «Полезай на дерево, дитятко, да нарви нам с него плодов».

Одноглазка полезла на дерево, но чуть только хотела сорвать одно из золотых яблочек, как ветки выскользнули у нее из рук. И так случалось каждый раз, как она протягивала к яблокам руку. Сколько она ни старалась, не смогла сорвать ни одного яблочка…

Тогда мать сказала: «Трехглазка, теперь ты полезай! Ты тремя-то глазами можешь лучше кругом оглядеться, чем Одноглазка».

Одна сестра слезла, другая полезла на дерево. Но и у этой было не больше удачи. Наконец сама мать полезла вместо дочерей и тоже ничего с дерева добыть не смогла.

А Двуглазка сказала ей: «Вот я полезу, может быть, мне лучше удастся, чем вам».

Сестры закричали: «Где уж тебе, Двуглазка!» Однако Двуглазка все же влезла на дерево, и золотые яблоки сами ей в руки полезли, так что она их полный фартук нарвала.

Мать взяла у нее эти яблоки, но вместо того чтобы теперь лучше с ней обходиться, все стали ей завидовать, что она одна может срывать яблоки, и стали еще больше ей досаждать.

Случилось так, что однажды сестры вместе стояли у дерева, а мимо проезжал молодой рыцарь. «Эй, Двуглазка, — крикнули обе сестры, — полезай, полезай под дерево, чтобы нам за тебя не стыдиться!»

И как можно скорее накрыли они ее пустой бочкой, которая стояла около дерева, да и золотые яблоки, сорванные с яблони, туда же попрятали.

Когда рыцарь подъехал поближе, сестры увидели, какой он красавец. А он остановил коня, полюбовался прекрасным деревом и сказал обеим сестрам: «Кому принадлежит это прекрасное дерево? Тот, кто мне дал бы с него веточку, мог бы от меня потребовать все, что его душе угодно».

Одноглазка и Трехглазка ответили ему, что дерево принадлежит им и что они охотно сломят ему с дерева ветку.

Но как ни трудились — и та и другая, — ни ветви, ни яблоки не давались им в руки. «Странно! — сказал рыцарь. — Дерево вам принадлежит, а вы все же с него ни яблока, ни ветки сорвать не можете». Однако обе сестры настаивали, что дерево принадлежит им. Тем временем Двуглазка, разгневанная тем, что сестры ее так лгут, выкатила из-под бочки парочку золотых яблок прямо к ногам молодого рыцаря.