Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— То есть… Они сами рады, что мы их воруем?

— Да. Им нужна была вся твердь, а теперь им нужны Хибр и Зеленая улыбка.

— А уршады?! Ты врешь мне, воин, ты запутываешь меня! Ведь уршады сами убивают нюхачей! Уршады — это злобные бесы, а эти желтые… они никому не причиняют вреда…

— Он не врет тебе, Женщина-гроза.

Это проскрипела Кеа. Она говорила тихо, но все услышали. Дрожащий Кой-Кой замер на валуне. Снорри едва не свалился с ветки в реку. Центавр попытался взглянуть на нюхача обоими глазами сразу и чуть не вывернул шею. Кеа неловко взобралась Поликриту на спину, хватаясь толстыми клешнями за ремни и веревки, и уселась там, отдуваясь после трудного пути.

— Он не врет тебе, госпожа. Этот человек… Я узнала его по запаху. Он двурушен, но честен, домина. Он служит Слепым старцам и служит императору Зеленой улыбки. Мне давали понюхать воздух из приемной прокуратора. Он пахнет так, домина, этот человек. И он… он влюблен в тебя, домина.

— Ты… Ты… — Марта не находила слов, слезы трепетали на ее ресницах. — Ты выполнял приказы прокураторов? Ты состоишь в тайном сыске Рима?!

— Это так, Женщина-гроза. Слепые старцы послали меня в Рим много лет назад. Император заинтересован в ослаблении монашеских орденов, ему нужны люди вроде меня… Все не так одномерно, волчица, и вчерашние враги становятся попутчиками… Император боится, что доминиканцы и ткачи Августина объединятся в стремлении вернуть инквизицию. Пока в Порте неспокойно, кланы воюют друг с другом, зато на Зеленой улыбке мир среди королей…

— Он не врет тебе, домина, — крикнула со спины центавра Кеа. — Он служит в тайной когорте, мне давали нюхать таких людей. Я отличу их за милю… Он служит в тайной когорте прокуратора, они поддерживают светскую власть и ослабляют церковь…

— Он не врет, как же! — в бессильной злобе передразнила Красная волчица. — А откуда мне знать теперь, что ты не врешь, отродье уршада?!

— Марта, она не уршад, — Рахмани незаметно завел руку с ножом за спину, чтобы при необходимости одним движением перерезать завязки своего платка. Он с тревогой чувствовал, как улыбка, та самая улыбка пустынника, подбирается изнутри, вдоль трахеи, собираясь выплеснуться в мир. — Марта, она лишь родственник уршада. Те так же любят паразитировать, но равно опасны для всех… Да, я служу в тайной когорте прокуратора. А как иначе я добился бы своего места ловца? Мне нужны были связи, связи на самом верху, в Риме! Мне нужно было спокойно искать подарки Тьмы и передавать их детям Авесты, для этого пришлось продать свои умения.

Если хочешь знать, я продался всем сразу! Да, я выполнил немало темных дел для ткачей, для монахов Августина и папских кардиналов… Я воровал колдуний, я нанимался к ярлам, чтобы снять сглаз и отвратить дурные наветы, я возвращал нунциям мощи их господа, похищенные неверными… Римские прелаты до вчерашнего дня считали меня своим агентом, а прокураторы верили, что я служу только империи и готов лично зарезать всех епископов и кардиналов, лишь бы не допустить новый крестовый поход…

— Что же случилось вчера, воин? — Красная волчица плясала на самом краю водопада, окружив себя семицветными прозрачными кавалерами. Радуги смеялись и обнимали ее неугомонные колени.

— Вчера я предал тех и других — ради главного.

— И что же главное, воин? — затаила дыхание Красная волчица.

— Главное у меня на ладони, Женщина-гроза. Это шестнадцатый огонь, который позволит оживить твой Камень.

— Кой-Кой, я тебе говорил, вонючий хамелеон! — завопил Снорри, с риском для жизни раскачивая ветку. — Я говорил тебе, что у дома Саади всегда найдется козырь!!

— Шестнадцатый огонь? — Центавр вскочил на ноги, отчего Кеа едва не улетела в кусты. — Я слышал об этом, Женщина-гроза! Но это сказки, смешные легенды огнепоклонников…

— А что потом? — отмахнулась от центавра Марта. — Что потом, Рахмани?

— Потом я пробью новый канал. Прямо здесь, под струями водопада. Нам нужна глубина, большая глубина. Мы уйдем все вместе. Мы вместе уйдем на четвертую твердь. Мы вместе будем искать лекаря для Зорана.

— А разве ты желаешь ему выздоровления? — Ее глаза окутывали ловца тягучим медом. Красная волчица перешла на лающий прусский диалект, чтобы их замершие в вечернем сумраке попутчики слышали только звуки. То, что скрывалось за взглядами дерущихся на воде, принадлежало только им.

— А разве я могу желать тебе горя, Женщина-гроза? — Ловец тоже ответил на языке университета.

— Чем ты поклянешься?

— Своей любовью к тебе.

Впервые за сотни малых и длительных схваток Женщина-гроза потеряла равновесие. Она едва не свалилась в любимую реку своего детства.

— Почему ты не показываешь свое лицо, воин? Ты не хочешь убивать меня?

— Моя улыбка не убьет тебя. Вы все неверно понимаете сущность продавцов улыбок. Они продают не смерть, а желание. Если я улыбнусь тебе, ты…

— Я влюблюсь в тебя до изнеможения, как школьница? — Красная волчица впервые позволила себе смех. Рахмани услышал, как убийственные лезвия ее кинжалов с шуршанием возвращаются в ножны.

— Именно так, домина… — Рахмани отпустил фантомов и остался один. Он больше не прятался, он застыл на плоском валуне посреди говорливого потока.

— Теперь я верю тебе, воин… — Нежные пальцы пробрались под платок и ощупали его сухие губы. — Мы прыгнем в твой водопад вместе! И…

— Что «и»? Эй, что значит «и»? — уже в спину Марте простонал ловец.

— Это значит, что ты такой же дурак, как другие мужчины.

30

НА ПУТИ В РАЙ

Рахмани привел с собой паука.

Мой суровый любовник разыскал меня слишком быстро, гораздо быстрее, чем я рассчитывала. Кроме водомера, он зачем-то прихватил с собой это лохматое чудо… Я их видела раза три на невольничьих рынках, но никогда вблизи. Это был один из тех, кого матери Красные волчицы называют «глазами пустоты», или попросту «перевертышами». Нет такого зверя, птицы или рыбы на Великой степи, кто умел бы так прятаться, как перевертыши. Обитают они далеко на западе, у самых берегов левантийских, пресных морей, и большую часть жизни, насколько мне известно, занимаются крайне странным делом — они малюют клубки из трехцветных линий на стенах своих катакомб.

Говорят, что если клубок из линий нарисован верно, то есть над ним несколько дней или недель трудилась вся семья, то лучшего сторожа в норе не надо. Это и называется «глаз пустоты», на их потешном языке звучит красиво, но македонянам не выговорить. Любой вошедший в катакомбы, будь то злодей или честный рыбак с разбившегося корабля, упирался взглядом в «глаз пустоты» и каменел. Что при этом мерещилось случайному гостю пещер — никому точно неизвестно, поскольку нет тех, кто долго смотрел в «глаз пустоты» и остался после этого разумен. Торгуты мне рассказывали и совсем уж нелепые небылицы — о том, что в некоторых семьях перевертышей есть мастера, способные не просто повредить разум человека рисунками, но и втянуть человека внутрь плоского изображения, как втягивает нас порой в Янтарный канал. Долетали иногда рассказы и похуже, пострашнее. Якобы в некоторых семьях, занимавших главенствующее положение в лабиринтах пещер северного Арама, рождались юноши, способные не только заманить враждебных гостей в несуществующие пустоты, но и выманить оттуда такое…

Совсем не людей. Нечто такое, что потом никому не удавалось загнать обратно, и даже непонятно было, живое оно или нет, но к счастью, оно погибало само, успев покалечить массу народу, либо, напротив, пугливо забившись в угол. Мне сложно рассуждать о том, чего я не видела, это лишь слухи…

И всегда находились такие, кто готов был поклясться матерью и отцом, что видели людей, которые тоже видели людей, а те-то уж точно сами видели тех, кто наблюдал, как доверчивый путник простирает руки к голому, потрескавшемуся известняку и… проваливается в самый центр трехцветного клубка, словно зацепился носком за порог, перед натянутой пестрой циновкой. Особенно сильны в этом редком колдовстве так называемые семьи Кой-Кой, у них это нечто вроде религии, там мальчиков, отмеченных даром, с раннего детства отстраняют от общего труда, вручают мелки и позволяют месяцами искать свой собственный узор. Лама Урлук считал, что перевертыши из семей Кой-Кой в глубокой древности общались с богами, сошедшими с небес, и те научили шоколадных дикарей, как, не имея под рукой темной воды для Янтарного канала, создавать Янтарный канал из ничего. Из сухого мела, из сонного ветра, блуждающего в кавернах, из вечной мечты о довольстве и лени, ибо что есть рай, как не бескрайняя лень?

76
{"b":"69984","o":1}