Как всегда, он пропустил момент начала пути. Больше всего это походило на плавное скольжение на лыжах с горы. Рахмани только здесь, на Зеленой улыбке, во владениях Тьмы, научился ходить на лыжах, но сравниться в ловкости с венгами даже не пытался. Путь походил на скольжение по наклонной, неторопливое в начале, но все ускоряющееся, вплоть до бешеного визга ветра в ушах, до полной потери ориентации в маслянистом тумане.

Первым прыжком Рахмани преодолел сорок гязов. Паутина вынесла его туда, куда он загадал, на вершину одного из Четырех столбов. Здесь метался шквальный ветер, и Саади пришлось немедленно улечься ничком, чтобы не превратиться в порхающую снежинку. Громадный ледяной утес постанывал и еле заметно дрожал. С высоты в две сотни локтей открывалась жутковатая, но необъяснимо притягательная для Рахмани панорама плато. Голубые тени от вздыбленных торосов перемежались почти черными провалами, кое-где искрили снежные наносы, поднимались вихри серебряной пыли и не смолкал вечный голодный гул, похожий на вой бесчисленных волчьих стай. С вершины неприступного утеса Саади различал дымки далеких ночевок, огоньки костров и даже кое-где — линзы телеграфа. С другой стороны дышала холодом безжизненная пустыня.

Следующий прыжок прошел легче и почти без боли. Рахмани приказал телу переместиться на один из остроконечных холмов, замыкающих плато Зайцев. Вода под голыми пятками еще не успела вскипеть, когда он разглядел в трубу упряжку преданного слуги Ванг-Ванга. Ванг-Ванг почти достиг горловины, откуда растекалось плато. Таец берег собак, трусил рядом с санями, иногда оглядываясь назад. Оглядывался хитрец неспроста — по его следам, гязах в тридцати, неслись на эму четверо всадников.

Саади мог бы помочь Ванг-Вангу, но именно так все и задумывалось. Каждый выбирается своим путем.

Ловец перевел подзорную трубу на восток. То, что он увидел, его одновременно огорчило и обрадовало. Еще одна четверка мчалась строго на север, в ту сторону, куда совсем недавно ушел он сам. Итак, все его ухищрения с «дьявольским перцем» не помогли, вояки из тайной дружины короля Георга не дали себя обмануть. Они вычислили место, где ловец покинул упряжку. Ничего, пусть торопятся, все равно очень скоро упрутся в замерзающую лужу и потеряют его след! Рахмани вглядывался изо всех сил, но полярные радуги, как назло, ослабли, небо затянуло тучами. Он ясно различал лишь одно — в погоню посланы не рыцари Плаща, не круглобородые наемники из фиордов, а личная стража королевского двора. Причем четвертым в каждом отряде, почти наверняка, был не человек, а нюхач…

Нюхачей следовало прикончить раньше.

Третьим прыжком Рахмани перенес себя вплотную к грядке сиреневых грибов возле иглу покойного друга Ларси. Сердце выскакивало из груди, хотелось упасть на землю и не вставать. Огромным усилием Рахмани заставил себя держаться вертикально. Он сознавал, что организм выдержит и четвертый, и пятый прыжок, до самого города Брезе, однако после подобной нагрузки он сутки не сможет пошевелить пальцем. Кроме того, скользить по серым нитям в населенные местности вдвойне опасно. Если случайно на пути попадется колдун или одаренный ребенок, можно сорваться с нити и угодить совсем не туда, куда стремишься. Можно угодить не просто далеко, а провалиться в болото где-нибудь на тропических островах Великой степи.

Болота — это полбеды, однажды Рахмани произнес формулу слишком близко от храма, и паутина закружила его по такой спирали, что ловец уже прощался с жизнью. Серые нити успокоились только после того, как закончилась служба, а обессиленного Саади протащило по соленому мангровому лесу и вышвырнуло в рваной одежде на пустынный берег Черного континента. Тогда его чуть не сожрали туземцы. Правда, после ловец с ними подружился, ему даже предложили в жены одну из восьми дочерей вождя, на выбор. Когда Саади увидел красавиц за ритуальным пиршеством, по случаю поимки крокодила, он мгновенно обрел силы для нового прыжка в паутину…

Рахмани промокнул пот. Да уж, серая паутина многое дарит, но забирает не меньше.

Женщины семьи покойного Ларси уже собирались на утреннюю дойку, мужчины ковырялись, что-то мастерили внутри иглу. Собаки залаяли хором, оскалившись, выстроились изнутри, вдоль границы ядовитых грибов. Рахмани пристально посмотрел на псов, и они затихли. Навстречу ловцу выскочили племянник и двоюродный брат Ларси, полуодетые, с оружием. Оба уставились на него со страхом, не слишком соображая, откуда он взялся ранним утром, один, босой, с мешком. Из-под пяток Саади растекалась талая вода. Он все еще был горячим, как печь.

— Что случилось, брат? — робко спросил брат Ларси.

— Разве венги позабыли собственные обычаи гостеприимства? — вопросом на вопрос ответил Рахмани.

Соседи засуетились, перебросили настил через грядку с сиреневой отравой.

— Ты снарядишь упряжку лучших собак, я лягу на дно, под шкуры, а сверху положишь мальчика. Мы поедем в Брезе…

— В Брезе? — изумились мужчины. Женщины слушали издалека, не решаясь подойти. — Почему же ты не уехал сам? У тебя лучший эму, и хаски…

— Все должны видеть, что ты повез больного сына Ларси к доктору, — холодно подтвердил Рахмани. — За доктора я заплачу, пусть мальчика лечат в приюте. Ты отвезешь меня к постоялому двору Сгенхьолда…

— Это нехорошее место… — промямлил старик. Рахмани пошатнулся. В голове лопнул сосуд. Из носа вот-вот пойдет кровь. Потом он представил ошарашенные рожи преследователей на эму и улыбнулся. Они погоняют птиц в гору, сквозь начавшийся колючий буран, погоняют, чтобы найти на верхней оконечности Клыка его вмерзшие в лед унты. Там они спешатся и примутся в растерянности рыхлить лед, с каждой песчинкой убеждаясь, что ловец испарился, исчез.

— А потом вы все забудете, что видели меня сегодня, — добавил он. — Забудете вы и ваши женщины, понятно? Потому что, если вы признаетесь, вас обвинят в содействии врагу короны и заживо снимут кожу.

У мужчин-венгов дернулись непроницаемые лица.

— Разве тебе недостаточно Камней, которые мы тебе отдали? — жалобно спросил племянник Ларси. — Что ты натворил преступного? За что ты хочешь погубить всех нас?

— Я не сделал ничего дурного, но нюхачи уже ищут меня. Они верят, что я ушел через льды… С вами ничего не случится, если забудете обо мне, — пообещал Рахмани. — Если откажете мне в помощи, я все равно заберу ваших собак, а в Брезе пущу слух, что вы мне их подарили добровольно. Завтра сюда явятся солдаты ярла. Вот моя плата, тысяча далеров.

Он швырнул к их ногам мешок. За тысячу далеров можно было купить стадо оленей. Мужчины переглянулись.

— Мы отвезем тебя, — кивнул старик. — Но что, если нас задержат гвардейцы? Брат Саади, мы не сможем их…

— Я смогу, — перебил Рахмани, и от тона его голоса венги вздрогнули. — Только дайте мне мяса, и я все смогу.

Нюхач был совсем такой, какими я их привыкла видеть в детстве. Грушевидное, колышащееся тело, почти бесформенное, как будто внутри не было костей. Короткие слабые ножки и крепкие руки, похожие на клешни. Хинцы содержали своих нюхачей в довольстве и сытости; я приподняла попону и обнаружила чисто вымытую желтую кожу в пупырышках. Насколько мне известно, здоровый нюхач должен быть именно желтого цвета и обязательно в пупырышках, словно молодой замерзший кабачок. Они, кстати, быстро замерзают, поскольку на их экваториальных островах всегда стоит палящий зной.

— Не бойся, я буду защищать тебя, — я обратилась к нюхачу на языке Поднебесной. К моему изумлению и радости, нюхач ответил.

— Ты всех убила, Женщина-гроза?

— Я не хотела их убивать.

— Я знаю, — безгубый рот нюхача пережевывал гуаву, затем стремительно высунулся длинный багровый язык и слизнул муху с ободка корзины. — Их послал наставник Жао, великий гончар из монастыря Шао.

— Почему ты это мне говоришь?

— Ты все равно об этом спросишь.

— Откуда они узнали про Камень?