Рождённый на планете, что на протяжении столетий ходила вокруг звезды на самом крае Империи, Хасеас с рождения обучался вещам наиболее далёким от того, чем ему приходилось заниматься сейчас. Его семья не была замечена ни за чем, достойным упоминания, однако ходили слухи, что его дальний предок был чистильщиком сапог у самого графа, пока того за кражу не погнали в поле. Если остальные считали это поводом для семейной гордости, то несложно осознать, что уважением семья Хасеаса не пользовалась. В строгой, крепкой пищевой цепи Империи он был на её ржавом конце, крестьянином, долженствующим умереть с плугом в руке. Образно выражаясь, разумеется, плугом уже не пользовались даже самые малозначимые хлебопашцы. Детство его прошло в блаженном неведении, когда он ещё не осознал подневольного положения своей семьи. И родители мальчика окружали его любовью – тем немногим, что они могли ему дать, помимо навыков, передававшихся из поколения в поколение. В возрасте пяти лет ему выпал редкий шанс научиться чему-то большему.
Не так часто находятся самаритяне, готовые пожертвовать достатком, чтобы научить чему-то людей, не способных себе позволить просвещение. Но как раз такая личность нашла путь на их планету. Учитель, чьё имя из памяти Хасеаса давно ускользнуло, к величайшему его сожалению, дал самые основные знания детям. Через пару лет они уже могли читать на основном языке и считать. Больше им было и не нужно, и о большем те не просили. Хасеас в будущем часто желал, чтобы столь интеллигентный человек научил его большему в своё время. Может, там и был некий урок, который Хасеас понял позже. Почему вещи имели такой расклад, а не иной. Почему он должен был полагаться на благодетельного незнакомца, чтобы научиться самому простому. Но тогда Хасеас не придал этому большого значения. Благо ему предстояло научиться многим вещам от учителя, коим стала нелёгкая судьба.
Взрослая жизнь поначалу не предвещала ему ничего особенного. Он жил ровно так же, как и его родители, и их родители. Говоря о первых, нельзя не упомянуть, что столь напряжённая жизнь не пошла на пользу их здоровью. В случае его отца добавился смертельный ожог от лазерной винтовки. Тёмная история, но исход был всем известен. Он был приговорён к смерти за убийство графини. Хасеас позже приложил усилия, чтобы понять причину столь жестокого приговора. Отца нынешнего лорда-генерала просто подставили, как выяснилось позже. Очередная интрига в высших кругах, а несчастный крестьянин оказался рядом, будучи вызванным с той лишь целью, чтобы позднее обвинить в смерти высокого гостя. Благо граф был убит во время войны кем-то другим, иначе Хасеас полностью бы использовал своё новое влияние с одной только целью – отомстить обидчику сполна. Но факт оставался фактом: Хасеас лишился отца, а вскоре скончалась и его мать.
Но до стремительного падения жизнь шла размеренным чередом. Он женился в возрасте двадцати семи, и вскоре в его семье появился сын. Семейная идиллия продолжалась относительно долго, десять лет. Но много раз он убеждался в том, что мир ненавидел его. Отчасти Хасеас винил себя в том, что произошло. Он не мог не заметить, какая схожая с его отцом судьба настигла его. Однако именно Хасеас загнал себя в угол, он знал, на какой риск шёл. Он взял денег в долг, только чтобы выкупить себе свободу от дворянского произвола. Но без земли. Ему пришлось переехать в город, взяв семью вместе с собой. Его жена Елена была против подобного риска, но Хасеас был непреклонен. Оказалось, что она была права. Особенность долгов в том, что их надо возвращать, и цена была слишком велика. Хасеас понадеялся, что новая работа поможет сжечь последний мост, но факел для этой цели в итоге сжёг то немногое, что он имел. За долги он был приговорён к рабству. Попытка сбежать не добавила симпатий в суде, уже предвзятом. Так судьба и привела его к единственному человеку, который изменил всё не только в его жизни, но и тысяч, миллионов прочих.
После тишины, длившейся пару минут, Конрад всё же обратил внимание на своего молчаливого друга.
– Ну и какова ситуация?
– Вы и так уже всё знаете, – проворчал Хасеас и мрачно потряс головой, – мы сделали всё в наилучшем виде. Но результаты всё равно неутешительные. Как вы остаётесь спокойны, когда всё к чёрту катится?
– Я просто понимаю, что кто-то должен быть спокоен. И ты прав, я всё читал. Сегодняшняя встреча должна решить хотя бы одну из наших проблем. Я также просил тебя проверить почву, и в твоё сообщение определённые темы не попали по причинам, нам обоим известным. Но ты же знаешь, что через третьи уста твой доклад не передаётся, можно было и упомянуть словцом.
– Мера предосторожности, Ваше Величество. К тому же мы опять недосчитались нескольких кораблей.
– И это называется ‘в наилучшем виде’?
– Стандарты нынче низкие. По сравнению с прошлым месяцем тем паче. Тогда украли в два раза больше. Это может быть либо знаком того, что предатели всё разузнали и теперь лавочку свою спрятали, или счастливой случайности, по которой воровство окончилось большим провалом. Решать вам. Моё дело доложить.
– Твоё дело найти их, Хасеас, – вздохнул Конрад. – Ты действуешь от моего имени. Поэтому ты имеешь полное право поступать, как считаешь должным. И требовать ровно то, что нужно, плевать, как они сопротивляются. Сопротивляться тебе – это всё равно, что харкать в лицо мне. А это уже непростительно.
– Вы так и не сказали, с кем у вас назначена встреча, – Хасеас прервал минутное молчание, что сковало всё вокруг. Он сам не желал думать о том, что подразумевал император и какие бескрайние рамки он имел в виду.
Конрад тут же показал свою невинную улыбку.
– Скажем так, Эрлон будет вне себя, стоит ему войти. Потому я и позвал его. Дело тут срочное, и даже инициатива вовсе не моя.
В лорде-генерале проснулось любопытство. Это становилось крайне интересно. Это был не первый раз, когда Конрад встречался с кем-то по просьбе второй стороны, но то было время войны человека, которого мало кто знал, с титаном, сделанным из глины. Сейчас же, чтобы привлечь внимание нынешнего императора, требовалось нечто большее, явно не просьба одного из вассалов. Для такого был Сенат, а не аудиенции в тронном зале. Конрад доселе исключений не делал, даже в случае грабежа чужеземцами обращались к сенаторам, пусть и с чрезвычайной скоростью проходя все инстанции бюрократического чудища. Да и Эрлон, выведенный из себя… для такого нужно было что-то воистину оскорбительное или для него, или для его народа в целом.
В размышлениях Хасеас и не заметил, как тот самый адмирал-префект вошёл в зал. Будучи немногословным, как и всегда, он вежливо поприветствовал и императора, и лорда-генерала, прежде чем так же встать подле трона, по левую сторону вместе со своим коллегой-военным.
Эрлон имел ранг адмирала, состоя во главе Адмиралтейства. Его достаточно необычно звучащее имя было на самом деле составным, поскольку его народ имел привычку делать их чрезвычайно длинными для остальных. Несмотря на достаточно холодный с виду характер, он не имел на этот счёт возражений. У него была чрезвычайно бледная кожа, практически белая. Скулы адмирала были очень ярко выражены, все прочие черты лица были также острыми, нос ястребиный. Эрлон имел красные глаза, причём белков в них не было, вместо них был лишь менее насыщенный оттенок. Его чёрные волосы были аккуратно завязаны в короткий конский хвост. На нём была такая же форма, что и у Хасеаса, но в белом цвете Адмиралтейства.
Хасеас несколько раз бросал взгляд на паллидонца, стараясь не быть замеченным за подглядыванием. Сложно было судить, что именно чувствовал Эрлон в этот момент. Это было сродни поиску эмоций у камня, на котором нарисовали лицо. Оно было столь же недвижимое и непроницаемое. Алые глаза его смотрели куда-то в пустоту, что придавало суетливым движениям Конрада более яркий окрас. Неожиданно Эрлон отвёл свой взгляд от мозаик на стенах и повернулся к лорду-генералу.
– Я не мог не заметить вашего любопытства. Вас что-то интересует? – поинтересовался он с присущим ему снисходительным тоном.
