Первое, что сделал лорд-генерал по прибытии, это открыл шкаф со стеклянным графином виски. Ему нужно было снять напряжение, капля по капле копившееся в нём и готовое выплеснуться, как коричневая жидкость из графина, что он держал. Хасеас не мог не задуматься о своей жизни, о её сохранности. Серане было безразлично его место, как и он сам, хотя чёрт её разберёт. Но кто ещё мог хотеть этого? Неизвестные «они» должны же были понимать, что лорд-генерал имеет столько власти только из-за близости к самодержцу, не из-за каких-то полномочий, что ему давал его пост. Как-то он не придал большого значения недавним словам императора, однако сегодня что-то заставило его сдвинуться с этой точки неведенья, нарочитой слепоты и глухоты. Но Хасеас был вполне уверен в своей безопасности: снаружи караулили Палатины, а со стороны двора добраться будет также сложно. Однако никто же не говорил, что его должны убить.

Пока он наливал напиток в стакан, в комнату вошёл новый визитёр. Ещё подросток лет семнадцати, он обладал статной фигурой, был высок и широкоплеч. Глаза были карими, смоляные волосы были пострижены коротко и аккуратно. Он был одет в белую рубашку с маленькими чёрными пуговицами и именными запонками и держал чёрный пиджак на плече.

– Уже вернулся? – спросил юнец с удивлением.

Хасеас пожал плечами, взяв стакан в руки.

– Встреча была продуктивна, пусть я и не рад решению Его Величества. Но работы у меня прибавится. А ты уже побывал в Академии, я погляжу, – Хасеас заметил с тёплой улыбкой на лице. – Ну? Как оно?

Лицо его сына помрачнело, что заставило сердце старшего юта замереть в ожидании страшного. Хасеас терпеливо ждал ответа, несмотря на смертельное желание покончить с гложущим чувством в груди. Но когда сын направился в сторону своей комнаты, отец уже не мог сдержаться.

– Джонор, что произошло?

Вопрос заставил юношу остановиться в дверях, прежде чем он сделал глубокий вздох. Он обернулся, бросив на отца недовольный взгляд.

– Меня приняли.

Хасеас ожидал разного, самые пугающие идеи проскользнули сквозь барьер рациональности и заняли место в очереди. Но даже подобная неясная причина для угрюмого настроения была непостижима. Он лишь поморгал пару раз, стремясь понять, что сейчас происходило. И единственное, что Хасеас смог из себя выдавить, было лишь слабое слово:

– Что?

Джонор подошёл к отцу, выглядя всё так же оскорблённо.

– Меня приняли, – повысил он голос, как если бы Хасеас страдал глухотой. – Почему я недоволен? А всё просто, чёрт возьми. Ты сделал то единственное, что я просил тебя не делать. Я же ещё в самом начале года ясно выразился: мне не нужна никакая помощь. И никаких рекомендаций по доброте душевной мне не нужно, особенно от того, кого я даже в лицо никогда не видел. С чего это император вдруг озаботился моим будущим, как не по твоей просьбе? Раньше ему до этого дела не было. И да, как я узнал это? В следующий раз попроси конспираторов держать язык за зубами. Ведь с самого начала это звучало странно.

– Ты усердно работал и потому заслужил это. Кого заботит, каким именно образом ты окажешься в одном из лучших заведений всей Империи?

– Меня заботит, отец. И если наш болтливый директор расскажет всем, что он получил письмо от самого императора, то как, по-твоему, отнесутся ко мне? А он расскажет, как-то он же должен объяснить, почему он сначала меня сальной тряпкой гнал, а затем встретил с распростёртыми объятиями. И тебе от этого лучше не станет. Всем в очередной раз станет понятно, что твой лучший друг сидит на троне. Эту цепь можно очень далеко проложить, было бы желание.

– Мне плевать, что думает публика. Пусть они в своих газетёнках пишут, что хотят. Для меня главное – это твоё будущее. Благодарности я не требую, но и отнесись с уважением к тому, что я ради тебя делаю.

Строгим родителем Хасеас не был, далеко от того. Ещё в ранние годы жизни своего малютки-сына он души в нём не чаял. И вплоть до несчастной оказии, катком прошедшейся по всей его размеренной жизни, Хасеас старался вырастить из Джонора достойного юта. В какой-то степени ему это удалось, и результат этого громогласного успеха находился перед ним. Теперь его собственный сын учил его морали. В достаточно неблагодарной форме, и даже к Хасеасу, юту вполне спокойному, подобное отношение начинало лезть под кожу. Да, то, о чём он попросил, имело далеко идущие последствия. Но они были уже далеко, и их ещё предстояло нагнать, потому начинать истерику было глупо и по-детски. Это при том, что Джонор всегда стремился вести себя старше своих лет. В его возрасте до́́́лжно было понимать, что и для хороших дел стоило запачкать руки. Хасеас знал, что его сын, за неимением официального образования, никак не мог попасть в заведение такого уровня. Ничуть не означая его невежество, данный факт был препятствием, стеной, что была выше и крепче абстрактного незнания. Можно ли винить лорда-генерала в том, что он эту почти осязаемую стену решил обойти? Хасеас, разумеется, себя не винил, не видя на то причины.

Хасеас вздохнул и безмолвно направился к мягкому креслу. Ему нужно было присесть. Джонор на протяжении всего короткого пути сверлил его взглядом, стоя на том же месте и бросив пиджак на стол.

– Будущее? Или ты просто пытаешься показать, что ты отец года? Ты не думай, что я просто забуду всё до этого из-за того, что ты делаешь ровно то же самое. И итог поэтому ровно противоположен.

– Джонор, – сказал Хасеас устало и в то же время удивительно резко. Даже Джонор опешил от неожиданности. Отец посмотрел на сына взглядом, выказывавшим то же, что и голос, – с меня достаточно споров на сегодня. Я сделал, что должен был, – посмотрел он в окно на полуденное голубое небо, – и ты этого, сколько ни поноси меня на чём свет стоит, не изменишь.

– Я просто подам отказ. Ничего пока не решено, – с уверенностью в голосе и с высоко поднятой головой ответил Джонор.

Оба сердца в груди его отца замерли. Ужаса на лице Хасеаса сын не увидел, по-прежнему стоя позади. Усталый отец вновь сделал глубокий вздох, отрешённый взгляд его направлен был вновь в пол.

– Решать тебе, – ответил он, – но подумай хорошенько перед тем, как делать это. Зачем тебе так поступать? Меня позлить? Ну, вперёд, плюнь мне в лицо, тебе это, похоже, удовольствие доставляет. Твой старик ведь такая простая мишень, грешника не зазорно помоями облить.

– Мне это не доставляет никакой радости, – угрюмо заметил Джонор, посмотрев в пол, – ты сделал всё ещё сложнее. Так бы я просто вступил в имперский легион и карабкался бы до звания офицера. Но теперь… нет, тебе нужно было меня в это втянуть и поставить перед фактом.

– И ты был бы подстрелен в процессе. Ты думаешь, я пошлю своего сына на смерть? Нет, благодарю покорно. Между возможным народным порицанием и твоей весьма неиллюзорной смертью я выберу первое.

– Откуда такая уверенность? Я показывал, что могу постоять за себя.

– Уверенность, сын, из-за того, что если ты пойдёшь в легион, то тебя пошлют на войну немедля. Его Величество имеет амбициозные планы, и войны не избежать. И он не собирается отказываться от своей идеи. Ты можешь пережить один бой, два, но если их будет сотня, то шансы весьма малы. Вот если бы ты был хоть даже адъютантом…

– Подобную привилегию ещё нужно заслужить. Теперь титул не даёт подобного рода пропуск. Не за это ли вы боролись?

– Чёрт возьми, а я не заслужил этого? Я боролся за лучшее будущее, в котором ты живёшь! А теперь ты просто выкидываешь всё, чего я добился, мальчишка! – найдя в себе силы, Хасеас вскочил с кресла в праведном гневе. – То немногое, что я тебе смог дать по мере своих сил. Так почему ты не можешь просто принять это? И именно тогда, когда я могу тебе дать всё, что ты хочешь. Прекращай уже юродствовать.

– Мне этого не нужно, потому и нечего мне совать в карман свои подарки, – пусть и выглядя несколько поражённым бурной реакцией своего отца, Джонор продолжал крепко гнуть свою палку, не собираясь отступать, особенно сейчас, – Меня так просто не задобришь.