— Вы его арестуете? — спросил Сесил.

Астер перевел взгляд на горбатого звонаря.

— Хочешь сказать, что видел его в этом одеянии? — уточнил чистильщик. — Ты уверен, что это он?

— Точно говорю, — прошепелявил Сесил. — Я видел, как он покидает ночью собор, заходит в заброшенный дом на окраине города, а из него выходит с забинтованным лицом и в такой же шляпе.

— Сможешь показать, где этот дом находится?

— Да, — кивнув, сказал Сесил.

— Хорошо, тогда сегодня ночью придешь в офис «Черной луны» и после мы отправимся к тому месту.

Астер развернулся, собирался уйти, но горбун ухватил его за рукав.

— Постойте.

— Что еще? — спросил чистильщик, медленно разжав пальцы на рукояти револьвера.

— Почему не сейчас? Нужно сейчас его арестовать!

Астер прищурился.

— Почему?

— Он собирается похитить Силентию.

— Силентию?

— Да, ее, — прошепелявил Сесил.

— Кто это?

На безобразном лице горбуна появилось удивление.

— Вы не знаете ее? Это знаменитая танцовщица. Два месяца назад пришла в наш город. Танцует на базаре. Она такая добрая и хорошая, а еще красивая. Все боятся и презирают меня, но только Силентия спокойно говорила со мной. Она даже улыбнулась мне.

Горбун смущенно улыбнулся, а Ника, бровки которой взлетели на середину лба, прикрыла ротик ладошкой и захихикала. Астер покосился на девочку-призрака, затем перевел взгляд на Сесила.

— Почему ты решил, что он ее похитит и непременно сегодня?

— Я видел, как он мрачно смотрит на танцовщицу. А еще он говорит людям, собравшимся посмотреть на ее танцы, что они грешники.

— Подготавливает людей к тому, чтобы, когда она исчезнет, никто бы ее не хватился, — догадалась Ника.

— Так почему сегодня?

— Не знаю. Просто чувствую, — уверенно произнес горбун.

— Не беспокойся, даже если он похитит ее сегодня, то сегодня же мы его и схватим, как только найдем улики. Понимаешь, я не могу прямо взять и арестовать его. Мне нужно обратиться за разрешением в полицию, а там без веских доказательств арест не одобрят. Так что до ночи. Приходи, я буду ждать.

С этими словами Астер развернулся и покинул собор.

— Почему ты поспешил уйти? — спросила Ника.

Снег мерно хрустит под ногами, острые шпили домов и крупных фабрик, грозят вот-вот проткнуть серое небо, низко нависшее над головами.

— Потому что туда мог кто-то случайно зайти и увидеть, что я говорю с горбуном. И если предположить, что Лафрат и вправду «демон», то тогда жизнь Сесила была бы под угрозой, — шепотом пояснил Астер.

— Ты веришь в то, что это так, что Лафрат «демон»? — спросила Ника.

— Я ни во что не верю. Да и вообще подходить к таким вещам с позиции веры в то или иное — значит обречь себя на ошибки. Мы не можем просто схватить человека, лишь на основе слов другого. Мало ли чем этому горбуну насолил Лафрат. Или с этой Силентией. Вдруг Сесил считает, что так может избавиться от конкурента?

— Какой коварный парень! — воскликнула Ника. — Ни за что не поверю, что он может так поступить.

— И вот опять все вернулось на круги своя. Опять речь зашла о вере.

Они пересекли перекресток, в центре которого стоит высокий полицейский в зимней форме с меховым воротником и в теплой шапке. В руках у него длинный полосатый жезл, которым регулирует движение паровозок.

— И все же, мне кажется, что Сесил на такое не способен.

— Что бы ты ни говорила, а факт говорит сам за себя. Он очень активно призывает немедленно схватить Лафрата.

— Он просто беспокоится о любимой.

— Или пытается убрать нашими руками конкурента.

— Фу. Совсем не видишь в людях добро и от всех ждешь только подлых поступков, — надувшись, сказала Ника.

— Предполагать самое худшее — значить быть готовым ко всему.

Впереди появился крупный городской рынок. Слышны зазывающие крики продавцов. По их крикам и употребляемым словам можно сразу понять на каких покупателей рассчитывают: низкие цены — это для одних; лучшее качество или нежнейший вкус — это уже для тех, кто в средствах не стеснен; экзотические фрукты из восточных стран — это для гурманов.

— Астер, слышишь! Там играет музыка! — воскликнула Ника, указав на толпу людей на большой площадке в центре рынка.

Они подошли ближе. Толпа людей, преимущественно мужчин, встала кругом. Диаметр круга небольшой — метров шесть, но для застывшей в его центре девушки этого вполне хватает. Несмотря на прохладную погоду, одета она в длинное легкое красное платье, что своим алым цветом ярко выделяется на фоне белого снега. Черные волосы блестят, словно покрыты инеем, большие голубые глаза смотрят с вызовом на толпу.

— Какая красивая, — прошептала Ника.

И правда, девушка красива той красотой, которую обычно называют «жгучей». Для Астера сложно понять, что это за «жгучая красота», но термин запомнил. У Силентии — а в том, что это она, чистильщик не сомневается — на руках и ногах золотые браслеты, с шеи свисает позолоченный кулон. Явно девушка не бедствует. Что же заставляет ее работать базарной танцовщицей? Или может это не настоящее золото, а подделка?

Чуть в стороне сидит на ящике невысокий седой мужчина. В руках у него семиструнная гитара. Пальцы тронули струны, раздался переливчатый звон, девушка сделала несколько быстрых шагов в такт, затем резко крутанулась, звонкий стук каблучков пронесся над площадью. Люди разом вздохнули. Гитара заиграла быстрее, танец ускорился.

— Как красиво! Что это за танец? — шепотом спросила Ника.

— Кто знает, — пожав плечами, сказал Астер.

Краем глаза он заметил, как к толпе подошла высокая фигура.

— И Лафрат здесь! — воскликнула Ника.

Настоятель, прищурившись, глядит на танцующую девушку, пальцы добела сжали священное писание.

— Как он зло на нее смотрит. Сесил прав! — прошептала Ника.

— Может так, а может и нет. Лафрат вполне может быть обычным человеком. И если он все-таки похитит Силентию, то этим должна заниматься полиция, — произнес Астер, резко развернулся и двинулся прочь.

— Уже уходим? Я хотела еще посмотреть.

— Не на что тут смотреть. Мы и так потеряли много времени, пока бродили по собору, удовлетворяя твое любопытство.

— Если бы мы полчаса там не пробыли, то возможно не встретились бы с Сесилом, — парировала девочка-призрак. — К тому же, разве тебе самому не интересно было посмотреть на внутреннее убранство собора?

— Нет, — спокойно ответил Астер, оглянувшись на Нику.

На миг взгляд чистильщика вновь переместился на страстно и быстро танцующую под звон гитары, свист и крики толпы Силентию. В этот миг она подняла глаза, и их взгляды встретились. Девушка даже замерла на секунду, сбившись с ритма, потом быстро отвела взгляд и продолжила танец.

Вечереет. Тучи все также грозно нависают над землей, что ощетинилась острыми пиками крыш, домов, соборов, театров, центрального замка и заводов, словно еж перед хищником. Постепенно округа темнеет, словно там наверху выкручивают фитиль небесной лампы. Мир теряет краски, становится бледным и мрачным, и даже свет из окон, от фонарей и фар паровозок — какой-то холодный и бесцветный что ли. Кажется, что даже если посветишь им на разноцветное стекло, оно ярко вспыхнет, но только черно-белым цветом с оттенками серого.

Астер перевел взгляд с окна на хозяина кабинета. Магнусен сидит напротив, в руках у него чашка с чаем, что остановилась на полпути ко рту. Взгляд мага застыл, и только по играющим на скулах желвакам, да глубокому мощному дыханию, от которого трепещут крылья носа, можно понять, что перед Астером не искусно созданная восковая фигура, а живой человек.

— И что ты обо всем этом думаешь? — наконец спросил Астер.

Магнусен словно опомнился, глянул на чашку. На миг мелькнула мысль отпить чаю, он даже было двинул чашку к лицу, но потом передумал и решительно поставил ее на блюдце.

— Какая-то чушь, — наконец произнес он. — Лафрат — «демон»?