Он взглянул на меня с холодной высокомерностью.

— Я не могу винить твою логику, Вероника, ты сумела привести ее к естественному выводу. Очевидно, фантом нашел другой способ уйти.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но осознала бессмысленность аргументов. Он был прав. Меня раздражала собственная дрянная логика. Не могу объяснить, почему я так сплоховала, вывод был настолько очевиден. Можно лишь винить влияние беспорядочных чувств к Стокеру на мои умственные способности.

Ни минуты не проходило, чтобы он не коснулся меня каким-то образом. То положил на мой локоть руку, приседая на корточки для осмотра основания панелей. То задел мою руку, потянувшись к свече. Я отодвинулась решительным жестом, оставив несколько футов между нами. Он насмешливо посмотрел на меня, но я игнорировала его. Пока он не потянулся, чтобы прощупать панель над головой; его рубашка вздернулась над подтянутым, мускулистым животом. Брюки немного соскользнули, обнажая резко вырезанную подвздошную борозду — мои пальцы чесались ее исследовать.

— Ничего, — весело констатировал он.

Я зарычала в ответ и нагнулась к панели передо мной, пиная ее от разочарования. К моему удивлению, она отскочила от удара, обнажив узкий проход за нею.

— Ты добилась своего! — похвалил Стокер. Он подошел ближе и снова положил руку мне на плечо. Проход был темным и пах холодным камнем, и я внезапно почувствовала благодарность за его присутствие.

Я остановилась, чтобы осмотреть петли, и не удивилась, увидев, что они блестят маслом.

— Кто-то недавно пользовался проходом.

— Нет сомнений, побег из музыкальной комнаты был спланирован, фокусник продумал свой трюк, — согласился он, подойдя, чтобы понюхать масло.

Стокер взял зажженную свечу и жестом пригласил меня пройти в переход. Я собралась с духом, приподняв над щиколотками подол ночной рубашки.

— Я пойду первой, мне нести свечу, — скомандовала я, беря на себя ответственность. Он согласился, передал мне подсвечник и последовал за мной послушно как ягненок.

Я ощущала его присутствие, слишком близкое для моего собственного душевного спокойствия. Я сосредоточила свое внимание на задаче: расследовании перехода. Узкий коридор, проходящий вдоль длины внутренней стены, когда-то несомненно служил средством перемещения из одной части дома в другую. Мне пришлось сильно толкнуть дверь на другом конце, чтобы открыть ее. Я вышла в библиотеку, прямо за стулом с высокой спинкой. Дверь была аккуратно скрыта футляром для карт.

— Полезно иметь такой проход, если Ромилли скрывали священников-еретиков, — прокомментировал Стокер, входя в библиотеку. — Помогал тайно переместить кого-то из одной части замка в другую. В крайнем случае, умный Ромилли мог позволить солдатам королевы обнаружить проход. Расчет был на то, что они не станут осматривать замок дальше, и остальные тайники останутся незамеченными.

Без дальнейших обсуждений мы закрепили панель и пробрались назад тем же путем, вернувшись в музыкальную комнату. Уже собираясь закрыть панель, я услышала шаги. Мы оба повернулись и увидели, как медленно поворачивается ручка двери. В мгновение ока Стокер толкнул меня обратно в проход и закрыл за собой панель. В спешке свеча погасла, погрузив нас в полную темноту. Проход был узким, и мы не осмеливались двигаться, скрытые лишь тонкой дубовой панелью от вошедшего в музыкальную комнату. Моя спина была притиснута к каменной стене, грудь прижата к Стокеру, гораздо более теплому. Его сердце ровно билось совсем рядом, дыхание растрепало волосы у меня на лбу.

Его рот коснулся моего уха, интимный, ласковый.

— Вероника, — прошептал Стокер, низкий голос почти не был слышен в этом тесном, замкнутом пространстве.

Я повернула голову, чтобы коснуться губами его щеки, шепча слова на его коже:

— Да.

Это не был вопрос. Это была декларация, приглашение. Он двинулся ближе ко мне, и я подавила стон, прикусив губу так сильно, что ощутила на своем языке острую соленую медь собственной крови. Его рот снова шевельнулся.

— Ты стоишь на моей ноге.

Я откинулась назад, ударившись головой о камень позади меня, и задушила щедрое проклятие. Сквозь трещину на панелях из льняного драпри стал заметен слабый проблеск в коридоре. Я обратила на него внимание как раз вовремя, чтобы увидеть мерцание свечи, слабо осветившей музыкальную комнату. Свечу держала в руке миссис Тренгроуз. Экономка была одета в скромный халат и чепец. Она медленно прошла вперед, сделав лишь два-три шага, как будто готовясь к тому, что может найти. Миссис Тренгроуз высоко подняла свечу, медленно перемещая ее из стороны в сторону.

— Мисс Розамунда? Это вы? Вы здесь? — ее голос дрожал. Я затаила дыхание, зная, что ни Стокер, ни я не осмелимся раскрыть себя: как из-за страха, что она упадет в обморок, так и ввиду отсутствия какого-либо оправдания нашему присутствию. Намного лучше подождать, пока она уйдет, а затем ретироваться в наши комнаты.

Я немного отодвинулась, направляя его голову к щели, чтобы он тоже мог видеть. Стоять было неловко. Стокер наполовину согнулся, а одно сильное бедро расположилось под моим, чтобы мы оба могли наблюдать. Я поскользнулась. Он поймал меня, положив ладонь на панель, и создавая из своего тела что-то вроде кресла для меня. Тепло его плоти было почти невыносимым. На короткий, иррациональный момент я задумалась: намеренно ли он вызывал такую физическую реакцию, дразня меня. Желая доказать, что меня этим не одурачить, я взобралась на его бедро, слегка повернувшись, прежде чем переключить свое внимание на миссис Тренгроуз.

Она долго стояла на месте, как я подозреваю, прислушиваясь. Мне казалось, я почти слышу ее сердцебиение.

— Уходите, — выкрикнула экономка с внезапной свирепостью. — Вы не навредите этой семье! — Я замерла, уверенная, что она заметила отблеск наших глаз в щели панелей. Однако она не двигалась, не приказывала нам выходить, и я поняла, что миссис Тренгроуз разговаривает вовсе не с нами.

— Уходите, мисс Розамунда, — позвала она чуть мягче. — Вам пора отдохнуть.

С этими словами она ушла, закрыв за собой дверь. Мы прислушивались, пока не стих звук ее шагов. Через несколько минут Стокер ослабил позу, подняв меня на ноги и выпустив из рук. Я чуть не упала, потому что мои ноги совсем онемели в холоде прохода. Он взял меня за руку, когда мы вышли из нашего укрытия. Мы не осмеливались снова зажечь свечу, но теперь знали путь достаточно хорошо. В коридоре не было никаких признаков экономки, и мы поспешили рука об руку. Стокер поднялся по башенной лестнице; взбираясь вслед за ним, я услышала шум позади себя. Я сделала стреляющий жест, и Стокер заторопился, поворачивая ключ. Через мгновение я услышала почти незаметный щелчок закрывающейся двери.

Шум, который я обнаружила, был своего рода сдавленным вздохом, мертворожденным в горле, звук кого-то, задыхающегося от эмоций. Я обернулась. В противоположном конце большого зала стояла Хелен Ромилли. Ночной свет у башни потух, лишь ее свеча освещала пространство. На фоне чернильной тени лестницы мой белый халат, должно быть, казался призраком. Подол тянулся по земле, словно драпировки. Мое лицо, наполовину закрытое черными волосами, словно парило над телом.

— Розамунда! — закричала она, делая полшага вперед. — Я тебя вызвала? Уходи, — взмолилась она.

Я не шевелилась. Именно тогда из открытого окна в башне подул порыв ветра, вздымающий халат вокруг меня и подбрасывающий мои волосы.

Она еще раз вздохнула, свеча выпала из ее дрожащей руки, и пламя вспыхнуло, падая на камень с глухим стуком. Хелен снова позвала призрак в темноте, когда нащупывала свечу.

— Розамунда! Ты должна уйти, — простонала она. — Оставь нас в покое.

Я не стала ждать, чтобы услышать больше. Я едва ли могла показаться ей. Она была бы совершенно унижена, если бы обнаружила, что это не призрак. И у меня не было особой склонности подвергать себя ее импульсивным истерикам. Похоже, быстрое отступление было самым легким для нас обеих.