— Каком деле? — потребовала Хелен Ромилли.

— Он совершенно помешался на этом, — произнесла Мертензия. — У нас была прабабушка, которая полностью сошла с ума, бедный ягненок. Мне не стоит задавать вопрос, не случилось ли с ним то же самое.

— Мертензия, — оборвала ее невестка холодным тоном, — не думаю, что уместно говорить о брате в таких выражениях.

Мертензия Ромилли мрачно посмотрела на нее.

— Я забыла, насколько утомительной ты можешь быть, Хелен. Спасибо, что напомнила.

Прежде чем они смогли продолжить свою ссору, Малкольм вмешался.

— Прошло три года с того ужасного дня, но для меня это будто случилось вчера. Я думаю о ней постоянно. И всегда остается вопрос: «Что с ней стало? Она ушла и заблудилась? Она упала в море? Она сбежала?»

Голос Хелен был терпелив, как будто она говорила с отсталым ребенком.

— Полагаю, все согласны с тем, что она покинула остров по собственному желанию. Неприятно думать, что она могла изменить свое мнение о браке, но это единственное разумное объяснение.

— Это то, во что я верил, — вздохнул Малкольм. — И именно эта вера мучила меня три года. Почему она бросила меня? Это было самое логичное, хотя и болезненное объяснение. Я пытался принять его, пытался смириться с тем, что она предпочла сбежать без денег, без перспектив, чем остаться здесь и быть моей женой. Мужчине горько верить в такое, — добавил он, покраснев. — Я знал, что сплетники так и считали, скандальные газеты часто печатали подобную версию. Последние годы были для меня пыткой. До сих пор.

Малкольм встал и пошел к серванту. Один отсек был заперт, он достал ключ, вставив его к дверной замок, провернул и вытащил громоздкий сверток, завернутый в кусок ткани.

— Мертензия, позвони Тренни.

Он держал сверток в руках. Когда появилась миссис Тренгроуз, его инструкции были краткими:

— Очисти стол, Тренни.

Она с сомнением посмотрела на сверток, плотно прижатый к его груди, но кивнула Дейзи, указывая, чтобы горничная убрала фарфор и столовые приборы.

— Портвейн… — начала миссис Тренгроуз.

— Дамы не удалятся сегодня вечером, — распорядился Малкольм. — И ты должна остаться, Тренни. В конце концов, ты часть семьи.

Экономка выставила Дейзи из комнаты и заняла пост возле двери, прикрыв ее от любопытных глаз и ушей остального персонала.

Малкольм стоял во главе стола, глядя на нас, мы выжидающе смотрели на него.

— Я предполагал, что Розамунда сбежала, как бы сильно меня ни убивала такая мысль. Я пришел к такому выводу из-за того, что она взяла свою дорожную сумку, маленький саквояж алого цвета. Ту самую сумку, которую привезла с собой, когда впервые приехала сюда. Она пометила ее своими инициалами. Факт, что сумка исчезла одновременно с ней, казался неопровержимым доказательством: Розамунда сбежала.

Он убрал руки, позволяя ткани соскользнуть в сторону, и все увидели алую дорожную сумку. Инициалы Р.И.А. были вышиты белой шерстью прямо под ручкой. Сумка расползалась от ветхости, толстый слой зеленой плесени покрывал ее, густо заляпав бока, но саквояж нельзя было перепутать.

Выражение лица Мертензии стало почти злым.

— Где ты это нашел? — потребовала она.

— В одном из тайников священника.

Я поддалась вперед в своем кресле, охваченная волнением. Тайники, «норы священника», были обычным делом в католических домах во времена елизаветинских охотников за священниками. Устроенные таким образом, чтобы их было трудно обнаружить, эти крошечные секретные камеры могли прятать человека, возможно, в течение нескольких недель, пока агенты Короны искали беглецов. Я вспомнила, что во всех самых интересных историях о призраках присутствовали норы священника.

— С какой стати ты полез ковыряться в норах священника? — недоумевала Мертензия. — Я думала, все они были заблокированы или переделаны много лет назад.

— Готовился написать новую версию истории Сан-Маддерна, — поделился секретом ее брат. — Я никому не говорил, поскольку не был уверен, что смогу это сделать. — Выражение его лица было слегка смущенным. — Я не писатель, в конце концов. Думал, что посмотрю норы священника, возможно, сделаю некоторые предварительные заметки, а затем зимой перейду к самой рукописи. Но вместо того, что искал, нашел вот это, — закончил он, пристально глядя на сумку.

Глаза Хелен Ромилли широко раскрылись на бледном лице, ее сын выглядел изумленным.

— Что это значит?

Он задал вопрос своему дяде, но ответил Тибериус.

— Это означает, что Розамунда Ромилли никогда не покидала этот остров живой.

— Это кажется натяжкой, — возразил Каспиан.

Тибериус посмотрел на него беспристрастно.

— Разве? Если женщина убегает, она берет сумку. Даже мисс Спидвелл, которая путешествовала по свету пять раз, всегда берет сумку. — Он бросил на меня взгляд, и я медленно кивнула.

— Не могу представить, чтобы дама охотно отправилась в какое-либо путешествие даже без самого скромного ассортимента вещей, — продолжал Тибериус. — Итак, давайте доведем это до логического завершения. Если она ушла и не взяла сумку, она ушла не по собственной воле. Или она никогда не уходила вообще. Любая возможность указывает на нечестную игру.

Миссис Тренгроуз закрыла рот рукой, а Мертензия слегка застонала.

— Этого не может быть, — пробормотала она. Она потянулась вслепую, ее пальцы нащупывали какое-то утешение. От меня не ускользнуло, что они приземлились на рукав Стокера.

— Что ты хочешь от нас? — резко спросил Тибериус Малкольма.

Беглая улыбка коснулась рта нашего хозяина.

— Если честно, я знал, что могу рассчитывать на тебя, Тибериус. Мне нужна твоя помощь в раскрытии тайны, что стало с Розамундой.

— Ты хочешь, чтобы мы помогли выследить убийцу, — подытожил Тибериус.

При этом Хелен Ромилли взвизгнула и приподнялась. Стокер похлопал ее по руке, и она снова заняла свое место. Миссис Тренгроуз печально покачала головой, Мертензия с ужасом смотрела на брата.

— Малькольм, ты не можешь быть серьезным, — начала она.

— Уверяю тебя, я вполне серьезен. Эта сумка означает, что Розамунда никогда не покидала остров живой.

— Но убийство… — сомневалась Мертензия.

— Что еще это может быть? — высказался Тибериус. — Если она не ушла, взяв с собой свой жалкий саквояж, значит, она должна быть здесь. И кто еще мог спрятать ее дорожную сумку, кроме желающего инсценировать ее побег?

Откровенно говоря, вопрос положил конец собранию. Мы все долго молчали, каждый из нас боролся с чудовищностью услышанного. Малкольм осторожно положил ветхую сумку на стул и поднял свой стакан.

— Что ты хочешь, чтобы мы сделали? — осведомился Тибериус.

— Я надеялся, что каждый использует свои навыки в расследовании судьбы Розамунды. — Он сделал паузу, его взгляд остановился на Тибериусе. — Тибериус, ты мой самый старый друг, и я нуждаюсь в поддержке. Когда-то мы были близки как братья, надеюсь, ты не откажешь мне.

Тибериус зашевелился.

— Естественно, я сделаю все, что могу. У меня есть несколько контактов в Лондоне, которые могут оказаться полезными. Я напишу утром и сделаю запросы. Конечно, осторожно, — добавил он с изящным наклоном головы.

— Спасибо, Тибериус. Я действительно благодарен, — серьезно ответил Малкольм Ромилли. — Не могу представить, каким будет дальнейшее развитие поиска, но если есть хоть малейший шанс, мы должны попробовать.

Он, казалось, собирался сказать что-то важное, но вместо этого замолчал. Между этими двумя людьми был странный подводный ток, что-то недосказанное, какое-то мерцание, но затем все прошло, когда Малкольм Ромилли двинулся дальше, глядя на нас со Стокером.

— Не думал просить вас помочь, но когда вы неожиданно присоединились к нашему небольшому собранию, мне пришло в голову, что вы натуралисты, следовательно, компетентные наблюдатели. Наверняка, есть детали, которые остальные из нас упустили из виду. Свежие взгляды людей с опытом наблюдения, окажутся полезными, и я достаточно отчаялся, чтобы рассчитывать на вашу щедрость и умолять использовать свои навыки.