— И меня тоже, идиота ты кусок!

Его тоже?

— Тебя тоже?

— Черт возьми, Миро, да.

— Тогда зачем же ты уезжаешь? — спросил я, стараясь не звучать при этом таким несчастным, каким себя чувствовал.

— Думаю, у меня в голове сложилось свое представление о том, что значит быть настоящим мужчиной, и что настоящий мужчина делает, и что такое вообще настоящий мужчина. И будучи с тобой, мне казалось, что я должен делать больше, быть еще сильнее.

— Ты не хотел, чтобы кто-то думал, будто наши отношения делают тебя мягче.

— Да, — прохрипел он.

— Но это же глупо. Если ты гей, или би, или кто-то еще, это не делает тебя слабым.

— Знаю.

— Тогда почему?

— Одно дело знать это и совсем другое — думать о себе подобное.

— Да, это я понимаю.

Я и впрямь понимал. С точки зрения логики, можно все прекрасно понимать, теоретически, но это не всегда помогает, потому что в реальном мире дела могут обстоять иначе.

— Когда я уезжаю, то оставляю не только любимого человека, но и своего напарника по работе, и ты можешь пострадать, когда меня нет рядом, потому что некому прикрыть твою спину.

— Это неправда, — сказал я, имея в виду своих друзей. — Парни присматривают за мной, так же как и за тобой.

— Но лишь для меня ты являешься приоритетом.

— Потому что ты любишь меня, — прошептал я, нуждаясь в нем так сильно, что кожа заныла от желания. — Так ведь? Ян? Ты меня любишь?

— Я никого и никогда так не любил как тебя. Никогда.

У меня перехватило дыхание.

— Прости, что я поцеловал Хартли.

— Я прощаю тебя, потому что у него был пистолет.

— Да, но я поцеловал его не только из-за страха перед смертью.

— Нет, это могло быть из-за одиночества и благодарности, а возможно, и из-за здоровой дозы шока.

— Шока?

— Барретт стрелял в Цыпу. Он ведь сказал тебе, что собирается убить тебя, верно?

— Да.

— А ты этого не ожидал?

— Нет, — ответил я, стуча зубами от холода.

— О боже, любовь моя, пожалуйста, заведи грузовик и включи обогреватель.

— Хорошо.

— Ничего страшного, я сам сделаю это. Я тебя вижу.

— Что?

Но я все понял, когда раздался стук в окно, и, оглянувшись, увидел Яна, стоящего под проливным дождем.

— Открой дверь! — крикнул он, но звук был приглушен стеклом и водой.

Поднявшись, я отпер дверь и быстро отодвинулся, чтобы Ян скорее забрался внутрь.

Он тут же выхватил у меня ключи и завел машину. Как только горячий воздух стал поступать в кабину, Ян повернулся ко мне.

— Так вот, несмотря на то что сейчас самый неподходящий момент, поскольку ты совершенно не в себе, я все равно скажу — я принял решение уйти из армии.

У меня начались галлюцинации.

— Миро?

— Наверное, я сейчас в коме или типа того.

— Уверяю тебя, это не так.

— Я в шоке.

— А с этим соглашусь.

— Ты действительно бросаешь службу?

— Да.

— Почему?

— Потому что в этом больше нет смысла, — решительно сказал он.

— Что ты имеешь в виду?

— Раньше это казалось мне правильным — то, кем я был, — но теперь я больше заинтересован в другом: в нашем доме, в нас.

Я боялся позволить его словам проникнуть в меня, поскольку они были именно тем, на что я надеялся, и в действительности звучали слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Думаю, если бы я не был маршалом, то уйти из армии оказалось бы труднее, так как служба — военная или правоохранительная — определяет меня.

И это истинная правда. Ян готов был ради кого-то другого добровольно поставить свою жизнь на второе место, потому что он именно таков, так уж устроено его сердце.

— Это потому, что ты хороший человек, Ян Дойл.

Он покачал головой. Я знал, что Ян делал в своей жизни некоторые вещи, которые нельзя назвать хорошими, и это преследовало его.

— Я ухожу из армии не потому, что больше не смогу быть им полезен, я ухожу потому, что думаю, что смогу быть более полезным здесь, с тобой, будучи маршалом и твоим партнером, как на работе, так и дома.

Я вздрогнул, его слова были одновременно волнующими и пугающими.

— В большинстве своем я собираюсь уйти в отставку из-за тебя, но ты не единственная причина, и думаю, меня в некотором смысле это успокаивает.

Вот оно… Значит, решение было принято не только из-за меня. Все это было не только из-за меня. Его собственное мышление тоже изменилось, о лучшем я и мечтать не мог.

— Я искренне верю, что смогу принести больше пользы здесь, а не на другом конце света.

Хотелось поймать Яна на слове и начать новую жизнь, но это было нечестно. Если бы не я, он вряд ли поступил бы так же.

— Уверен?

— Уверен.

— Да, но…

— Я думал, ты хочешь именно этого.

— Да. Ты же знаешь, что это так.

— Тогда будь счастлив.

— Не могу, если тебе грустно. Не могу, если ты будешь скучать по тому, кто ты есть. Я предпочту расставание с тобой, чем несчастного тебя.

Ян взял мое лицо в свои ладони.

— Мне вовсе не грустно. Теперь я могу остаться дома с тобой, и поверь мне, это очень волнующе.

— Я хочу, чтобы ты был уверен.

— О, я уверен. Я знаю, что ты настоящее приключение.

— Нет, я не об этом…

Ян рассмеялся, а затем попытался подвинуть меня к себе, чтобы поцеловать.

Я отстранился и отсел, во всяком случае попытался, но Ян так крепко держал меня, что я не мог пошевелиться.

— Какого черта ты делаешь?

Слезы не стали неожиданностью.

— Мне нужно домой, почистить зубы, принять душ и окунуться в отбеливатель или типа того. Я весь в грязи.

— Ты весь в крови нашей собаки и Барретта, который пытался убить тебя и которого ты потом еще и спасал, но самое важное, ты по-прежнему остаешься самим собой и все еще любишь меня, верно?

Я даже не мог видеть его сквозь пелену слез.

— Вокруг полная неразбериха, все это ужасно, но сейчас ты должен поцеловать меня, чтобы напомнить себе, каково это — целоваться и быть с мужчиной, который тебя любит.

— Как ты вообще можешь хотеть этого?

— Не будь идиотом, — мягко упрекнул Ян. — Ты принадлежишь только мне.

Я с трудом перевел дыхание.

— Разве не так?

— Да, — прохрипел я.

— Тогда не отстраняйся от меня, никогда.

Я выдохнул стыд и страх, когда Ян наклонился ко мне и поцеловал. Вероятно, всему виной мое воображение, но он целовал меня… казалось, совсем иначе. Поцелуй был собственническим и томным, как будто у Яна имелось все время в мире.

— Ян?

— Теперь я и впрямь по-настоящему дома. Ты никогда от меня не избавишься.

— Поклянись.

— О, я клянусь, поверь мне. Ты же обещал выйти за меня, помнишь?

Пришлось закрыть глаза от нахлынувших эмоций.

— Да.

— Мы должны расписаться как можно скорее.

Нервная система была перегружена. Именно это стало причиной горячих слез, которые хлынули из глаз.

— Ну же, поцелуй меня еще раз. Давай скрепим договор.

Я поверил ему на слово и «прыгнул» вместе с ним, я целовал его со всей надеждой, счастьем и доверием, которые испытывал.

Ян оставался дома и не собирался никуда уезжать. Официально это был самый лучший День Благодарения в моей жизни.

— А теперь мы поедем в больницу, чтобы тебя осмотрели, — объявил Ян, как только наши губы разомкнулись.

— Что? Нет. Я в полном порядке, клянусь богом. Я был не в себе, возможно, до сих пор не отошел, но сейчас мне просто нужно поспать. Много-много сна, много-много секса, — взмолился я. — Пожалуйста, Ян, это пустая трата времени. Клянусь, я не пострадал.

Он секунду изучал меня, а затем кивнул и передал мне свой телефон.

— Позвони Кону. Предупреди, что мы возвращаемся домой, и скажи, чтобы он немедленно освободил место преступления, также известное как наша кухня.

Я застонал, пристегиваясь ремнем безопасности, и мы помчались.

— Эти парни — федералы. Они ни за что не… Ты что, просто оставишь кабриолет здесь? — спросил я, заметив машину Яна, припаркованную чуть дальше от того места, где мы были.