И именно поэтому мы с Яном оказались здесь, чтобы засвидетельствовать свое почтение Эдварду Лэрду.

— Это было глупо, но… ты же понимаешь, Джонс. В смысле, то же самое касается полицейских или маршалов вроде тебя, не важно. Парни, с которыми ты служишь, — твои братья. Нельзя трахать жену своего брата, ни при каких обстоятельствах, — бессвязно продолжал Бейтс.

Ни при каких обстоятельствах.

— И мы вовсе не предполагали, что все так выйдет. Отчасти то была просто случайность, — сказал Бейтс, повышая голос. Я догадался, что мое молчание начинает его немного пугать. — Мы не планировали, что он пробудет там так долго.

Все казалось слишком тесным: одежда, пальто, но в основном моя кожа. Мне нужно было содрать все: плоть, мышцы, кости — и выпустить на волю яростную ненависть, что сжигала меня изнутри, начиная с той дыры, которую разъела в желудке.

— Мы его вернули, — выдавил Бейтс, это прозвучало скорее умоляюще, чем убедительно. — Очевидно же.

— На сколько… — мой голос дрогнул, охрипнув от боли, — …на сколько вы его бросили?

— Мы его не бросали. Он застрял. Мы оставили его задницу на пару часов максимум. Он сам попал в плен, — ехидно ответил Оделл, и вся его самодовольная, сердитая физиономия выражала вызов. Он ненавидел Яна. Я почти чувствовал запах этой ненависти, как будто испорченное мясо гниет изнутри. — И они держали его всего три дня.

Я пристально посмотрел Оделлу в глаза.

— Но не распространяйся, Джонс, потому что никто кроме нас об этом не знает. Это не вошло ни в один отчет.

К тому же все произошло очень давно.

Медленно, спокойно я втянул в легкие холодный влажный воздух и выдохнул.

— Вы, парни, езжайте на поминки. Мы с Яном вас догоним.

— Оу, ну не надо так, — уговаривал Оделл, его слова напоминали густой прогорклый мед, который он источал вокруг. — Не сердись из-за него. Много воды утекло с тех пор.

— Так ты себе и повторяешь?

— Не говори ничего такого, о чем потом пожалеешь, Джонс.

Я пожал плечами.

— Мне просто интересно, почему вы на самом деле его бросили.

— Я только что объяснил тебе почему.

— Не-а, — поддразнил я его, ухмыляясь, как всегда, когда вел себя как говнюк. — Не верю, что Ян трахал жену лишь одного твоего приятеля.

Оделл покраснел. Мгновенно стал пунцовым. Просто потрясающе.

— Ах ты сукин…

— Я слышал, как ты говорил о своей жене, — лукаво намекнул я. — Грета, верно?

— Лучше бы ты заткнул свой грязный гребаный рот! — взревел он, указывая на меня.

— Миро? — Я услышал, как Ян окликнул меня сзади.

— Он переспал со всеми женами или только с твоей и с женой другого несчастного сукина сына?

Оделл задрожал от ярости, его взгляд стал пустым, будто у акулы перед тем, как она откусывает большой жирный кусок от тюленя.

— У тебя разве нет детишек? Примерно лет пяти?

Судя по тому, как он набросился на меня, так оно и было.

Дело в том, что ударь я его первым, и меня могли отстранить от работы, или того хуже. А если я этого не сделаю, то как смогу снова посмотреть Яну в лицо, после того как узнал обо всем?

Существовала только одна достойная альтернатива. Следовало привести Оделла в такую ярость, чтобы он набросился на меня, как разъяренный бык. Он должен был нанести первый удар. Но как вообще заманить в ловушку обученного солдата? Что можно сказать, чтобы заставить человека со стальными нервами расколоться?

По отношению к парню я поступил дерьмово, но бросить Яна на верные пытки и возможную казнь было выше по шкале дерьма. Поэтому, когда Оделл нанес удар наотмашь и промахнулся, я ответил ударом локтя в самодовольную физиономию Пита Оделла. После этого единственным самодовольным засранцем, скандалившим на похоронах, был я.

ГЛАВА 7

ВЫ МОЖЕТЕ СКАЗАТЬ НАВЕРНЯКА, когда сломали кому-то нос. Даже сомневаться не приходится. Звук влажного хруста, будто ступаешь по снежному насту, ни с чем не спутать. И, конечно же, хлынувшая кровь и пронзительный звериный вой, который издает большинство людей, за исключением боксеров или наемных убийц. В фильмах все принимают это как настоящие мужики, даже женщины, но в реальной жизни колени подгибаются, и они падают на землю.

Оделл впечатлял. Он опустился на одно колено, но не более.

Бейтс оттолкнул меня, и я все прекрасно понимал. Они с Оделлом были приятелями, братьями по оружию, так что он сделает все возможное, чтобы оттащить меня от него.

— Оставь его, — приказал Оделл, поднимаясь с колен и глядя на меня. — Я разберусь.

Я повернулся, когда он снова замахнулся, так что удар пришелся мне в плечо, а не по лицу, как накануне с Кокраном. Придется написать моему инструктору по борьбе из полицейской академии: приемы, которым она меня научила, сослужили хорошую службу в бою. Сержант Гарза обожала швырять всех нас, кандидатов, куда попало. Она твердила, что это ее святая обязанность.

— Я надеру тебе задницу за это, Джонс, — поклялся Оделл, сплевывая кровь. — Можешь распрощаться со своей карьерой.

— Я просто защищаюсь, придурок, — поддразнил его я. — Тебе нельзя меня касаться.

Оделл прищурился, а я сделал шаг назад, когда он направился ко мне, двигаясь так, что смог бы покалечить или вырубить, если бы его движения были как следует скоординированы. Но когда Оделл вдруг остановился, я заметил, как его слегка качнуло в сторону, и наконец понял, почему я до сих пор жив — в конце концов парень был рейнджером — и почему он разрешал своему приятелю ездить за рулем весь день, несмотря на многочисленные советы о том, как надо вести машину.

— Да он в хлам, — объявил я Бейтсу.

В этот момент все сошлось воедино.

Оделл остановился на полпути, кровь хлынула из обеих ноздрей, и он тупо уставился на меня, явно не понимая, что происходит.

— Какого хрена, Ми? — Ян, должно быть, бежал, потому что тут же оказался рядом со мной.

— Твой напарник — покойник, Дойл!

— Ты в порядке? — поспешно спросил Ян, не обращая внимания на буйствующего Оделла и осматривая меня. Его руки скользнули по предплечьям, плечам, пока, наконец, не замерли мягко и благоговейно у меня на шее. Ян приподнял мой подбородок и внимательно заглянул в глаза. — Он причинил тебе боль?

— Причинил ли я ему боль?! — Оделл был возмущен и кипел от злости, когда Бейтс оттащил его на несколько футов. — Да пошел ты, Дойл!

— Не смей его трогать, мать твою! — Ян повернулся к нему, и мне пришлось крепко схватить его, прежде чем он бросится на Оделла.

— Он назвал мою жену шлюхой!

Волна тел окружила нас, мужчины ринулись к нам отовсюду. Обступившая толпа быстро оттеснила нас с Яном назад, а Оделла и Бейтса скрыла из виду. Я отпустил Яна и шел рядом с ним, так что смог написать сообщение Райану, который ждал моего звонка.

Без мигалок.

Для тех, кто не работал с нами, сообщение не имело никакого смысла. «Без мигалок» являлось изобретением нашего босса, кейджизмом, означающим, что «опасность пока не грозит, но поторапливайся, мать твою, найди меня и приезжай туда, где я нахожусь».

— О чем, черт возьми, ты только думал? — потребовал Ян объяснения, переключая мое внимание. Я выключил телефон, когда он развернул меня лицом к себе.

Я не мог говорить, было слишком больно за него. Вместо этого немного отступил, а потом быстро повернулся, желая убраться подальше от остальных. Я знал, что Ян последует за мной, даже просить не придется.

— Куда ты, черт возьми, собрался?

Увидев то, что искал, я проскользнул за нечто, напоминающее семейный склеп. Ян оказался рядом через несколько секунд, толкнул меня и прижал к мраморной стене.

— И с какой стати тебе понадобилось лезть к Оделлу? — рыкнул он.

Ответ ясно читался на моем лице, и хорошо, потому что я был не в состоянии разговаривать из-за огромного комка, застрявшего в горле.

Ян сделал глубокий вдох, и в его взгляде отразилось понимание того, что теперь мне все известно.