— А чего ты ожидал от меня? — спросил он коротко. — Ты ночь за ночью проводишь в одиночестве. Красивый, сексуальный, опасный мужчина, нуждающийся в том, чтобы за ним присматривали больше, чем кто-либо, кого я встречал за всю свою жизнь, и что, по-твоему, я должен делать? Молчать и держать все в себе? И не пытаться донести до тебя, что существуют другие варианты и ты заслуживаешь большего?

— Да пошел ты, Барретт! — с отвращением сплюнул я. — Я же считал тебя своим гребаным другом! Ты не имеешь никакого права осуждать Яна, особенно за его спиной. Это дерьмово с твоей стороны!

Он толкнул меня спиной к двери… ну, или попытался толкнуть. Я понятия не имел, что у него было на уме, но благодаря своей натренированности и накачанным мышцам я не сдвинулся ни на дюйм.

— Иди домой — сказал я, отталкивая его от себя.

— Миро, просто выслушай меня…

Но тут дверь распахнулась, и я вздрогнул, увидев в дверном проеме очень красивого и очень разозленного мужчину.

— Да, — сказал ему Ян ровным, спокойным голосом. — Иди домой.

Баррет вытаращил глаза, когда увидел человека, которого я люблю, и ему очень повезло, что Ян в этот момент был сосредоточен исключительно на мне. Он ухватил меня за мокрую рубашку и потащил в дом. Напоследок Ян хлопнул дверью с такой силой, что в раме задребезжали стекла.

— Ты дома, — выдохнул я.

То, как он смотрел на меня хищным и голодным взглядом, должно было по-настоящему напугать, но вместо этого дрожь предвкушения пробежала по всему телу.

— Где тебя черти носили? — Первое, что он произнес.

В голосе не были ни капли тепла или заботы, но это не имело никакого значения. И мне было абсолютно все равно. Главное — он был дома.

ГЛАВА 14

Я СТОЯЛ В ГОСТИНОЙ, промокший до нитки, с идиотской улыбкой на лице, попутно вытирая слезы:

— Я так рад тебя видеть!

Он сердито посмотрел на меня.

— И? Если ты так счастлив, то какого черта не обнимешь меня?

— Но я же насквозь промок, — произнес я, дрожа не столько от холода, сколько от счастья.

— И? Мне плевать, — пробормотал он и раскинул руки.

Я бросился в его объятия и прижался к нему так сильно, как только мог, а он так же крепко обнял меня в ответ. Со стороны выглядело, будто мы пытались раствориться друг в друге.

— Я от счастья сейчас взорвусь.

В ответ он проворчал очень по-яновски, самодовольно и крайне сексуально:

— Не стоит. Ты мне нужен в целости и сохранности.

Я поцеловал его в изгиб шеи, пробежался губами по подбородку и, наконец, прижался к его губам, давая понять, насколько сильно я по нему скучаю, ценю, и как отчаянно в нем нуждаюсь.

— Ты на вкус как скотч, — заметил он, прерывая поцелуй, чтобы сделать вдох, — и соль.

— Картофельные чипсы, — ответил я, улыбаясь и окидывая взглядом его лицо, волосы и глаза. Боже, как же он все-таки хорош!

— Что за хрень на тебе надета?

— А что не так с моей одеждой? Разве я выгляжу странно? — удивился я, отступив назад и осматривая свою мокрую рубашку и брюки, пытаясь понять, что именно он имеет в виду.

— Нет, — хриплым голосом произнес Ян и жадным взглядом окинул меня с головы до ног, прежде чем снова заглянуть в глаза. — Я бы не назвал это «странным».

— Нет? Как же тогда? — я сделал шаг вперед и почти уперся ему в грудь, ощущая, как жар, исходящий от его крепкого мускулистого тела, обжигал меня. Казалось, как только мы коснемся друг друга, наружу вырвутся клубы пара, ведь я весь был холодный и мокрый, а он был горяч, словно бушующее пламя.

— Порочный, — прошептал он, тяжело дыша. — И ты всю ночь ходил в таком виде?

Он хотел меня.

Это чувствовалось по тому, как низко и глубоко зазвучал его голос, как соблазнительно и опасно заблестели глаза и как он облизал губы, словно у него пересохло во рту.

— Ага, — промурлыкал я, ухмыльнувшись, и толкнул его обратно к двери, прижав одной рукой и удерживая, чтобы он не мог пошевелиться. — Весь вчерашний и сегодняшний день я хотел рассказать тебе о сотне разных вещей, но прямо сейчас мне в голову ничего не приходит.

— И в чем причина?

Я невольно всхлипнул:

— Наконец-то ты дома!

У него перехватило дыхание. Ян поднял руки и дотронулся до моего лица, скользнул по синякам и ссадинам; едва задев кожу, разгладил брови. Он прикасался ко мне не только кончиками пальцев, но и взглядом.

— И где же ты был?

Это был провокационный вопрос, но я знал, о чем он хотел спросить меня на самом деле.

— А как ты думаешь, где я был?

— Нет, — прорычал он и я увидел, как напряглась его мощная квадратная челюсть, пока он внимательно наблюдал за моей реакцией, не упуская ни одной детали. — Это ты мне, блядь, скажи!

— Ну, сначала я был с ребятами, затем позвонила Дженет, а потом я уже почти добрался до дома, но забежал к Барретту.

— И почему ты забежал к нему? — он почти допрашивал меня, а сам тем временем просунул руку под ворот моей рубашки, чтобы добраться до кожи и провести пальцами по ключице к основанию горла.

— Я не знал, что ты дома. И не мог дозвониться до тебя.

— Я знаю. Нам не разрешены были звонки, а потом… я просто хотел поскорее вернуться сюда.

— Правда? — сердце забилось как сумасшедшее, горло сдавило, а во рту пересохло. И всему виной был Ян. Такая простая фраза о том, что он хотел вернуться ко мне, вызвала внутри чувство всепоглощающего, безумного счастья. Меня почти разрывало от нахлынувших эмоций.

Он немного помолчал, а потом просто сказал:

— Я испытываю боль каждый раз, когда ухожу.

— Да? — переспросил я, потому что, черт возьми, Ян никогда не говорил ничего подобного. От него так редко можно было услышать признание, и когда наконец это произошло, мне захотелось вцепиться в него.

— Ты же знаешь, что так оно и есть, — проворчал он. — И знаешь, что я ненавижу уезжать от тебя.

— От меня?

— Конечно, от тебя, от кого же еще… Ты что, пьян?

Я покачал головой, пока он расстегивал на мне промокшую рубашку.

— Теперь уже нет. Может, несколько часов назад я был слегка навеселе, но сейчас — нет. Скорее выдохся.

— И почему ты был навеселе?

Я пожал плечами, глядя на щетину на его лице, морщинки в уголках глаз и на его пухлую нижнюю губу. От прикосновений Яна кожа, казалось, натянулась и пылала огнем. Я глубоко вздохнул, когда ощущения пронзили меня, искрясь и шипя. Желание нарастало так быстро, что я готов был взмолиться.

— Ты не знаешь почему пил?

— Скучал по тебе, — произнес я, резко выдохнув, когда он стянул рубашку с моих плеч.

— Господи, да у тебя кровь идет.

— Совсем чуть-чуть, скоро остановится, — пообещал я, наклоняясь и целуя его в шею, втягивая ртом кожу и нежно покусывая. Останутся следы, но он сможет их спрятать.

— Тебя порезали?

— Вчера, — сказал я, прежде чем поднял голову и поцеловал его.

Он был так хорош на вкус, как зубная паста и немного бурбона. Его рот был горячим, а дыхание прерывистым, и это заставило меня улыбнуться.

Ян чертыхнулся, когда я прервался на секунду, чтобы дать ему отдышаться, хотя все, чего мне хотелось сейчас — это целовать его до потери сознания, пока он не начнет умолять меня трахнуть его.

— Мне нужно принять душ и переодеться, — прошептал я, уткнувшись в ложбинку у его шеи, касаясь языком кожи, вдыхая его запах, желая, чтобы этот запах был на мне, в нашей кровати, везде. — Я знаю, что от меня плохо пахнет. Я не спал и не мылся с самого утра воскресенья.

— Ты пахнешь дождем и потом, у тебя глаза потемнели, а одежда прилипла к плечам и груди. Господи, Миро, ты не можешь… Я должен оставаться здесь, чтобы оградить тебя. Чтобы никому и в голову не пришло, что они могут заменить меня и обладать тем, что принадлежит мне.

Это он обо мне. Я был тем, кто принадлежит ему.

Радость от того, что меня ценят, хотят и нуждаются во мне, наполняла сладкой, приятной гордостью, и я упивался ею, позволяя заполнить то место в моем сердце, которое так долго пустовало.