— Даже не знаю, что еще смогу им сообщить. — Было неловко от мысли, что благодаря мне выяснилось случившееся с Адамсом, и теперь на мне лежала ответственность за разговор с его семьей. Я ничего не знал об этом человеке, кроме того, как он умер, и не представлял, как их это может утешить. Хотел бы я избежать данного разговора, но сделаю все, что попросит Кейдж. Это не обсуждалось.

— Я знаю, но тот факт, что ты предложил поговорить, утешит их.

— Вообще-то, именно вы им предложили это, — напомнил я. — Я делаю это по вашей просьбе.

Он кивнул.

— Просьба в силе.

И этого было достаточно: я знал, что имеется в виду. Я все равно был согласен, и очевидно, что Кейдж ценил это.

— Могу я задать вам один вопрос?

— Конечно.

— А почему едете вы, сэр?

— Чтобы сообщить о случившемся семье Адамса и вручить им полицейскую звезду за его действия.

— Причина этой поездки понятна. Я просто не могу понять, почему именно вы.

— С нами также едет представитель департамента по связям.

— Я не об этом спрашиваю.

— Тогда я не понимаю сути вопроса.

— Я имею в виду, зачем вы туда вообще едете?

— О, потому что я был последним, кто говорил с Адамсом перед его смертью.

А это что-то новенькое.

— В самом деле?

— Анализ цепочки событий приводит меня именно к этому заключению.

— Если не секрет, о чем вы говорили в последний раз?

— Это так важно?

— Думаю, что для вас это важно, — ответил я, потому что чувствовал: так оно и есть. С того самого момента, как я впервые произнес имя Кэррингтона Адамса, мне показалось, что на плечи Кейджа лег тяжкий груз. Что-то чрезмерное, некое напряжение, которое сквозило в прищуре глаз, в те́ни на лице, в прерывистом дыхании. — Можно начистоту?

— Конечно.

— Это чувство вины? — спросил я. Оно было единственным, что могло заставить такого человека тревожиться в спокойные моменты.

Кейдж вздохнул.

— Он позвонил мне и сказал, что человек, чье дело он вел, Рего Джеймс, отправится в тюрьму. Помню, в тот момент я подумал, что Адамс, должно быть, направляется с ордером и подкреплением в клуб, откуда Джеймс заправлял делами, и собирается арестовать его.

— Но ведь все было совсем не так.

— Нет. Ты в курсе, что произошло. Войно предупредил Джеймса, что Адамс полицейский, и тот убил Адамса и Билли Донована в ту ночь на глазах у Хартли, который в дальнейшем шантажировал этим Войно.

Печаль отразилась на его лице, и я выпалил, не обдумывая:

— Вы же не вините себя, сэр?

Прошло немало, прежде чем он поднял на меня глаза.

— Я никогда не следил за ним.

— За Адамсом?

— Да.

— Это было вашим делом?

— Нет.

— Вы были дружны?

— Нет, но он знал моего мужа.

— А, так они были друзьями?

— Нет, не совсем друзьями. Мой муж тоже был знаком с Рего Джеймсом.

— Значит, вы связаны с Адамсом и Джеймсом через вашего мужа?

— В каком-то смысле.

Я прищурился.

— А почему Адамс позвонил вам в тот вечер?

— Чтобы сказать, что мой муж вел себя очень храбро перед лицом опасности, — вздохнул босс.

— Тогда новости о Джеймсе были скорее данью вежливости, просто чтобы дать вам знать, как все сложилось, или как он думал, будет.

— Да.

— Простите, сэр, но с какой стати вы должны были следить за Кэррингтоном Адамсом? Это дело не имеет к вам никакого отношения, да и сам он не был вашим другом.

— Думаешь, мне нужно отпущение грехов, Джонс?

— Нет, сэр, но уверен, что вы вините себя с тех пор, как узнали, что с ним случилось, и зачем это вообще нужно?

Я снова почувствовал то же самое в отношении себя и Адамса. Например, с какого перепуга я должен чувствовать себя плохо или отвечать на вопросы? Это не имело никакого отношения ко мне, кроме того, что я стал причиной предательства Войно. Я почти рассердился на Кэррингтона Адамса, ведь из-за него на нас с Кейджем давила вина, хотя ни один из нас не знал его лично.

— Ты винишь себя за тех людей, которых убил Хартли, когда сбежал из тюрьмы, ведь ты просто посадил его, а не отправил в могилу, хотя у тебя была такая возможность, — решительно сказал Кейдж. — Разве не так?

— Так, — согласился я.

— Думаю, все мы несем ответственность за вещи, которые не объяснить логически.

Да.

— Возможно, — согласился я.

— Ступай домой, Джонс. Вам нужно попасть на самолет рано утром.

— Да-с-сэр, — сказал я, поворачиваясь и выходя из кабинета.

Ян ждал в холле, и когда я приблизился, схватил за руку, а затем потащил за собой к лифтам. Войдя внутрь, толкнул меня к стене и в поцелуе всосал мой язык. Ян никогда бы не стал делать этого в лифте посреди дня — слишком много людей для демонстрации отношений, — но был поздний вечер воскресенья, и мы были одни.

Дойл целовал меня, задыхаясь, сжимая задницу, притягивая ближе, а я держал его лицо в ладонях, не давая отстраниться. Он, наконец, прервал поцелуй, чтобы вдохнуть, и затем прижал меня к стене.

— Наслаждайся моментом, — сказал я ему, — потому что когда мы вернемся домой, ты будешь делать то, что я хочу, и так, как я хочу.

Ян резко выдохнул, взгляд из-под ресниц не отрывался от моего лица.

— А теперь давай возьмем такси. Не хочу ждать поезд в метро.

Он кивнул.

— Может, просто пойдем на штрафстоянку и выберем машину, — предложил он.

Выходя из лифта, я вздрогнул, и это заставило его остановиться.

— Что это было?

— Там есть кабриолет, — задорно сообщил я, после чего пулей вылетел на улицу, чтобы поймать такси.

Он припустил трусцой, чтобы догнать меня.

— Что вся это хрень значит?

И судя по выражению его лица, мне не стоило объяснять.

ЧЕСТНО ГОВОРЯ, я даже не удивился, когда, вернувшись домой, мы обнаружили у двери Делани с группой мужчин в таких же, как у Яна, военных мундирах.

Когда мы подъехали ближе, с пассажирского и водительского места одного из припаркованных внедорожников вылезли еще двое мужчин в мундирах.

Я заплатил таксисту, выскочил из салона и, не дожидаясь, пока Ян первым шагнет на тротуар, быстро обогнул машину сзади, чтобы встать рядом с ним.

— Что происходит? — спросил Ян, не трогаясь с места.

— Маршалы Дойл и Джонс?

— Да, — с прохладцей ответил Ян одному из мужчин, вышедших из внедорожника.

— Нам нужно, чтобы вы проследовали с нами, Дойл.

— А нам нужно, чтобы вы продемонстрировали ваши документы, — в тон ему ответил Ян, потому что… ну, он же Ян. Первосортный умник.

Один из мужчин вышел вперед, и по его походке и тому, как он раскрыл свой значок, я понял: он у них за главного.

— Специальный Агент Корбин Буковски, отдел уголовного розыска.

— Что за… — начал Ян.

Только я собрался сказать что-либо, как к обочине подъехала еще одна машина, и на этот раз парень, вышедший с пассажирской стороны, сразу же направился к задней двери и открыл ее, придерживая, — из салона появился джентльмен. Он был одет точно так же, как и Ян, только берет у него был черный. Когда джентльмен подошел достаточно близко, Ян встал по стойке смирно и отдал честь.

— Вольно, капитан, — сказал мужчина, а затем повернулся ко мне, приблизился и протянул руку. Я быстро пожал ее и, поскольку был без перчаток, отметил, что его рукопожатие было теплым и сухим. — Вы, должно быть, маршал Джонс.

— Да, сэр.

Его улыбка казалась доброй, я заметил морщины на лице, блеск бледно-голубых глаз, волевую линию подбородка и длинный прямой нос. Такое лицо отлично бы смотрелось на агитационных плакатах.

— Я полковник Чэндлер Харни, отдел уголовного розыска, и моя задача — сопровождать капитана Дойла и остальных патрульных, которые служили вместе с Керри Лохлином в Вашингтон, округ Колумбия. Мы расследуем дело данного лица.

— Могу я поинтересоваться почему, сэр?

— Смерть второго лейтенанта Тейлора Ригана и первого лейтенанта Эдварда Лэрда, который, как вы знаете, был похоронен сегодня утром, официально признана убийством, — заключил он.