Вася смотрел Корнакову в рот, словно хотел увидеть, откуда берется такой сильный, приятный голос.
Пел песенки задорные,
В работе первым был.
Любил цеха просторные
И город свой любил.
— Ты артист! — закричал Вася, готовый обнять товарища. — Ты заслуженным артистом будешь! Вот посмотришь!
— И нечего смотреть, — сердито отозвался Коржаков. — Хочу быть трактористом-механизатором.
— Чудак, у тебя три специальности в руках! — Вася загнул пальцы. Тракторист — раз. Слесарь — два. И заслуженный артист республики — три.
— Подумаешь, заслуженный артист без публики, — скривил губы Костя. Деньги надо зарабатывать.
— Сначала поучиться надо, а потом зарабатывать, — возразил Вася.
Костя помолчал, потом заговорщически оглядел товарищей.
— У меня есть план, только никому ни слова, — понизив голос, сказал Ярков. — На базаре один слепой на баяне жарит… Деньжищ уйму загребает: за пять минут дураки полную банку набрасывают, даже рубли кладут. Вот бы нам…
«Ну и голова! — поразился Вася. — Попрошайничать?! Да я скорее с голоду пропаду, но руку не протяну! Эх ты, попрошайка несчастный!»
А Саша, слушая Яркова, вначале улыбался и думал: «Шутит. Не может же Костя всерьез предлагать стать попрошайками!» Но Костя так горячо убеждал друзей «подзаработать», что Саша побледнел. С кем он завел дружбу? С жуликом, лодырем?!
Между тем Костя продолжал развивать свой план. Завтра же они купят темные очки и все притворятся слепыми. Костя будет за поводыря. Оденутся они в рванье. Надо разучить самые жалостные песни. Одну песню Костя переписал у слепого: про матроса, который Сталинград защищал, восемнадцать ранений получил и умер.
— Женщины слушали и плакали, слезы у них кап-кап… — рассказывал Ярков.
— Эх ты, кап-кап, — глухо, с дрожью в голосе перебил товарища Саша. На гибели матроса деньги хочешь заработать… Подлый ты человек все-таки…
— Ладно, хватит, не на собрании выступаешь, — Костя усмехнулся. Может, замполиту стукнешь? Иди.
— Повторяю, подлый ты. Если надо будет, все расскажу.
— Ох, боюсь! — с деланым испугом воскликнул Костя.
Вася первым заметил Галину Афанасьевну. Она быстро направлялась к ребятам.
— Добрый вечер, Галина Афанасьевна! — весело и старательно, как ни в чем не бывало, гаркнули воспитанники.
— Добрый, ребята, добрый… Слышу, поют, дай, думаю, узнаю, кто поет. — Галина Афанасьевна присела на краешек скамьи.
— Саша как соловей поет, — восторженно похвалил товарища Вася. — Надо его отправить учиться в Москву.
— Зачем в Москву? Нам тоже нужны солисты. Давайте вместе споем?
Ребята смущенно переглянулись.
— Мы репетицию проводили, — заюлил Костя.
— Надо бы еще ребят пригласить.
— Позвать, Галина Афанасьевна? — Вася с готовностью соскочил со скамьи, сделал шаг и остановился, махнув рукой. — Ладно, вчетвером лучше споем, — сконфуженно протянул он и сел на свое место, с хитрецой посмотрев на замполита. — Все ребята в школе.
— А вы?
— А мы ничего… — Костя вдруг громко рассмеялся. — Мы поем.
— Вам некогда учиться? — уже серьезно спросила Галина Афанасьевна.
— Совсем некогда, — без улыбки подтвердил Костя. — То да се, туда-сюда — и уже ночь… И вообще учиться надоело. Вы только не сердитесь, Галина Афанасьевна, так и быть, на следующий год пойдем.
— А ты что молчишь? — обратилась Галина Афанасьевна к Васе. Дружок-то твой учится.
— Он в восьмой пошел… — вздохнул Вася. — А я? Мне уже семнадцатый, в шестой класс стыдно идти.
— Стыдно тем, кто совсем не учится. Петру Александровичу сорок лет, а он поступил на первый курс университета марксизма-ленинизма.
— Гм, сравнили, — хмыкнул Вася. — Он в университет, а я должен идти в шестой класс. Большая разница.
— Если будешь учиться, в двадцать шесть лет закончишь институт и станешь инженером.
— Балда я.
Костя хихикнул.
— Не смейся, — вспыхнул Вася, — и ты балда! Уже «дядя, достань воробушка», а наверно в третьем классе на третий год остался.
— Пять закончил, — гордо заявил Костя, — и месяц в шестом учился.
— Эх, ребята, ребята, — вздохнула Галина Афанасьевна. — Сейчас даже квалифицированные землекопы должны быть с высшим образованием. На шагающем экскаваторе, например, работают десять инженеров и пять техников.
Друзья в напряженном молчании проводили глазами замполита.
— Все настроение испортила, — проворчал Костя. — Выдумает всякую ерунду. Давайте споем.
— А ну тебя, — отмахнулся Саша. — Подумаешь, певцы нашлись. — Он поспешно застегнул гармошку и мрачно добавил: — Хорошо петь, когда на душе весело.
Закинув на плечо ремень гармошки, он быстро направился в общежитие.
— Подумаешь, испугался замполита. А еще певец! На него всякая мораль моментально действует. — Костя плутовато усмехнулся, вытащил из кармана пятак и подкинул его. — Метнем?
Глава четырнадцатая
«ОРЛЯНКА»
Костя свою деятельность в училище начал с того, что «вычистил» карманы у многих воспитанников. Даже самые стойкие поддавались на его уговоры. Сейчас он привычно позвенел мелочью в карманах.
— Думаешь, медяки одни? Не волнуйся, — увещал Костя. — Знаешь, сколько мать мне отсыпала? Старуха для меня ничего не жалеет, лишь бы я учился. Попрошу — еще даст, хоть сотню.
Васе живо представилась мать Кости — сгорбленная женщина с усталым лицом, на котором всегда почему-то была написана тревога. Вчера он видел, как она вошла в кабинет замполита.
— Ну, как мой сын? — тихо спросила она.
Что сказала Галина Афанасьевна, Вася не узнал, его попросили выйти. Конечно, Галина Афанасьевна не похвалила Костю.
— Может, ты боишься замполита? Не обращай внимания, — продолжал убеждать товарища Костя. — Не всем же учиться! Не волнуйся, мы с тобой не пропадем… Ладно, ты мечи первый.
Вася давно готовился к этому моменту и сейчас злорадно думал: «Погоди, заядлый орляшник, раз навсегда отучу тебя играть».
Вася поставил условие: он согласен играть, если Костя уступит свою кровать, ту, на которой спал Паня Рогачев.
— А-а, ладно, мне все равно, где спать, — нетерпеливо махнул рукой Ярков. — Скорее мечи.
— Зачем?
— Кому выпадет!
Метнули. Выпало первому начинать Косте. Но он великодушничал:
— Ладно, мечи ты первый.
Вася не соглашался. Но Костя настоял. Они подошли поближе к электрическому столбу.
— Как днем видно, — заверил Костя. Он блестящими глазами следил за полетом пятака. Монета, сверкнув, упала на землю.
— Орел, — спокойно сказал Вася.
— Ну вот, а ты не хотел играть. — Костя был рад, что с первого раза Вася выиграл; боялся, как бы он не струсил. «Ничего, пусть порадуется, зато потом…» — посмеиваясь думал Костя. Но кончилось плохо для Кости. Пять раз взлетал и пять раз ложился пятак «орлом». Костя обшарил карманы, но денег больше не было.
— А ну-ка, дай метку!
Костя повертел пятак, обыкновенный, даже не выпуклый.
— Ну и метка счастливая. — Он подмигнул Васе. — Ловко играешь. Ты постой… — И с натянутой улыбкой убежал в общежитие. В комнате, откинув с кровати подушку, загнув одеяло и простыни, он засунул ладонь в распоротый угол матраца и вытащил скатанные тру бочкой десятирублевки. Их было пять: две он взял, а остальные сунул подальше в матрац. И опять проиграл Костя. Пятак Васьки неумолимо ложился на «орла». Костя еще раз осмотрел монету, попробовал на зуб, плюнул на него и ударил о землю.
— Заколдовал! Теперь твоя метка «орлом» не ляжет. — И опять побежал за деньгами.
Васе было смешно и в то же время как-то жалко Костю, который во время игры суетился, хватался за карман, дрожащими руками пересчитывал убывающие рубли. Даже уши у него стали красными.
— Тащи весь мешок с деньгами! — подзадорил Вася.