– Судьба – это я сам, – наконец сказал он. – Куда я, туда и она. И я не хочу, чтобы моим будущим уже завтра стала вечность, – он силой воли заставил себя успокоиться. – Говорят, что саркофаг Амон-Асет напоминал о вечности больше, чем все памятники в храмах Верхнего Египта.

– Это слухи. Ее похоронили не в Долине царей, а где – не знаю. В Фивах осталась только портретная скульптура, которую я с трудом восстановила.

Ной поднял голову. На небе показалось созвездие Льва и в нем яркая звезда Регул.

– Где звезда Амон-Асет?

– Там, в южной части неба. Смотри! Вон она гонится за убегающим Осирисом, взывает к нему, а он отворачивает от нее свой лик. Как и ты убегаешь от меня.

– Я не убегаю. Я говорю, что нам еще рано отправляться к Осирису.

– Боги уже предначертали наш путь. И они всегда помогут тем, кто действует согласно их воле. А других принудят к повиновению.

– Ты же знаешь, я никогда не прошу совета у богов, чтобы потом не пренебрегать тем, что они скажут… Твоя безумная бабка навязывает нам свою судьбу – спасать проклятых, чтобы потом обречь на проклятие себя. А я не хочу терять себя в потерянных людях. Плевать мне на всех. Я хочу быть верным только своей судьбе, – Ной сжал кулак и стукнул им о ладонь. – И тебе я не советую брать в руки копье, если ты не способна бросить его в цель.

Таисмет о чем-то задумалась, перебирая шейную цепочку, на которой была подвешена гемма с изображением богини Исет, потом, тряхнув головой, произнесла твердым и не терпящим возражений голосом:

– Титхеперура должен умереть.

– Почему Титхеперура?

– Великий жрец уже взял себе тронное имя. Он хочет так же, как и Менхеперра, провозгласить себя царем Верхнего Египта. Жалкий ублюдок! Демонстрируя свою власть, он страшно возбуждается, иногда это даже очень хорошо видно.

– Это что, новый вид половых извращений?

– Кагемни считает, что он сумасшедший.

Ной задумался.

– Тит-Хеперу-Ра. – произнес он по слогам. – Ничего себе! Я об этом не знал. Но даже, если бы знал… Египет обойдется без твоей и моей помощи.

– Ты боишься.

– Я три года поклонялся Сехмет[13]. Три года я стоял на пути неведомых врагов из необъятной Африки. Наступает момент, когда человек должен отгородиться не только от других, но и от самого себя, чтобы прожить еще немного.

– Ты заменил разум благоразумием. Титхеперура знает, что я могу доказать свое родство с царским домом Рамсесов по женской линии. И он не оставит нас в покое. Пока ты был в Нубии, он боялся тебя. Сейчас он может убить нас обоих, – Таисмет отвернулась, чтобы Ной не увидел страха в ее глазах. – Милость богов длится лишь мгновение, но это великое мгновение. Нельзя его упустить. Выбор за тобой. Ты уже сделал почти все, что нужно, чтобы достичь совершенства, – остается сделать еще один шаг.

Ной не знал, что ей ответить. Его наставник часто повторял: «Если хочешь рассмешить богов, расскажи им о своих планах. Будущее должно само позаботиться о себе. Оно уже здесь, за углом…» Зачем заглядывать дальше, чем в завтрашний день.

Таисмет тоже молчала. Она была слишком взвинчена, чтобы обрушить на Ноя всю мощь своего очарования. Она только вытянула руку так, чтобы на нее падал свет луны. Два кольца на ее пальцах чуть сверкнули. На одном, очень старинном, переходящем из поколения в поколение, были вырезаны незнакомые Ною знаки. Но он знал, что это кольцо, освященное во всех четырнадцати гробницах Осириса, порождало силу, дающую власть. На втором, был вырезан знак «анх», увитый стеблями лотоса.

Внезапно Ной выдернул валик у себя из-под головы и швырнул в дальний угол комнаты.

– Ты говоришь – милость богов! Мгновение! На то, что ты задумала, нам потребуется не мгновение, а время, много времени. Милость богов должна следовать чередой, подобно лотосам на твоем ожерелье, – Ной сорвал цветок с ожерелья Таисмет и воткнул его ей в волосы. – Мне нужны солдаты, много солдат. И деньги? Только тогда мы сможем победить.

Взгляд Таисмет приобрел сумеречный оттенок, из-за которого Ной и все остальные мужчины Фив теряли голову. Она сорвалась с постели и через некоторое время вернулась с большим мешком.

– Вот, – Таисмет высыпала на постель несколько сотен больших колец менового золота. – Этого тебе хватит?

 Ной прищелкнул языком:

– Я и забыл, что твоя бабка куда-то упрятала почти все золото Рамсесов.

– Это только небольшая его часть, остальное спрятано далеко от Египта. Мы пошлем за ним, когда восстановим власть истинных царей и богов.

– Ты уверена, что найдешь его.

– Амонасет оставила мне свиток папируса, который я должна прочитать только тогда, когда мне будет грозить настоящая опасность. Или когда я стану царицей Египта. Иначе написанные на нем слова разлетятся по ветру. И еще свою печатку, по которой меня должны узнать как законную наследницу египетских царей. Ее мне передала Хатхорити. – Таисмет повертела в руках кружок из зеленого камня, он выскользнул у нее из рук и покатился по полу.

– Почему бы нам не уехать в Нижний Египет, в Танис, и не заняться интригами при дворе. При таких-то деньгах. Сиамун долго не проживет, и у него нет достойных наследников.

Резким движением Таисмет села на край матраса.

– Мне нужны Фивы!

Ной провел рукой по ее волосам:

– Черной земле потребовались века, чтобы возникнуть, и ей потребуются века, чтобы умереть. А после нас пусть пересохнет Нил.

В глазах Таисмет сквозь слезы сверкнули недобрые огоньки.

– Ты говоришь нет? Значит, нет?! – она воздела к небу руки, а потом с отчаянной решимостью бросилась из комнаты на террасу. Порыв ветра с грохотом захлопнул за ней дверь. Ной поймал ее только в саду.

– Ты нарушаешь законы Маат, заставляя сказать да своими слезами. Это нечестно. Я не буду выполнять все твои прихоти.

– Прихоти? Ты говоришь прихоти? Значит, нет?!

Пожав плечами, Ной попытался уложить Таисмет обратно на матрас. Она брыкалась и кусалась. Он попытался ее успокоить:

– От обязательств легче уклониться, чем выйти из них с честью.

– Я не требую от тебя никаких клятв.

– Почему же? Я могу поклясться бородой Птаха или сосцами Хатхор!

– Ты богохульствуешь! – в голосе Таисмет зазвенели холодные нотки, не предвещавшие ничего хорошего. – Как ты не понимаешь, этот дом скоро превратится в мастабу, из которой нет выхода[14].

Ной приблизил к ней лицо, всматриваясь в темные круги подведенных глаз. Перед его походом в Нубию она была воплощением веселой юности, дерзкой и неутомимой. Сейчас это была женщина, бросающая вызов судьбе.

– Хорошо, предоставь событиям хотя бы некоторое время идти своей чередой. Я поговорю с людьми, которым еще дорог Египет. Если, конечно, в этом городе божественных откровений и порока еще остался хоть один человек, кому можно верить.

– Я пригласила к нам старого Кагемни, верховного советника Смендеса[15].

– Неужели он еще жив?

– Он стар, но сохранил ясность ума. У него есть внук, очень разумный мальчик. Титхеперура разрушил их честолюбивые планы.

– Кто еще с нами?

– Жрец из древней фиванской фамилии Секененра. Занимается медициной и магией.

Таисмет назвала еще несколько фамилий. Ной не мог понять, шутит она или говорит всерьез.

– И это все? – подвел он неутешительный итог. – В наших непобедимых рядах престарелый сановник, бывший правитель Дома войны[16], жрец, изгнанный из храма, выскочки из обедневшей провинциальной знати, жаждущие почестей при дворе, прочая шваль. Ладно, я поговорю с Кагемни, пусть придет. Мне 28 лет, возраст Осириса, когда тот был убит Сетом. Попробую обмануть судьбу.

Ной засыпал. Мысли стали отрывочными и запутанными. «Ночь и день, явь и сон, разливы Нила и спад воды… извечный порядок вещей, ритм жизни. Чего еще она хочет? Власти? Зачем? Этот мир довольно жалок и бессмыслен. Если существует другой мир, то почему этот заканчивается могильными червями и надписями на стенах гробниц? Стоит Таисмет возложить на себя корону Египта – и ее гибель предрешена».