Давид вспомнил свои былые победы, многочисленные драки в барах и грязных кафешках. В те минуты он чувствовал тоже самое: словно так поступает совсем не он, и даже если драка происходила на трезвую голову, он с трудом мог вспомнить свои слова, звучащие в те моменты, и действия, а в голове сохранялась только общая картина произошедшего, факт свершившейся драки и имя победителя.

Но с другой стороны… Если бы не этот песок? Боже, да он даже не успел подумать о нем! Тогда как можно считать, что он убил Святослава? Если бы не этот проклятый песок, Святослав просто упал бы и хорошенько приложившись спиной больше не позволял бы себе негативных высказываний в сторону Давида. Точно! Это то, чего хотел Давид – чтобы Святослав просто упал. Он даже и не думал об убийстве.

А может быть, если бы Святослав не попал под сталагмит, то Давид продолжил бы? На что он способен на планете без законов? Вдруг парень выдвинул перед собой умозаключение о том, что он совершенно сумасшедший и неадекватный. Но разве такое рассуждение избавит его от навязчивых мыслей, от воспоминаний, успокоит воспалившийся мозг? Да он должен был броситься к рухнувшему сталагмиту чтобы вытащить бедного парня и не дать ему оказаться погребенным на дне далекого океана.

Давид обернулся. Сзади – колонны сталагмитов, и ни единой живой души вокруг. Только метры гладкого морского дна, тонны светящегося песка и тихое движение воды. Он точно не вернется обратно. Побоится, как бы странно это не звучало. Как посмотрят на него добровольцы? Ответ известен: как на убийцу. Что скажет Кожевников при встрече? Убийца! И все начнут думать о том, что он сможет проделать это еще раз с кем нибудь из них. Эх, если бы Давид знал, что девушки упорно идут в его сторону, идут, несмотря на то, что потеряли его из виду, это дало бы парню надежду на прощение.

Пятьюдесятью метрами левее по дну океана брели, периодически отряхивая ноги от песка две девушки, хорошо известные нам Кира и Лиза, что оставили несчастного Эдуарда наедине с горем. Пейзаж вокруг не менялся, разве что количество растущих из дна сталагмитов уменьшилось. Временами девушки окрикивали Давида. Но то ли их голоса были слишком слабыми, то ли толща воды не желала пропускать слова – никто не отвечал. И только датчик неумолимо пищал, предупреждая об ослаблении сигнала, идущего с шаттла.

– Кстати, вода-то пресная! – внезапно воскликнула Лиза, взглянув на рукав костюма, где на маленьком экранчике выводилась некоторая информация об окружающем мире, – А мы раньше не обращали внимания.

Девушки к тому моменту успели прийти в себя от произошедшего, а начало разговора, положенного Лизой, окончательно разрядило обстановку.

– Как жаль, что нам не взять ее на Землю! – ответила Кира, поднимая руку и пропуская воду через раскрытые пальцы ладони, – Хотя… Нам неизвестно, какие микробы обитают в водах Таласа.

– Это точно.

– Знаешь… Я люблю ходить вот так, как сейчас, медленным размеренным шагом оглядывая пейзажи природы. В такие моменты я всегда отчего-то вспоминаю свое детство.

– И что же в нем? – поинтересовалась Лиза, пытливым взглядом рассматривая задумчивый вид собеседницы.

– Пока я была еще совсем маленькая, лет до семи, я ведь жила с бабушкой. Потом она умерла, и я отправилась в приют. А вот в ее квартире я, просыпаясь по утрам, когда солнечные лучи прокрадывались через шторы и игриво разбегались по стенам солнечными зайчиками, любила звать бабушку. Она в это время суток по обыкновению готовила на кухне, а я кричала, потому что мне очень нравились моменты когда она заходила в комнату и желала мне доброго утра, одновременно подшучивая над моей неуклюжестью и полной несамостоятельностью. И я ведь только сейчас понимаю, что готовила она лишь для меня, а сама ела монокорм, от того и была худая, прям как я теперь. Какая самоотверженность! А в детстве я воспринимала это как должное… Знаешь, а ведь ее образ, ее физический облик практически стерся из памяти, и вспоминая сейчас те дни, я начинаю сомневаться – а бабушка ли это была? Отчего-то кажется мне, что это была моя родная мама. Ведь она была ничуть не менее заботливой и любящей, чем настоящая мать. Так вот, я лежала на огромном диване, на котором могли бы уместиться десять таких Кир, как я тогда, широко разбросав руки и ноги, и протяжно кричала: “Ба-бу-ля! Ба-бу-ля!”. И несмотря на то, что голос у меня как иерихонская труба, бабушка или действительно не слышала, или притворялась тугоухой, поэтому повторять призыв приходилось много раз. Рано или поздно мне надоело длинное слово бабуля, и я придумала сокращенное “Баля”. Ей богу, никогда не слышала чтоб кто-то так называл свою бабушку. Однако оно так приелось к ней, что до самой смерти я называла бабулю только так.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.