— Нет, Сет. Это все не так.

— Ладно уж, мэм. Вы, конечно, соблазнительны. И не думаю, чтобы вы вот так умоляли очень многих. Интересно, это очень уязвит ваше самолюбие, если я сейчас вас покину? Ведь раньше, как мне известно, уходили прочь всегда вы.

Она захлебывалась от рыданий, все тело ее сотрясалось.

Сет почти заколебался, но в следующую минуту схватил шляпу и подошел к французскому окну:

— Помните, некоторое время назад вы оставили свет в окошке, чтобы я знал, как влезть к вам на балкон? Ирония судьбы, да?

Он помедлил, пошарил в кармане сюртука и вынул несколько золотых. И швырнул их на пол у кровати:

— Можешь поделиться со своим дружком-декоратором. Прощай, жена.

Он вымолвил это слово, отвратительно улыбнувшись. И через мгновение уже перелез через балкон.

Спустя час, когда в спальню вошел Терон, больная его была спокойна и тихо сидела, откинувшись на спинку кровати. Но он сразу почувствовал что-то неладное. Пусть бы лучше она билась в истерике, а не сидела вот так, в ледяном спокойствии. Он сел рядом, взял ее холодную маленькую руку в свои.

— В чем дело?

Она взглянула на него и улыбнулась. Такой улыбки у нее Терон прежде не видел, и холодок пробежал у него по спине.

— Мне только что нанес визит мой муж, человек, которого я так любила, человек, о котором я думала и мечтала день и ночь. — Голос у нее был ровный и невыразительный. — Он использовал меня, он вызвал ответное желание, а после оскорбил и обвинил в сношениях со многими другими мужчинами.

— Морган, я что-то не понимаю. Зачем ему понадобилось так тебя оскорблять? Неужели он не понял характер наших отношений?

Она рассмеялась:

— Не думаю, чтобы мой муж хоть что-нибудь понимал. Он не позволил мне ничего объяснить. Он все видит в искаженном свете.

И Морган стала рассказывать Терону о перипетиях своего брака, о том, как Сет ее ревновал, и о предательстве Джоакина.

— И он даже не спросил тебя, не подложная ли это записка? И ему не пришло в голову, что тебя могли заставить ее написать?

— Нет, он меня поймал и осудил — а я не виновна. И я ни о чем больше не хочу говорить.

Он испугался, увидев ее взгляд. У нее всегда находилось для всех доброе слово. Всегда она улыбалась. Сейчас ее губы искажала презрительная, злая усмешка.

— Может быть, мы найдем его. Найдем и расскажем все, что с тобой произошло на самом деле и что ты ни в чем случившемся не виновата.

Она повернулась, и глаза ее сверкнули:

— То есть это я должна буду к нему пойти и доказывать, что я невиновна? А что еще я должна буду сделать: умолять его, просить, чтобы он меня простил — за что? За то, чего не было? Я любила его, и он вполне это мог усвоить сегодня ночью. Я повторила ему, что люблю его и сейчас, но он не обратил на это внимания. Он поверил, что я была проституткой в борделе Николь. А что, если бы я была ею? Что, если бы его чистую малютку Морган насильно бы запачкали другие мужчины? Я что, должна была бы в этом случае покончить самоубийством? Он настолько мной не дорожит, что даже не захотел выслушать меня и узнать, что случилось за все это время.

Она перевела дыхание и откинулась на подушки.

— Нет, он не тот человек, за которого я его принимала. И больше я не хочу даже имени его слышать.

— Морган, пожалуйста, выслушай…

— А сейчас я хочу спать. Наверное, завтра миссис Фаррел пожелает все-таки обсудить с нами убранство ее столовой. И я хочу набраться сил, чтобы противостоять ее вкусам. Покойной ночи.

Терон поцеловал ее в лоб, задул лампу и вышел.

Морган заснула. Засыпая, она видела спину Сета в тот момент, как он перелезал через балкон.

Морган все больше времени и сил отдавала работе с Тероном. Следующие несколько месяцев она старалась не думать о Сете, теперь, будучи уверенной в том, что он жив. Как он живет? Есть ли у него любовница? Заботится ли о нем какая-нибудь другая женщина?

Ей надо было только найти его, рассказать, что Джоакин силой заставил ее написать записку и что у нее не было никаких других мужчин… Нет! Как это она даже думать смеет о том, чтобы его умолять! Он тщеславный, грубый человек, и она перед ним не будет унижаться.

Постепенно клиенты Терона заметили перемену, происходившую в ней. Раньше мужские заигрывания она встречала смехом и шутками. Теперь она почти издевалась над ними. Она больше не отвечала на их похвалы дружескими увещеваниями.

Вечера, которые она проводила с Тероном, проходили теперь в грустном молчании. Раньше они почти все время были вместе, теперь Терон иногда коротал вечера в одиночестве.

— Убери это, Жаннетта. Меня тошнит от одного только вида еды.

Жаннетта поставила поднос на туалетный столик и потрогала лоб Морган.

— Перестань. Со мной все в порядке. Я просто не хочу есть.

Жаннетта была спокойна, от Терона она узнала о вторжении Сета к жене.

— Да, мэм, с вами все в порядке. А еще через несколько месяцев, смею сказать, все будет в еще большем порядке.

— Месяцев! Не глупи! Просто мне как-то не по себе. Несколько дней отдохну и поправлюсь.

— Да, месяцев этак через шесть вы совершенно поправитесь.

— Шесть месяцев! Жаннетта, перестань болтать всякие нелепости и лучше убери еду. Меня выворачивает от одного ее запаха.

И тут она побледнела. И молча встретила пристальный взгляд Жаннетты.

Улыбаясь, горничная взяла поднос и пошла к двери:

— Мистер Шоу, разумеется, попросит доктора осмотреть вас и определить точный срок. Но я уверена, что он подтвердит мои слова.

Оставшись одна, Морган прилегла на постель.

— Нет, не может быть, — прошептала она. И потрогала живот. Он был, как всегда, тугой, но слегка округлился: — Ребенок… А что я буду делать с ребенком? С ребенком, чей отец ненавидит его мать? — Она вспомнила собственное безотцовское детство. Это было не очень приятно — расти в доме, где не было отца.

Визит доктора подтвердил предположение Жаннетты.

Терон пришел в восторг от этой новости:

— Ребенок в доме! Восхитительно! Чудесно! Мы сделаем детскую в комнате для гостей. Китайский интерьер, а? Что ты скажешь? Ну я, конечно, очень люблю все китайское. Но можно и в итальянском стиле чистые, струящиеся линии! А цвет! Ну можно в оранжевых тонах или желтых. А можно и в холодных.

— Терон, ну пожалуйста, угомонись. Ведь я только сейчас обо всем узнала и еще не придумала, что теперь делать.

— Что делать? Ну разумеется, ты останешься здесь. И мы с Жаннеттой будем о тебе заботиться. Пойдем, Жаннетта, пусть Морган отдохнет. Утром увидимся. Я тоже, надо сказать, устал. Столько волнующих событий за один день.

Оставшись в одиночестве, Морган стала лихорадочно обдумывать положение. Ребенок, ее собственное дитя. Она улыбнулась. Да, она хочет, она очень хочет, чтобы он был. Ей нужно о ком-то заботиться, для кого-то жить.

Но как же ее или его вырастить и воспитать?

Жить с Тероном приятно, однако ребенку нужна не только мать, меблирующая лучшие дома, мать, которую исподтишка стараются ущипнуть местные богатей. А вдруг ребенок узнает, что ее продавали с аукциона в борделе? И как обстоит сейчас дело с наследством отца? Долгое время она совсем об этом не думала, но если родится ребенок, надо, чтобы он рос, ни в чем не нуждаясь.

Она поедет в Албукерк и встретится с отцовскими поверенными. А потом с ребенком уедет обратно в Кентукки, в Трагерн-Хауз. У нее навернулись слезы при воспоминании о Трагерн-Хаузе. Много раз, когда она бывала так счастлива с Сетом, она смеялась при мысли о Трагерн-Хаузе и думала, каким одиноким и заброшенным он бы показался ей, живи она там одна. Ах, но теперь ведь она не будет одна. С ней будет ее ребенок.

Целую неделю Морган убеждала Терона в разумности своего плана. Она вернется в Нью-Мехико, а потом — в Кентукки.

— Морган, но как же ты можешь уехать? Ты для меня как младшая сестра. Что за жизнь будет без тебя? Пожалуйста, останься.