— Спасибо вам за помощь, — сказал он, остановившись у подъезда, — я пойду домой.

— Давай ещё раз позвоним бабушке, — предложила Наталья Андреевна.

— Давайте, — согласился Стас, и набрал её номер.

Из открытого окна на третьем этаже донёсся звук рингтона, который он недавно установил на её телефон.

— Бабушка дома, — радостно крикнул он, и побежал вверх по лестнице.

— Слава тебе, Господи, — прошептала Наталья Андреевна, и неумело перекрестилась, — можно и по домам.

Они уже садились в машину, когда раздался душераздирающий крик Стаса…

Дима, перепрыгивая через ступеньки понёсся вверх. Терезе пришлось замедлить шаг, и придерживать Наталью Андреевну за руку. Дверь квартиры была открыта. На полу сидел Стас, и обхватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону. Дима присел рядом, и обхватил мальчика за плечи, остановив тем самым его методичные движения.

— Что случилось? — громко спросил он.

— Там… Она…, — не поднимая головы прохрипел Стас.

Дима встал, и сделав нерешительный шаг, заглянул на кухню. На полу, в невообразимой позе, лежала Светлана Владимировна, её лицо было синим, опухшие кисти рук вывернуты, а из-под задравшейся юбки выглядывали старческие ноги, покрытые вздувшимися венами. Тело лежало в огромной, почти высохшей луже, источавшей отвратительный запах, на краю которой сидел целый рой жирных зелёных мух, одна из которых вдруг сорвалась с места, и описав круг, влетела в открытый рот Светланы Владимировны. Дима отшатнулся назад, и согнувшись пополам вырвал прямо себе под ноги.

— Не ходите туда, — вытирая губы, сказал он, захлопывая кухонную дверь, — нужно звонить в полицию.

— Что там? Она жива? — пытаясь вырваться из его объятий, кричала Наталья Андреевна.

— Нет, — ответил Дима.

Эксперт долго топтался вокруг тела, брал пробы, фотографировал, что-то записывал в блокнот.

— Я предполагаю, что смерть наступила от инсульта ориентировочно в час ночи. Признаков насилия нет, но после тщательного осмотра, скажу точно. Я забираю тело. Можете продолжать работать.

— Спасибо, лейтенант, — сказал следователь, — жду с докладом.

Когда санитары вынесли труп, он прикрывая нос рукой, прошёлся по кухне, поднял с поля силиконовый член, и положил его на стол, рядом с остальными загадочными предметами. После этого подошёл к Стасу.

— Молодой человек, вы можете мне сказать, что это за предметы лежат на столе, и кому они принадлежат?

— Я не знаю, что это такое, — всхлипывая произнёс он, хотя прекрасно знал, что это и чьё. Ему было одновременно и стыдно и противно…

Ближе к вечеру квартира опустела, наконец, разошлись следователи, понятые, медики и криминалисты, и вокруг повисла звенящая тишина. В углу дивана, свернувшись калачиком спал Стас, рядом неподвижно сидели Дима, Тереза и Наталья Андреевна.

— И что теперь с ним делать? — спросила шёпотом последняя.

— Нужно сообщить его отцу, — предложить Тереза.

— Они же с Леночкой всё время вдвоём жили. Вы, что знаете Андрея? Знаете где его искать?

— Знаем, — вздохнул Дима.

— Позвони ему, — сказала Тереза, — если не сможет приехать, я готова отвезти Стаса к нему. Было бы хорошо, чтобы он познакомился с отцом и пожил у него, пока Лену выпишут.

— А если её не выпишут?

— Ну ведь это же его сын, он не может его бросить.

— Бросил уже однажды, — грустно констатировал Дима.

— Как бы то ни было, позвони ему прямо сейчас.

— Хорошо, — согласился он, и вышел из комнаты.

Андрей долго не брал трубку.

— Привет, бродяга, — произнёс Дима, дождавшись, наконец, ответа.

— Привет, — удивлённо ответил Андрей, — давненько я тебя не слышал.

— Не то слово. Лет десять, наверное.

— Случилось что-то?

— Просто так не звонил бы, — Дима собрался с силами, чтобы начать, — беда, одним словом…

— Не тяни, — не выдержал Андрей.

— У Лены случился нервный срыв и она сейчас в больнице…, в психиатрической, врач говорит, что надолго… А вчера умерла Светлана Владимировна…

— О, Господи… А что со Стасом?

— С ним всё нормально, если это можно считать нормальным. Но он остался один. Мы не знаем, что делать. Тереза вызвалась отвезти его к тебе. Ты сможешь встретить их?

— Наверное смогу…, — как-то нерешительно произнёс Андрей, — только об этом не должна знать Юдит. Ничего не вздумайте ей говорить.

— Хорошо. Тогда мы оформляем документы?

— Как будет всё готово — звони, я встречу.

Читая дневник Вики, Илья Маркович постоянно ловил себя на мысли, а смог бы он, очутившись на её орбите, говорить всем во всеуслышание, что любит эту женщину, и не быть при этом обсмеянным и оплёванным. Это сейчас она беззащитна, доступна и открыта к общению, внимательно слушает и подчиняется всем его указаниям. А если отмотать плёнку немного назад и попробовать вжиться в любой из образов, описанных ею? А если представить какой она была в то время? На неё сейчас невозможно смотреть без вожделения, а уж тогда… Почему такие женщины достаются другим? Почему они проходят мимо и не обращают внимания на таких как он? Почему рядом оказываются те, кого не любишь, но почему-то живёшь с ними, делишь постель и деньги, воспитываешь совместных детей и постоянно убеждаешь себя, что всё нормально, что именно это и есть счастье. А может быть это их счастье? И ты рождён для того, чтобы сделать счастливой именно эту женщину, на которую у тебя в последнее время даже член не встаёт. Ты вынужден любить эти поросячьи складочки на её боках, этот жирный животик и сдувшиеся сиськи, и обречён каждую субботу исполнять свой супружеский долг, который с каждым разом становится всё труднее и труднее исполнять. Нет, не физически, ведь ты ещё достаточно бодр и крепок, а морально или даже эмоционально, поскольку нужно заставить себя отреагировать на лежащее на кровати тело. Вот и приходится тушить свет и фантазировать… И воображение в последнее время рисует образы, в которых угадываются очертания Вики, главное в этот момент не прикоснуться рукой к чему-то, что может вывести из транса.

— Илюша, ты такой страстный стал, — прошептала его жена, получив уже третий подряд оргазм, чего не случалось уже несколько лет.

— Я, Сарочка, и был такой, ты просто не замечала раньше, — ответил Илья Маркович, раскуривая сигарету.

— А ты заметил, что я похудела?

— Конечно заметил, — соврал она, даже не взглянув в её сторону.

— Я купила бельё специальное, утягивающее. Показать?

— Потом, милая. Ты спи, а я пойду ещё поработаю. Статью в журнал нужно к понедельнику закончить. Не успеваю.

— Поцелуй меня, Илюша, — попросила она, прикрыв глаза.

Илья Маркович прикоснулся к её влажным губам… А ведь всё когда-то было не так, подумал он, и целоваться было приятно, и обниматься было не противно. Что же случилось? Неужели ушла любовь? А может и не было её никогда?

«…А знаю ли я что такое любовь? Настоящая любовь, когда ком в горле и томление во всем теле, когда сердце колотится от предчувствия встречи и во рту пересыхает от предвкушения того, что может произойти потом, когда засыпаешь и просыпаешься с мыслью о нём, когда говоришь с подружками только о нём, когда никто не нужен кроме него… Нет, такой любви у меня не было. Были влюблённости, увлечения, даже страсть была, а вот любви, как выяснилось, не было. Меня, конечно же, любили. Даже дрались из-за меня. Девки козни чинили от зависти, что по мне пацаны убиваются, а на них внимания не обращают. А я всё ждала чего-то, не принимала всерьёз ухаживания и занималась только изучением и совершенствованием своей сексуальности. Опыты были интересными… И называю я всё это опытами, потому что относилась тогда к мальчикам, как к кроликам, которых препарируют живьём и смотрят на то, как они реагируют на ковыряние в их внутренностях. Именно это доставляло наивысшее наслаждение… А потом уже было не до любви… Потом был только секс…»