Не обратил тогда внимания Олмир, что картина будущего для Ника Улина темна. Сосредоточился на формировании познавательного посыла в отношении алтарного камня. Первая попытка не удалась. Во второй раз вернувшийся в его руки информационный шар рассыпался истлевающими лоскутками. Только третья попытка оказалась удачной. Полученный инфошар Олмир бережно прикрыл полой защитного кокона.

Нагнувшись, осторожно поднял тело Дикого. Вспомнил: в незапамятные времена предвидел именно это свое действие. В коконе Абсолютных сил держать на руках любой груз не представляло трудностей. Пространственным манипулятором поднял снизу и придвинул к себе потерявшего сознание и истекающего кровью Сковородникова. Затем подтянул Ника Улина.

Яркая вспышка, и тропа, ведущая к Алтарю, опустела.

— Ну, и как ты себя чувствуешь? — спросил Яфет, поудобнее усаживаясь в кресло рядом с медицинским ложем Алексея Сковородникова.

— Нормально. Сколько мне здесь лежать?

— Медики говорят, еще не более трех дней. Счастливчик, мол. Пустяковинами отделался. Раны легкие, не опасные для жизни. Крови только из тебя много вытекло, потому и сознание потерял. Но кровь — дело наживное. Здесь главное вовремя попасть в руки врача. Смазали тебя эскулапным гелем и влили почти литр хирургического раствора. Это такая гадость с махонькими, еле различимыми глазом роботами-червячками. Сейчас они наводят порядок внутри тебя. Энергию получают извне. От излучателей твоей кровати. Как только последнего выделишь из себя — иди, гуляй.

Алексей Сковородников прислушался к себе. Ничего не болит. Голова немного кружится — стоит закрыть глаза, так словно плывешь куда-то. Дышится легко, но в груди, там, куда в него воткнули ассагай, чувствуется что-то инородное, мешающее вдохнуть как следует. На шее будто гипсовая повязка, не позволяющая быстро ворочать головой из стороны в сторону. Живот не чувствуется. Ободранные почти до костей ноги и руки покрыты какой-то слизью, но кажется, что с ними давным-давно все в порядке, как и с порезанной ладонью.

— Кто доставил меня на «Элеонору»?

— Как кто? Мой император, конечно! Сгреб вас всех в кучку, миг — и вы уже в медицинском отсеке. Навел он тут шороху! Нашу Лидочку отстранил от работ и посадил под домашний арест. То бишь запретил выходить из своей каюты. Пищу ей роботы доставляют. Сейчас Экселенц…

— Экселенц — это кто?

— Так я называю моего императора. В одной старой книжке так подчиненные обращались к своим руководителям. А я ведь личный телохранитель Олмира Удерживателя. Имею право на особое обращение. Так вот, Экселенц отбыл на Яшар вместе с нашим Ваном Лусонским и Диким Магом.

— Что с ними?

— Да кто ж его знает! Ван подвергся какому-то воздействию Перворожденных и сам не в себе. А Дикий мертв, и мозг у него сильно поврежден. Я подслушал, как Экселенц говорит по дальней связи с магом Месенном о незамедлительном воскрешении. Есть сомнения, удастся ли сохранить Дикому его магические способности. Для них это большая потеря.

— А Лиду за что арестовали?

— Не знаю. Я не присутствовал, когда Экселенц устраивал разнос капитану.

— Ник Улин в порядке?

— Ну, двое суток эскулапы продержали его у себя. Потом отпустили. Зря, наверное.

— Почему — зря?

— Да какой-то он не такой. Странные речи ведет. Как ты говорил-то… «тихо шифером шурша, крыша едет не спеша»… во, крыша у него поехала.

— Не может быть!

— Честно говорю. Из медицинского отсека он сразу прошел в командную рубку и потребовал свернуть все работы — Перворожденные, мол, начали ликвидацию Шара.

— Откуда ему это известно?

— Так его все про это и спрашивают. А он отвечает: знаю, и все. Наверное, когда стоял рядом с тем камнем, напитался какой-то гадости. Не зря Рональд Грей настаивал, чтобы Ника досконально обследовали психоаналитики. Но поскольку требовал заодно, чтобы Ника отправили куда-нибудь за пределы звездолета, Благов не стал его слушать — уж больно интересные вещи говорил Ник. Утверждал, например, что Шар — это лаборатория, где Перворожденные пытались найти вход в нашу реальность. Помощников себе хотели создать, но ничего у них не получилось. Поэтому они покидают местное скопление галактик. Будут искать другие пути вторжения.

— Что за ерунда!

— Вот и все так говорят. Я читал его давнюю докладную по результатам Четвертой экспедиции к Сумеречным Созвездиям. Тогда он предполагал, что Перворожденные обрели разумность самыми первыми в нашей Метагалактике. Уже в то время, когда образовались звезды только первого поколения. А вернувшись из Консервы, стал говорить, что ошибался. Что они вообще не отсюда. И не могут к нам проникнуть.

— Ты сам вслушайся повнимательнее в то, что говоришь. Ну как они не могут и куда проникнуть? Какой вход в нашу реальность они не могут найти, коли в ней уже находятся? Перворожденные эти самые твои.

— Они не мои. Они вообще не наши.

— Наши, не наши — о чем речь?! Какая разница, чьи они!

— Вот как раз по этому поводу Ник и создал новую теорию.

— Расскажи.

— Рассказать-то я могу, да ты не поверишь. Никто не верит. Я тоже не верю.

— А я попробую. До этого все его предположения сбывались.

— В общем, Ник утверждает, что Перворожденные прибыли к нам из чужого мира. Не из нашей метагалактики и даже не из соседней, а вообще извне. И воспринимают они нас совсем иначе: для них не существует нашего времени — оно для них уже прошло, — поэтому все наши материальные предметы для них нечто вроде еле заметного колыхания.

— Ну-ну. В детстве у меня считалочка была: все быть может, все быть может, все на свете может быть, но, конечно, быть не может то, чего не может быть.

Яфет, шевеля губами, помолчал, запоминая новое для себя сковородниковское выражение, потом с жаром продолжил:

— Вначале я думал, будто Ник имеет в виду, что Перворожденные пришли из какого-то искусственного мира. Примерно такого же, как Ирий, созданный Экселенцем. Потом понял, что не так.

— Давай, объясняй.

— Дело в том, что Перворожденные вообще чужие для нас.

— Долго ты будешь еще по кругу ходить? Заладил одно и то же: чужие, не от нас. Говори по существу.

— У нас, говорил Ник, все физические закономерности соответствуют структуре нашего мышления. Как мы мыслим — такова и наша реальность.

— Позволь, в школе — в той, которую я посещал еще в прежней жизни, — мне настойчиво внушали, что сознание есть свойство материи отражать самую себя. Мол, материя первична, сознание — вторично. Мне, правда, тогда было все равно, кто кого отражает, и что это значит — «отражает», что такое «первичное» и «вторичное».

— Я тоже не понимаю, что за смысл у вас вкладывали в слово «первично», но могу предположить, что плохо вас учили.

— Смысл, как я запомнил, в том, что какова жизнь — таковы и мысли. Материя порождает сознание и определяет его поведение… в нашем, человеческом лице.

— Э, Лешик, Ник Улин утверждает, что не так все просто. Он говорит, что Сознание и Материя есть одна и та же сущность. Только Сознание уже прошло свою эволюцию — он говорит «проявилось», — а Материя еще только проявляется. Движется, как условились говорить ваши философы. Проявляется так, как того желает Сознание.

— Ничего не понимаю!

— Я предупреждал.

— Короче, дело к ночи.

— Короче не получится. В общем, Ник утверждает, что диада «Сознание — Материя» в определенном смысле аналогична диаде «Время — Пространство».

— Откуда он набрался этих диад?

— От Перворожденных, наверное. Но его слова, он говорит, не противоречат современным научным представлениям. Ник привел в пример, что еще Аристотель, разбирая апории Зенона… Ты знаешь, что это такое?

— Конечно же нет.

— Апория то же самое, что и парадокс. То есть обыкновенное противоречие. Этот Зенон подметил, что ваше, человеческое описание движения противоречиво. Самый известный его парадокс называется «стрела»: пущенная стрела в каждый конкретный момент времени занимает какое-то конкретное место в пространстве, то есть неподвижна; так когда же она перемещается?! Есть у него еще парадоксы на эту же тему. Например, «Ахиллес и черепаха»: Ахиллес очень быстро бегает, но никогда не сможет догнать медленно передвигающуюся черепаху. Почему? Да потому, что когда он пробежит половину расстояния до черепахи, та успеет отползти на какое-то маленькое расстояние; когда он пробежит половину образовавшегося расстояния, черепашка успеет отползти еще чуть-чуть, и так далее.