— Ну и что? Не нашлось ни одного специализированного спутника? Вон сколько всякого добра летает у нас над головой.
— К сожалению, именно тогда и именно в том месте образовалось слепое пятно.
— Леверье мог об этом знать?
— Вряд ли. Хотя нельзя исключать и такую возможность. Когда заходит о нем речь, я готов к любой неожиданности.
— Здорово же он достал вас с вашими магическими супертехнологиями! Вот почему мы пойдем иным путем. Старым, надежным, безотказным. Мы утыкаем всю Ремиту наблюдающей аппаратурой, чтобы отслеживать каждый его шаг. Кроме того, выведем сотню-другую новых наблюдательных спутников в ближний космос. Леверье окажется словно в стеклянной банке, где каждый его чих будет запротоколирован множеством простейших, но надежнейших устройств. Ну, нравится тебе моя идея?
Король остановился, подняв вверх руку: ответа ему не требовалось.
— В создавшихся условиях, я полагаю, компромат на него посыплется, как из рога изобилия, если, конечно, он не прекратит заниматься антиобщественной деятельностью. Но немедленно, без веской и уважительной причины, с бухты-барахты, убрать его из придворных не удастся. Чтобы снять с поста начальника Тайной службы королевства мне придется посулить ему пост, скажем… нашего посланника в Галактическом Совете и под этим предлогом уговорить начать передачу дел своему преемнику.
Нелегко дались Олмиру Обаятельному последние слова. Вот что значит — путы личного общения, подумал император. Не моргнув и глазом, отец готов был к поистине революционным преобразованиям в масштабах всей планеты. Внести коренные изменения в действующее законодательство. Придумать убедительные легенды своих действий для уламывания несогласных. А уговорить Леверье передать полномочия начальника новой Тайной службы королевства казалось ему труднее. Чем же граф так повязал короля? Надо бы посоветоваться с Шоанаром…
— Жаль, конечно, если он успеет освободить должность, а новых улик на него не окажется. Мне бы не хотелось выпускать такого монстра на Вселенские просторы, — подтвердил король выводы императора.
Еще с полчаса продолжался разговор, пока обговаривались несущественные детали. По выходу из королевского кабинета, Олмир дал последние указания Ламарку. Потом наблюдал, как начальник его Службы безопасности спешит к себе. И, наконец, император и живое божество Ремиты остался один.
Разговор с отцом как обычно оставил на душе тяжелый отпечаток. Казалось бы, для любого человека кто самый близкий, самый родной? Отец и мать, так же ведь?
В детстве родительская тема у них, интернатовских питомцев, настолько сильно бередила глубинные, личные чувства, что невольно была поставлена под негласный запрет — сама мысль сказать всуе что-нибудь о своих родителях казалась кощунственной. Но каждый из них втайне от всех лелеял надежду обрести когда-нибудь «настоящих» мать и отца. Поняв, что есть возможность вернуть родителей из небытия, Олмир загорелся ожиданием и постоянно торопил Месенна. В тревожные моменты — их у молодого короля в начале властвования было очень много — предвкушал встречу, душевные разговоры, материнскую ласку, легкое отцовское одобрение…
И настал момент, когда Олмир Обаятельный и Элеонора Ремитская вошли в его жизнь. Но словно чужие, бесконечно далекие люди. Не почувствовал Олмир душевного контакта с воскресшими родителями. Разговаривали они не так — о том, что не волновало его. Вообще думали как-то не так, как он ожидал, и не удавалось поделиться с ними сокровенными мыслями. Бывало, то, что раздражало его, — их радовало. И смеялись они не к месту…
Отец постоянно критиковал его и поправлял. Злорадствовал по поводу малейшей неудачи. Все-то его сын, оказывается, делал в королевстве не так, как надо. То ли из чувства ревности, то ли просто из привычки властвовать, он старался вытеснить Олмира из общественной жизни Ремиты. В разговорах, бывало, они невольно даже переходили на «вы» — оглядываясь назад в воспоминаниях, Олмир краснел от стыда.
А мать… у нее, оказывается, ранее были особые отношения с Адольфом Бюловым, отцом Селенки, ныне командором созданного на обломках Зоиного герцогства Ордена Дракона. После воскрешения она вспомнила былое. Сегодня до встречи с отцом он хотел было зайти к ней — не так-то и часто они видятся в последнее время, а если он, как задумано, переберется в Ирий, чтобы ничто им с Зоей не мешало ухаживать за маленьким Олми — то вряд ли очередная оказия выпадет скоро. Удержало его одно обстоятельство: в покоях королевы находился Бюлов, обсуждая с Элеонорой… чудовищные с его точки зрения вещи.
Личная жизнь простых людей перед ним, формирующим познавательные посылы чисто машинально, словно открывая вторые глаза, была как на ладони. Ради справедливости, надо сказать, это качество не приносило радости. Магическим своим зрением Олмир, например, видел, что отец изо всех сил старается относиться к нему хорошо, но его раздражает в сыне буквально все. А самое обидное — что не столь его паранормальные, магические способности, сколь жизненное благополучие.
Шоанар, помнится, дал свое объяснение: Олмир вырос без эмоционального контакта с родителями и не смог установить с ними чувственную, подсознательную общность по их воскрешению. И добавил страшные слова: в старину по этой причине, бывало, ближайшие родственники схватывались не на жизнь, а на смерть в стремлении взобраться повыше по общественной лестнице, лили кровь самых близких, самых родных себе людей. Олмир мысленно возблагодарил настоящие времена и принятые в Содружестве порядки, при которых его борьба с отцом за власть на Ремите представлялась не то, чтобы глупой — смешной.
Но… есть некое глубоко рациональное зерно в отцовской критике. В самом деле, надо было бы увеличить штаты экспедиции к Шару, пригласив больше ведущих ученых Галактического Содружества, — просьб и предложений отовсюду было хоть отбавляй. Да и Благова следовало бы заменить более опытным руководителем… в подсознании сразу выплыло: Кокрошей. Олмир подавил неуместные мысли. Однако, покрутив внутренне все «за» и «против», согласился: Благов — не идеальный лидер для экспедиции, идущей на контакт с Перворожденными.
Итак, что сейчас делать? Бюлов еще не ушел по своим делам. Ламарк несется к своим подчиненным, выстраивая план работ на сегодня. Да, здесь делать ему нечего. Посмотреть, что творится в графстве Воргов, что за колдовство там чинится?
Вздохнув, Олмир сделал нуль-шаг, потом еще один — к самой Башне, коричневой громадой нависшей над уютной ложбинкой, сплошь поросшей вековыми деревьями.
Мелькнул перед глазами придорожный плакат с надписью «Проход закрыт. Частное владение. Посторонним вход категорически запрещен». Усмехнувшись, Олмир сделал еще один нуль-шаг…
Оказавшись в своем кабинете в Замке Размышлений, Олмир чуть ли не телесно почувствовал, как соскучились по нему Зоя с Олми, вот уж сколько времени ожидая мужа и отца. Скорее на Аратрон!
Прыжок
Яфет наслаждался. Освоив спарринг-тренажер, он начал тотальный террор, вызывая всех подряд на поединок. Сопровождающие экспедицию космодесантники, привычные к самым необычным тренировкам, охотно поддались на провокацию холы. И в течение недели один за другим признали себя побежденными.
Никто не мог понять, в чем секрет побед Яфета. Аппаратуру тренажера проверяли тщательным образом. Самыми дотошными было признано: компьютерные установки дают партнерам абсолютно одинаковые шансы, выравнивая и силовые данные, и скорость реакции. Психологически вроде бы тоже было равенство: защитные оболочки демпфировали резкие удары — кой-какие неприятные ощущения в процессе схватки могли возникать, но не сильные болевые импульсы.
Постепенно иссякал ручеек желающих посоревноваться с холой. Один Сергей Веселко, командир роты космодесантников, отнесся к забаве как к научному поиску, и раз за разом оппонировал Яфету, пробуя ту или иную тактику боя. И каждый раз, когда защитный шлем Веселко загорался красным, сигнализируя проигрыш, хола довольно говорил, коверкая услышанную от Сковородникова приговорку насчет неведомых ему ляхов:
