Пожалуй, только Алексей Сковородников не был охвачен азартом научного поиска. Его равнодушие донельзя возмущало Яфета.

— Ну что ты, как чурбан, опять уткнулся в свои талмуды? — выговаривал он товарищу. — Почувствуй историчность момента! Нам выпала такая удача! Ранее человеку попалось всего две планетки с силикоидной жизнью, но там все было гораздо проще, неинтереснее. А здесь! Да еще явственное наличие разумной деятельности!

— Что-то еще до сих пор не найдены носители этого разума.

— Найдем, никуда они не денутся. Найдем и контакт вступим, будь спок.

— Да я-то спокоен. Как танк в болоте.

— Глянь, какие интересные задачи можно порешать! Попробуй повторить расчеты. Объем внутренности «ядра» много меньше планетного, поэтому для сохранения экологического равновесия требуется дополнительная переработка отходов. Как в аквариуме. Оцени, какая должна быть доля подкачиваемой из квантитной оболочки энергии. Здесь можно применить несколько подходов — энтропийный, энергетический, массовый…

— Откровенно говоря, эта множественность подходов меня и напрягает.

— Как ни делай, если не допустишь ошибки, получишь один и тот же результат. Ты же сам говорил, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется.

— Почему?

— Что — почему?

— Почему один и тот же расчет может быть сделан разными способами, но иметь одинаковый ответ?

— Ну… — хола был в тупике, не зная, что сказать, и взглядом призвал на помощь Ника Улина, — … значит, все верно.

— Я объяснял этот эффект уже много раз, — вынужден был ответить квартарец. — Чем фундаментальнее закон природы, тем больше у него различных формулировок и интерпретаций. Чем сложнее рассматриваемое явление, тем больше различных описаний его можно придумать. Тем больше независимых… ну, почти независимых научных теорий по его поводу можно создать.

— А какая будет правильной?

— Если все будут давать примерно один и тот же результат, значит, правильны будут все. И, одновременно, в каком-то отношении неправильны. Расхожее выражение «доказано наукой» в корне неверно. Наука ничего доказать не может. Нет у нее критерия истинности.

— Как так? — изумился Яфет.

— Да вот так. Есть критерий полезности: если ты сделал какой-то новый механизм, новое устройство, что-то улучшил — значит, ты с пользой употребил свой научный багаж. Однако надо четко понимать, что полезность и истинность — это совершенно разные вещи.

— Ну как же… — хола был обескуражен.

— Пожалуй, науке можно было бы претендовать на истинность, если б у нее была возможность утверждать, что ее описание явлений природы единственно, и иначе быть никак не может. Но как раз этот-то нюанс научный метод познания тщательно обходит стороной.

— Ну и что?!

Ник Улин пожал плечами.

— Если все рассчитано верно, проверено опытным путем — как это может быть неправильным?!

— Я разве говорил, что неправильно? Утверждение может быть верным в каком-то частном случае, но в целом неточным. Неполным. Некорректным. Вот, на днях ты изучал Цикл Карно, разбираясь с принципами работы тепловых машин. Помнишь?

— Конечно!

— Так вот, в свое время вершиной научной мысли считалось учение о теплороде, с помощью которого якобы передается тепло. Великий ученый древности Карно придумал свои циклы, представляя, как теплород перетекает от одного тела к другому. А потом разобрались, что никакого теплорода в природе нет. Тем не менее, Цикл Карно в науке остался.

Яфет в сомнениях покачал головой.

— В общем, следует смириться с тем, что построенная нами физическая картина мира — всего лишь одна из допустимых, и могут существовать еще множество других. Тем и ценны встречи с иными разумными — появляется возможность сравнить представления об окружающей реальности. Причем замечено: чем продвинутее цивилизация, тем больше расхождений накапливается в ее представлениях о природе относительно наших.

Яфет почмокал губами и, по всей вероятности соглашаясь, сказал:

— Как-то я встречал такое сравнение встречи с Чужими: идешь по большому лесу, где все деревья примерно одинаковы, и вдруг видишь одно растение, отличающееся от всех остальных. Срубишь его, и вся окружающая красота исчезнет. Это к вопросу о том, почему до сих пор не случилось ни одного вооруженного конфликта с иными разумными, которых опасались люди до выхода в космос. Я прав?

— По всей видимости. Вот тебе еще одно образное сравнение: эволюция Вселенной как рост дерева, у которого каждая ветка — цивилизация. Чем дальше цивилизации продвигаются по пути познания, тем длиннее их веточка, тем дальше и дальше удаляется она от соседних. И чтобы одной из них ощутить благоухание цветов другой, необходим непосредственный контакт.

— В мое время, — счел нужным сказать Алексей Сковородников, — были тысячи книг про звездные войны, сотни кинофильмов. Один мой школьный товарищ не читал ничего кроме так называемых космических боевиков.

— С грехом пополам можно представить себе причины повоевать, если близки условия жизни. Однако вероятность такого совпадения исчезающее мала. Планировать же боевые действия можно, когда известно, на каких принципах построено оружие противника. То есть когда пути научно-технического прогресса двух цивилизаций довольно близки. А это — событие совершенно невероятное, невозможное. В духовной сфере всегда накапливается много больше расхождений, чем в материальной.

— Расходятся, значит, как в море корабли? Но ведь все они держат курс согласно фрахту в порт.

Ник Улин промолчал, укоризненно глянув на Сковородникова.

— Я ранее как-то не задумывался, что решение задачи несколькими способами — не достоинство научной методологии, а недостаток, — сказал Яфет после долгих раздумий.

— Не, это не порок, а полезное свойство, позволяющее самопроверку и, тем самым, движение вперед.

— А в чем порок?

— Главный — в том, что здание науки перевернуто с ног на голову. Строится оно на основе тех предположений о структуре Мироздания, которые она как раз и призвана познать и понять. Фундаментальные понятия, такие как материя, пространство, время, информация и прочие, только называются, но не определяются. В результате исходные абстракции как бы зависают в воздухе, а вслед за ними — с очевидностью! — и все производные от них. А коли предельно общие понятия не имеют точного определения, каждый по-своему их интерпретирует. Бытует выражение, что истина у каждого человека своя, — не потому ли, что у каждого своя умозрительная реальность?

— Гм… подумаю над вашими словами, — заважничал хола. — А еще что не так?

— Тотальное упрощение. С эпохи, называемой Возрождением или Ренессансом, принята спорная, но, следует признать, довольно результативная последовательность научной работы. Для рассматриваемой практической ситуации вводятся соответствующие понятия и создается модель, содержащая только самые необходимые параметры. Менее существенными величинами пренебрегается. После этого наступает пора теоретических и, если возможно, экспериментальных изысканий. Устанавливаются качественные и количественные отношения между рассматриваемыми параметрами и проверяется их правильность. Если наблюдается соответствие, данная научная проблема объявляется решенной, а полученные отношения именуются законами природы. Затем создаются сопутствующие теории, при возможности разрабатываются какие-нибудь приспособления для практических нужд, и так далее.

— И что здесь неправильно?

— Неполно. Единый взгляд на реальность расщепляется на ряд частных, упрощенных. Когда-то даже всерьез считали, что наука дошла до пределов познания мира. Но не зря говорят, что Лукавый прячется в деталях, которые традиционный научный подход как раз и предлагает отбрасывать как несущественные.

— Удивляюсь я тому пылу, с каким элеонорцы занимаются этой самой наукой, — сказал Алексей Сковородников. — Нас сюда послали вроде бы не за тем, чтобы изучать боро-углеродные или силикоидные миры. Неужели нельзя где-нибудь на обжитой уютной планетке создать, скажем, специальный институт и не спеша заняться этим?