Размышлял недолго. Вспомнив, что тут творил незваный гость, я вскочил на ноги и бросился к Даниель. Она сидела у себя, деловитая, собранная, оглянулась с удивлением, когда я без предупреждения ввалился в инженерскую рубку, едва не вынеся плечом слишком медленно отъезжавшую дверь.

— Что-то случилось, Фабиан?

Милый голос как тёплая волна смыл с души хотя бы часть неприятных переживаний. Я вздохнул свободнее и глубже прежнего.

— Нет, всё хорошо.

Не удержавшись, всё же шагнул через порог и дотронулся до плеча Даниель, хотел убедиться, что она мне не мерещится. Таисия оторвалась от планшета и возмущённо нахмурилась, но её детские комплексы меня сейчас не волновали. Я хотел зацепиться за этот мир, и не проваливаться в тот.

Даниель улыбнулась, явно на меня не сердясь. Ну да, она же побывала замужем и мужчины более ничем не могли её удивить, даже такие непутёвые как я.

— Просто захотелось вас обеих увидеть. Здорово, когда ты не один на корабле.

Она спокойно кивнула. Привычка жить в большом экипаже часто приводила к тревожным моментам при переходе в малый и наоборот. Любой, кто бороздил пространство с этим сталкивался. Я улыбнулся, точнее, механически растянул губы, надеясь, что со стороны это выглядит не слишком страшно и бросился в рубку.

Следовало ещё проверить драгоценный груз, но сжатие приближалось, и я не хотел терять волну. Испортил Джон Доу содержимое контейнера или нет, прыжка это не отменяло. Я надеялся улучить время и разобраться с ёмкостью на одном из пологих участков пути. На бегу вспомнил тот другой аквариум, не с растениями и бабочками, а с водой и множеством живых тварей. Что-то в одинаковости и различности этих двух объектов ощущалось значимое, некая подсказка, но я её слёту не понял и решил обдумать всё потом. Меня ждал маршрут, расчёты, правка курса, сам прыжок, выход на ровную дорогу, новые прыжки и всё что с ними сопрягалось. Я не хотел в первый самостоятельный рейс облажаться по своей же вине.

Рубка встретила живым теплом. Тревор уже ждал меня развесив построения в рабочем пространстве, и я до такой степени полно погрузился в захватывающий процесс отбора, что вообще обо всём забыл, кроме радости любимой работы. Справились мы быстро, а тут и сжатие оказалось прямо по курсу.

— Внимание, прыжок! — передал я по трансляции.

— Принято. Мы готовы, — ответила Даниель.

И я вошёл в режим прохождения, привычно ощущая судорогу вселенной в самый ответственный момент таинства. Я дышал полной грудью и никак не мог остановиться, а ещё улыбался уже не механически, а от души, хотя прежние полётные эволюции эйфории вроде бы не вызывали.

Казалось, при таком подневольном существовании, что обеспечивали мне палачи, давно должен был пасть духом, утонуть в обречённости, искать смерти, а не жизни, но всё происходило наоборот. Я восстанавливался, стискивал зубы и всегда находил возможность радоваться. Утешался любой малостью, смеялся куда чаще, чем тосковал, ценил каждое мгновение успеха. Не удавалось им разбить меня на части, в очередной раз обломки вновь нанизывались на внутренний стержень, и я шёл дальше, хотя уже почти не сомневался в том, что кара продлится вечно.

Другое порождало недоумение: века прошли, а Джон Доу пылал первобытной ненавистью. Разве такое вообще возможно? Как можно тратить жизнь, отсчитывая плевки сброшенному с небес? Почему пространство носит существ, способных на такую низость? Вспомнив о Джоне Доу, я ощутил даже что-то вроде жалости. И не надоест ведь? Узковата, как видно, оказалась широта натуры тех, кто приговорил меня к наказанию.

Рабочие кольца накопили новый заряд, и я как раз подвёл корабль к очередному сжатию. Здесь шла целая череда относительно коротких этапов. Я хорошо знал, это неспокойное место.

— Внимание, прыжок!

— Принято. Мы готовы.

Рабочий ритм исцелял душу вернее сопливых переживаний. Никогда не мог понять тех, кто в страданиях находит удовольствие.

Когда стали на ровный ход, я ощущал себя немного вымотанным, но вполне довольным собой. Маршрут отработал просто на отлично. Выбравшись из кресла, постоял немного, поглаживая ожерелье из чипов и прислушиваясь к отзвукам машинной работы, которые всегда потихоньку копошились в мозгу. Привыкнуть к ним было сложно, отвыкнуть потом — тоже.

Первым делом я отправился в трюм. Инкубатор выглядел целым и невредимым, кустики довольно блестели влагой, бабочки отдыхали. Бутоны стали крупнее, наливались законной силой. Я любовался открывшейся картиной, наверное, целую минуту, а потом обошёл на всякий случай груз по периметру, проверяя охранявшие запаянный мир приборы. На миг показалось, что я иду по трюму совсем иного корабля, и рассматриваю другие экраны и не красивые кусты там, за стеклом, а безобразные черви, но я тряхнул головой и наваждение исчезло. С этим тоже надлежало разобраться, но потом. Сейчас я на этом сосредоточиться не мог.

Работало всё нормально, только энергии инкубатор взял больше, чем предполагала раскладка, но я решил, что этим займусь при полном расчёте.

Пытаясь вспомнить, когда последний раз ел (черви другой реальности не шли в счёт), я направился в кают-компанию и застал там обеих женщин. Младшая опять что-то читала, а старшая накрывала на стол.

— Как там груз? — сразу спросила Даниель, с чуткостью давнего напарника угадывая, откуда я только что пришёл.

— В порядке.

Сведения об инкубаторе поступали на оба пульта, но ни одному из нас и в голову не пришло счесть личный надзор лишним. Человеческие глаза иной раз оказывались надёжнее любых датчиков, а программа, который люди называли чуйкой, работала увереннее машинных построений.

Я сел к столу, почти не вспоминая о ещё недавно торчавшем здесь Джоне Доу и принялся наблюдать за Даниель, гадая про себя, каким чудом женщина одним своим присутствием создаёт уют? Ведь не делала она ничего особенного, никаких кружевных скатертей, или что там считается символом домовитости, не стелила, просто разогрела и подала готовую еду, а выходило совсем особенно. Мужики так не умеют. Возьми я себе напарника, а не напарницу, сидел бы он сейчас напротив и трындел о своих постельных победах или о любимых железках, не молчал бы уютно, когда душе потребна тишина.

Всем сердцем я оттаял в обществе Даниель, и даже Таисия часто бросаемым на меня отрепетировано инквизиторским взглядом не омрачала накрывшего в часы отдыха умиротворения. Я знал, что подружусь с ней. Упавшие пусть с разных, но небес, мы непременно должны были сойтись, зная, как трудно одному выжить на холодной тверди.

Я вновь вспомнил тот правдоподобный до ужаса многовековой сон, который открылся мне за этим самым столом. Мог я счесть реальностью невероятно подробное и осязаемое видение? Если я прожил ещё одну жизнь, то когда успел? Почему она оборвалась, как ножом отрезало, на самом интересном месте? Что дальше произошло с Грау и его кораблём? Почему тот мир так сильно отличается от этого? Хуже плохо заживающих побоев мучили оставшиеся неразгаданными загадки.

Впрочем, глядя туда из нынешнего относительного благополучия, я сомневался, что захочу вернуться по доброй воле. Давно ли думал о том, как горька моя судьба, и вот выяснилось, что на выбор предложен вариант ещё горше. Может быть, пусть Грау выпутывается сам, а я останусь здесь? Червячок стыда, похожий на тех, что я вылавливал и пожирал в трюме чужого корабля, зашевелился в душе. Эти в отличии от тех не переваривались так успешно.

— Ешь, — сказала Даниель. — Потом подумаешь. Время найдётся, хотя поспать было бы и полезнее.

— Да, спасибо! — ответил я и взялся за ложку.

Жевал сбалансированный рацион и снова вспоминал тангерскую живность из аквариума. Аппетит видение не портило, так — вызывало лёгкий ступор.

Перед тем, как завалиться спать я навестил и рубку, и трюм, с удовольствием отметил, что везде царил порядок и пребывала гармония, так что я с чистой совестью разделся и залез под одеяло. В сон потянуло почти невыносимо и, хотя я пытался ещё продержаться в объятиях яви, борьба оказалась недолгой.