Он умылся в ванной и побежал к соседу мистеру Моррисону. Разум пришёл в себя и оттенки чёрно-белого уже не тревожили, однако в голове всё ещё стоял подозрительный гул. На часах полночь. Улицы города в снегу. Вьюга насмешливо роняла Билла в сугробы, но он вставал и продолжал идти, утопая в них по щиколотку.

– Мистер Моррисон! – кричал Билл, ударяя кулаком по двери. – Мистер Моррисон, откройте, это Билл Бенктон!

Дверь открылась. Сонный Филип стоял в бледно-синей пижаме, на голове пешкой возвышался смешной ночной колпак.

– Что случилось, Билли?

– Мистер Моррисон, – задыхаясь, бормотал парень. – Мама… она повесилась…

Филип впустил его в дом и налил ему стакан воды. Сам ушёл в свою комнату переодеваться. Билл в это время позвонил по телефону, находящемуся в гостиной, бабушке Розе. Не сказать, что та была ошарашена. По голосу чувствовалось некое равнодушие. Она сказала, что вызовет такси и в ближайшее время приедет. После этого Билл вызвал скорую помощь. Адрес даже не называл. Им хватило услышать фамилию Бенктон.

Дождавшись Филипа, Билл направился обратно в дом. Там всё так же жутко, тихая музыка противно ныла, а в комнате главенствовал сквозняк.

– Жаль Милу, – уронив взор, произнёс Филип. – Хорошая женщина была. Правда, алкоголь ей был совсем не к лицу.

Они присели на стулья, находившиеся в комнате и стали дожидаться бабушку Розу. Билл выключил проигрыватель, поставил на стол два стакана и налил в них бурбон. Моррисон фыркнул, глядя на стакан, и отмахнулся рукой.

– Сынок, алкоголь убивает всё живое. Последний раз я пил, когда находился по работе в СССР. Это был 1959 год, если не ошибаюсь. Водка у них отменная, ничего не скажешь. Напился, а контракт полетел к чертям. После приезда на родину, я решил бросить.

– Из-за водки?

– Что? – спросил Филип.

– Контракт полетел…

– Ааа… нет. Не договорились. А бросить решил из-за Мег. Она сильно заболела и не переносила запаха спиртного. Сам помнишь, какая она была на свадьбе Милы с Джоном…

– Не нужно! – отрезал Билл, с треском поставив стакан на стол. – Не упоминайте Джона!

Старик взглянул на Билла. Его пышные седые брови напряглись. Он шмыгнул большим носом и сказал:

– Если тебе человек не нравится, то не стоит всю семейную жизнь перечёркивать. В конце концов, ты…

– Хватит! – сказал Бенктон.

Хлопнула дверь. Вошла бабушка Роза. Её лицо не отличалось от повседневного. Ни радости, ни горечи не прочесть.

– Эта дрянь натворила дел и слиняла?! – сказала она. – Туда ей и дорога!

Несмотря на всю злобу, она подошла к телу. Её лицо невозмутимо. В намокших глазах отражался свет ночника. Она безмолвно стояла полминуты, после чего набрала воздуха в лёгкие и ушла в кухню. Оттуда начал доноситься плач, тихое искреннее завывание, всхлипы, которые длились, казалось, нескончаемо. Конечно, как ты не относись к родному человеку, плохо или хорошо, он всегда будет родным.

Филип посмотрел на часы. Время приближалось к часу ночи.

– Я пойду, – в полголоса сказал он. – Завтра с утра вернусь, и займёмся подготовкой к похоронам.

Когда мама въехала в этот дом, Филип уже жил по соседству. Это был 53 год. Спустя несколько месяцев родился Билл. Сам город начали заселять двадцатью годами ранее. Изначально Райли считался строительным городком. Только потом здесь появились фабрики, школы, детские сады и всё пригодное для жизни молодых семей. Из всех старых соседей остались практически все. Только бутлегер Борман Мэдсен заселился в дом напротив в начале 60-х годов.

Позже приехали врачи. Они осмотрели тело и подтвердили смерть, что и без них было понятно.

– Смерть наступила между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, – угрюмо сказал один из врачей.

«Вернись я с работы немного раньше, маму можно было бы спасти,– подумал Билл. – Но надолго ли? Проклятая работа! Нет… нет же… работа здесь ни при чём! Это моя вина. Я не уследил за ней! А мог ли? Мама утром вела себя странно. И бабушка решила уехать. Здесь всё сыграло. Никто не виноват, кроме меня!»

– Нужно везти тело в морг, – произнёс врач.

– Нет! – отрезал Билл. – Она останется здесь.

– Но это наша работа…

– Я сказал нет!!! – закричал Бенктон.

Мужчина взглянул на раздражённого парня, который встал в оборонительную позу. Бенктон выпятил грудь и выставил кулаки. Он и впрямь готовился ударить испуганного врача. Мужчина, не сводя глаз с Билла, поднял с пола свой чемоданчик с медикаментами и попятился.

– Простите, – сказала бабушка Роза. – Он не в себе.

– Зачем тогда вызывали? – спросил врач.

– Вероятно, Билли посчитал нужным, вызвать вас, – сказала она. – Ещё раз простите!

Мужчина хмыкнул, неодобрительно посмотрел на Билла, махнул головой коллеге, стоявшему в холле, и вместе они вышли из дома.

Билл просидел возле тела всю ночь. Он не смыкал век, постоянно о чём то думал. Бабушка Роза иногда выходила из кухни, но взглянув на тело дочери, возвращалась обратно и плакала. Билл подошёл к бабушке и тихо сказал:

– Бабуль, я тебя люблю! Ты у меня осталась одна!

Та обняла внука и опять пустила слёзы. Он не понимал, что должен испытывать в такие минуты. Ему не хотелось плакать, а улыбка невольно расплывалась по лицу.

Через некоторое время Билл приготовил завтрак, но бабушка отказывалась есть. Кусок в горло не лез. Бенктон же, напротив, съел яичницу, овощной салат и залил всё это большой кружкой кофе. Он вёл себя странно, не горевал, а иногда чему-то радовался.

Позже, как и обещал, пришёл Филип. Принёс с собой рулетку и измерил тело Милы, чтобы заказать гроб. Моррисон взвалил все хлопоты по похоронам на свои плечи.

Немного посидев с бабушкой в кухне, Билл оделся и пошёл к Джессике. Он должен был сообщить ей о случившемся раньше соседей. Таков уж был город.

Погода ухудшалась, с каждым часом снега насыпало всё больше. Снегоуборочные машины не справлялись с таким обилием осадков, из-за чего на дорогах образовывались пробки.

Билл пробирался через сугробы. Подход к дому Джессики был затруднён. Возле их двери на этот случай всегда стояла лопата, поэтому Бенктон, прежде чем стучать в дверь, решил очистить от снега крыльцо и дорожку к нему. Это в окно заметила бабушка Лиза и позвала внучку. Вместе они наблюдали, как ничего не подозревающий Билл чистит их придомовый участок. После двадцатиминутной работы, Бенктон решил постучаться, но не успел этого сделать. Дверь распахнула Джессика. Она была без костылей, сияла и звонко рассказывала, как они с бабулей наблюдали за ним. Однако у Билла не получилось изобразить радость. Губы вздрогнули, а ладонь заёрзала по штанине.

– Что случилось, Билли? – встревожилась Джессика. – Ты выглядишь плохо. Не заболел?

Парень, до этого улыбавшийся дома, внезапно поменялся в цвете лица. Его затрясло и потянуло к стене слева.

– Бабушка, Биллу плохо! – закричала она.

Бенктон вновь начал видеть чёрно-бело, звон в голове усиливался, он рухнул на пол и начал орать. Виски, как сжимало в тисках. Девушка ходила из стороны в сторону, испуганно поглядывая на страдающего Билла. Она боялась к нему притронуться и что-либо сделать. Бабушка принесла таз с водой, обмочила в нём полотенце и приложила ко лбу парня. Тот изгибался, как горящий пластик, выл, будто что-то из него пытается выбраться.

Спустя мгновение, Билл успокоился. Он лежал на полу и бездушно смотрел в потолок. Его веки не закрывались, а ноги колотились в судорогах. Он не видел ни зелёных, ни синих, ни других цветов, всё было в одних серых тонах. Джессика нагнулась и спросила:

– Что с тобой?

– Она повесилась! – выдавил Бенктон, продолжая таращиться в белый потолок.

Джессика безмолвно опустила взгляд, подбородок запрыгал, а из глаз посыпались слёзы. Она начала бродить по дому. Бабушка Лиза продолжала прикладывать ко лбу парня влажное полотенце, шепча «Всё хорошо, милый! Всё обойдётся!» Джессика смахивала вымученные слёзы рукой. Она старалась держаться, но как только вспоминала Милу и Чарли, сразу же из груди вырывался рёв.