– Я считаю, что такие моменты делают человека сильнее, – говорила бабушка. – Те, кто не справляется с этим, остаются на улице, а другие продолжают улыбаться. Пусть по лицу их ты этого не видишь, но в душе они остаются прежними, такими, как до трагедии.

– Ты хочешь сказать…

– Вода камень точит! – перебила она. – Для людей вода – это время, а испытания – это сильные волны, которые могут тебя потопить, а могут сделать острее.

– А как же ты, бабуль? – спросил Билл. – Ты рада своей жизни? Тому, к чему пришла, что было и что может случиться?

– Я прожила долгую жизнь и не могу похвалиться тонной радости. Старшую сестру похоронила, когда мне было тринадцать. Я точно и не помню, от чего она умерла… знаю, что долго болела и мучилась. Иногда я вспоминаю её раздирающие душу крики, кровь на подушке и жёлтые, как папирус, глаза. Их я точно никогда не забуду…

– Сколько ей было? – спросил парень, невольно кладя в рот мякиш белого хлеба.

– Кажется, семнадцать… а может и больше. Я не помню, – говорила бабушка, смотря туманным взглядом в мрачный холл. – Грета точно была моложе тебя. Потом с разницей в два года я похоронила своих родителей…

– А что с ними? – перебил он.

– Мама тоже болела. От малярии тогда многие умирали. А отца за долги убили. Он пытался построить бизнес, открыл продуктовую лавку, а для этого одолжил много денег у местных, как оказалось, гангстеров. Вовремя не вернул сумму и всё… Это случилось на моих глазах. Мне тогда было семнадцать. Я выглядывала из своей комнаты. Видела, как отец пошёл открывать дверь, а потом…

– Что потом? – с интересом спросил Билл.

– Ворвались двое мужчин. Сначала они долго разговаривали, а папа всё время просил меня уйти, но я настолько испугалась, что стояла, как вкопанная. Я видела, как один из них достал пистолет и наставил на папу. Тогда я сильно закричала, но мой крик перебил выстрел… потом второй, а за ним третий. Когда я опомнилась, то видела только папу. Он лежал на деревянном полу и тянул ко мне руку. Я подошла и взялась за неё. Она была холодной и тяжёлой. Отец смотрел на меня пустыми глазами, но уже ничего не мог сказать.

– А что потом? – спросил Билл.

– Я долго не знала, что мне делать. Как ты говоришь, настала чёрная полоса… Хотя со смерти Греты она никуда и не уходила.

– А дальше наступила белая полоса? – с интересом спросил Билл.

– Если можно так считать, – говорила бабушка. – В Нилзе жила моя тётка, сестра матери. Она забрала меня из Бронса. Вскоре я познакомилась с твоим дедушкой…

Роза налила себе стакан воды, сделала несколько глотков и поставила его рядом. Она туманно водила по кромке стакана указательным пальцем. Шмыгнула носом и продолжила говорить:

– Это было в начале тридцатых годов. Потом родилась твоя мама. Казалось, вот она белая полоса, но и та длилась недолго. И десяти лет не прошло. В сорок втором году твой дедушка ушёл на войну. Спустя восемь месяцев мне прислали письмо. Представь себе, я не пустила ни единой слезы, так как выплакала всё, когда провожала его. Незадолго до этого злосчастного письма он прислал посылку прямо с фронта. Это была маленькая баночка с мидиями и записка… записка, которую я часто перечитываю ровно в десять вечера. В это время я получила посылку. Я понятия не имею, откуда он взял мидии во время войны, но в записке он ими восхищался.

– А что же дальше? – спросил Билл.

– Дальше пустота… такая пустота, о которой я не хочу вспоминать. Я не убивалась, не рыдала, не загоняла себя в угол. Просто хотелось тишины и спокойствия. Я держала себя в руках, поэтому и сейчас перед тобой я спокойна. Знаю, что всё это тяжело пережить, но если в тебе есть силы, то со всем этим можно справиться!

– Да уж, не знал, что всё так сложно, – сказал Билл.

– Нет в этом ничего сложного. Всегда бывают сладкие моменты. Для меня это было ваше с Чарли появление на свет, новые знакомства, победы Чарли в конкурсах. Этих моментов полно, просто в голове остаётся осадок чаще от плохого.

– Боюсь, мне долго ждать таких моментов, – сказал Билл.

– А вот это ты зря, Билли. Их не нужно ждать. Они сами приходят ниоткуда, будто их кто-то присылает в награду за стойкость.

– Возможно… – задумался парень.

– Просто нужно жить дальше, – продолжила бабушка. – Помни, что Чарли тоже жив, пока ты его помнишь. Если ты всё же веришь в полосы, то просто возьми цветные карандаши и разукрась свою жизнь и судьбу по-своему. Билли, мы все художники своей жизни и выбор цвета в ней играет большую роль!

Билл впервые за несколько дней искренне улыбнулся. Но в глазах его всё же чувствовались нотки грусти. Нет, это печаль не по Чарли, а по тем словам, что сказала бабушка. Бенктон понимал, что художником жизни можно стать в любой момент. Даже, если сейчас тяжёлые времена.

Бабушка приготовила ужин. Билл смог затолкнуть в себя пару кусков мяса и залить их стаканом молока. Парень решил прогуляться перед сном. Свежий воздух был полезен. Всю прогулку он думал о разговоре с Джессикой, чувствовал себя виноватым за то, что нагрубил ей. Чтобы загладить вину, ему нужно было появиться в колледже, куда он так не хотел возвращаться. Взвесив в уме все «за» и «против», Билл всё же решил на следующий день сходить на занятия.

Снег маленькими крупинками парил над головой. Дорога была устелена словно лёгким ситцевым покрывалом. Морозный воздух врезался в пересохшие губы, нос, щёки и мочки ушей. Он водил по лицу своими жгучими коготками, оставляя румяные следы. Билл остановился под фонарём, поднял взгляд в небо и влажными глазами смотрел на парящих белых ангелочков. По губам Бенктона скользил тёплый пар, вскоре сливавшийся с холодным ветром. Через минуту Билл потёр руки, ссутулился и неспешно побрёл по заснеженной, казалось, не хоженой дороге

Придя домой, он снова наблюдал ту мерзкую картину. Мама елозила по истоптанному годами разноцветному ковру с изображёнными на нём ромбами, кругами и квадратами. Лицо измазано склизкими соплями, изо рта текли слюни, рядом лежала бутылка из-под бурбона. Билл, как и бабушка, не понимал, откуда у мамы берутся деньги на выпивку. Её кошелёк пуст, в карманах халата дырки, а в заначках, где раньше хранились украшения, уже давно шаром покати. Так или иначе, Билл договорился с бабушкой не выпускать на улицу маму и забирать у неё всю выпивку.

На следующее утро Бенктон пошёл в колледж. Он стоял у входа и ждал Джессику, чтобы извиниться и поговорить с ней. Время шло, но девушки не было. Он увидел её подружек и подбежал к ним, чтобы спросить, где Джессика, но те дружно пожали плечами. Билл нахмурился, отошёл в сторону и начал ходить из стороны в сторону. Парень потирал потную ладонь о джинсы. В голове витали разные мысли, он тяжело сопел и постоянно зачёсывал волосы назад. Плюнув на занятия, Билл помчал к её дому. Немедля постучал, после чего открылась дверь. Перед ним стояла хмурая высокая в меру упитанная женщина, одетая в бирюзовый халат. Это была бабушка Джессики. На вид ей лет шестьдесят, однако Джессика говорила, что она гораздо старше.

– Что вам нужно, молодой человек? – спросила та, сурово опустив редкие брови к переносице.

– А вы не подскажете, Джессика дома? – улыбчиво спросил парень. – Я её друг, Билл.

– Она сейчас не может ни с кем видеться!

– Бабуль, пусть он пройдёт! – крикнула девушка, выглядывая из своей комнаты.

Женщина нехотя впустила в дом Билла, но косо поглядывала на него. Он увидел Джессику. Та стояла с костылями.

– Что случилось, милая? – подбежав к ней, с дрожью в голосе спросил он. – Почему ты на костылях?

– Поскользнулась и подвернула ногу, когда вчера от тебя уходила! – сердилась она.

Билл чувствовал в этом свою вину. Он нежно обнял Джессику и прошептал на ушко:

– Прости меня, родная!

Она улыбнулась. Джессика чувствовала, что не безразлична Биллу. Девушка пригласила его попить вместе кофе. Он согласился. Во время беседы познакомился с её бабушкой Лизой. Она оказалась весьма добродушной и внимательной женщиной старой закалки.