У академика была легкая степень дистимии и астенизация, она много и часто болела, жаловалась на суставы, характер ее был капризным и своевольным. Но это и полагалось академику, более того, это подчеркивало ее индивидуальность. Впоследствии я заметил, что ее капризность находилась под жестким контролем и напоминала особую форму кокетства, улыбка ее была часто мимическим упражнением, но глаза всегда оставались холодными. Наблюдая ее часто и в различных ситуациях, я увидел и почувствовал нечто глубинное и основательное в ее недюжинной натуре, ее эгоизм, в котором была вся ее энергия и вся ее сила. Впрочем, могу заметить, что за пределы эгоизма сила и не распространяется, будь то академик или паромщик на переправе.

У академика был сиамский кот, ее любимец, она жила одиноко, ни семьи, ни детей у нее никогда не было. В далеком Ярославле жили ее двоюродная сестра и две племянницы, по ее словам, они были «с дальним прицелом», и сестра как-то предложила прописать одну из девочек, но, наткнувшись на жестокосердный ответ, скорбно замолчала в гордыне ресентимента.

И в клиниках, куда она попадала довольно часто, ее настроение всегда отражало некоторое невезение, и связано это невезение было с помощницами, которых добывала для нее патронажная служба Академии наук. Она жаловалась мне, что, как нарочно, подбирают ленивых, тупых, жадных, великих притворщиц и обманщиц, но вот однажды, поздно вечером, раздался звонок, ее голос был неузнаваем – веселая, жизнерадостная, она сообщила мне, что в очередной раз сменила помощницу и хочет, чтобы я приехал и посмотрел на нее. «Представляете себе, у меня прошли суставы, и я написала две статьи в „Ланцет“!» – сообщила она радостно, а девочка – она из Бурятии, родилась в 400 км от Улан-Удэ и учится на третьем курсе Финансовой академии. Такие натуры всегда поражают: родилась на краю карты, в затерянном улусе, пределом мечтаний может быть только Улан-Удэ или Иркутск, нет, она летит в Москву, в Финансовую академию!

Я приехал и увидел ее. Это была очаровательная и очень воспитанная девушка. «Ну, как?» – спросила академик, когда девица ушла на кухню готовить чай. «Родник забил в Вашем доме – впервые за много лет», – ответил я.

Следующий звонок раздался примерно через месяц. Голос был подавленным, я услышал знакомые интонации – оказывается, что девушка была замужем и приехал ее муж, он эвенк, профессиональный охотник, но сейчас работает менеджером в строительной компании в Москве, и он тоже теперь живет у нее, но самое неприятное не это, а то, что кот, как увидел его, сразу забился под шкаф и не выходит оттуда!

Я приехал на следующий день и познакомился с эвенком-охотником. Замечательное, сильное, волевое лицо с характерным эпикантусом, белое, как мрамор, и огромные, немигающие черные глаза. «Этот бьет белку в глаз», – подумал я, и мы заговорили почему-то о собаках. «Если у вас хорошая собака, – сказал он, – то все щенки от нее должны быть убиты». – «Неужели все?» – переспросил я. «Да, без исключения, – это закон, иначе охоты не будет…» Он не шутил.

Вечером я позвонил академику и предложил ей выселить эту пару под благоприятным предлогом. Ее кот, недаром храмовый зверь, видел то, что нам неведомо, он видел эфирное тело менеджера-охотника, и сколько бы тот ни мылся, всегда эти руки будут по локоть в крови, на то оно и эфирное тело. Кстати, у ампутантов нередко чешется запястье, которого нет, или пятка давно ампутированной стопы – это зуд эфирного тела, всегда сохраняющего свой контур.

Она послушалась и деликатно выпроводила их. И как только они ушли и лифт повез их вниз, кот вышел из убежища и расположился в своем любимом кресле.

Один из пациентов, когда мы заговорили о психиатрии, рассказал мне любопытную историю, которая с ним приключилась.

Как-то поздней ночью он ехал по лесной дороге, это всегда небезопасно: и кабан, и косуля, и лось могут появиться неожиданно. Мой знакомый смотрел во все глаза, и нога его, как бы просто так, касалась педали тормоза. И тут фары высветили незнакомца, он вышел из кустов и встал на дороге. Мой пациент был вынужден остановиться, он приоткрыл окно и услышал, что незнакомцу надо выехать из леса. «А как вы оказались в лесу в такое время?», – задал он глупейший вопрос. «А я иду от тети, она тут недалеко», – ответил он. Пациент мой был не робкого десятка, да и вид парня был вполне приличным. Через минуту он уже сидел справа, и они продолжили путь через лес. Молчание в таких ситуациях не приветствуется и может привести к обмороку, поэтому мой пациент стал расспрашивать его о всякой ерунде: о жизни, о работе, – но незнакомец прервал его. «Я инвалид», – сказал он. «Да вроде бы у вас все в порядке». – «А я – по психиатрической», – сухо подытожил незнакомец. Мой пациент перестал дышать, судорожно перебирая варианты. «Только спокойствие, – говорил он себе, – только спокойствие, мой лоб прохладен, мимические мышцы лица расслабленны» Но согласитесь, это было не самое благоприятное время для аутогенной тренировки. Молчание нарушил незнакомец. Он вкрадчиво и тихо произнес: «Да что это вы все время меня расспрашиваете! Давайте и я вас поспрашиваю. Расскажите мне о ваших детях». Очень аккуратно, подбирая слова, мой пациент стал рассказывать о детях, стараясь не спровоцировать пассажира нечаянной метафорой. Неожиданно незнакомец опять грубо прервал его и сказал: «Судя по вашему рассказу, ваш сын ненамного старше вас, ведь так?» – «Может быть, и так», – услышал мой пациент свой голос. «Это инстинкт», – подумал он. В следующее мгновение он остановил машину посреди ночного, шумящего, как море, леса и хлопнул себя по лбу: «Вот Эдиот Ахронот! Паспорт-то я забыл дома! Срочно, срочно возвращаюсь, у меня самолет!» – «А как же я?» – спросил попутчик. «А вы, если хотите, ждите меня здесь или потихоньку идите по этой дороге». – «И то верно», – согласился незнакомец.

Мой пациент высадил его и помчался назад как угорелый, паспорт был в его внутреннем кармане, про самолет он тоже придумал, но ему все мерещилось, что впереди маячит какая-то фигура.

Это случилось три года назад, и с тех пор мой пациент никого и никогда не подсаживает.

Однажды ко мне обратилась заведующая поликлиническим отделением клиники с просьбой по возможности унять агрессивно настроенную женщину, приехавшую из Таганрога и желающую во что бы то ни стало госпитализироваться, не имея на то достаточных оснований. Показаний для госпитализации нет никаких, сообщила заведующая.

В кабинет вошла, а точнее, влетела возбужденная женщина лет пятидесяти. Она уже с порога заявила, что в Таганроге медицины нет, да и не только в Таганроге, медицина только в Москве и она нашла нашу Клинику по Интернету. «Посмотрите на меня, доктор, – воскликнула она, – ведь я же живой труп!» И она сразу как-то обмякла и закрыла глаза. При встрече с истерическим темпераментом требуются выдержка и ангельское терпение, иначе можно попасть в контрперенос. «А вы одна приехали?» – спросил я ее. «Нет, что вы, доктор, как можно! Я приехала с мужем, он сидит за дверью». Действительно, за дверью я увидел прямо перед собой мужчину, который держал двумя руками белую крашеную табуретку. Я попросил его зайти в кабинет вместе с табуреткой. Появление мужа вызвало энтузиазм у женщины. Она патетически, как будто она была Анна Маньяни, обратилась к мужу: «Скажи, Коля, ведь я – живой труп!» Коля не только поддержал ее энергичным кивком, но и продолжил: «Вы знаете, доктор, она не может пройти и десяти шагов, как ей становится дурно, и ей надо передохнуть, для этого мы и взяли табуретку». – «Коля, – не унималась женщина, – а ты расскажи, что со мной приключилось на улице Муссолини, расскажи!» – «Наверное, на улице Россолимо?» – поправил я ее. И Коля продолжил: «Около вьетнамского посольства, на Россолимо, она так устала, что даже не села на табуретку, а просто легла на асфальт, появились сотрудники посольства и милиционер, я их успокоил, сказав, что это не имеет никакого отношения к акциям протеста, просто она смертельно и моментально лишается сил и ее надо срочно госпитализировать».