– Поняла… – грустно проговорила Света и тут же подпрыгнула на стуле: – Бли-и-ин!

– Что такое? – всполошилась Лида.

– У меня же пробный образ сегодня в двенадцать!.. Надо написать, что я не приду…

– Вот я тебе и говорю, Чернова: давай уже просыпайся! Кота своего отпускай и за телефон берись. Чем быстрее ты со всей этой фигнёй разберёшься – тем лучше. А вечером давай с нами в «Дикий Восток», отпразднуем это дело…

– Не-е-е… – При мысли об очередной вакханалии Света болезненно поморщилась. – Мне вчерашнего хватило…

– Ну, смотри сама, – усмехнулась Лида и, сделав последний глоток, со стуком вернула чашку на стол. – Всё, я поехала!

Она решительно встала – откуда, спрашивается, столько энергии? – и направилась в прихожую. Свете ничего не оставалось, как со вздохом подняться следом.

– Сообщи, как всё прошло, – строго наказала ей Лида, накидывая плащ. И, подмигнув, добавила: – А насчёт вечера подумай. Времени ещё много, отойти успеешь.

– Ладно, подумаю… – с улыбкой пообещала Света, одной рукой придерживая Федота, а другой отпирая замки.

Лида между тем ловко впрыгнула в туфли и подхватила с вешалки сумочку.

– Ну всё, давай! – Она наклонилась и чмокнула подругу в щёку. – Я позвоню.

– Хорошо! – кивнула Света. – Спасибо за вечер!

Закрыв входную дверь, она нехотя вернулась в спальню. Села на кровать, посадила котёнка рядом с собой…

Она долго смотрела на телефон, лежавший на столе экраном вниз. Почему ей так боязно? Она ведь ни в чём не виновата. Она не совершила ничего такого, за что ей может быть стыдно. Ей просто нужно рассказать матери всё как есть. И поставить её перед фактом, что свадьбы не будет…

Помедлив ещё немного, девушка всё-таки взяла телефон. 9:33. Мама, конечно же, давно не спит. Значит – пора писать. Сейчас. Вот прямо сейчас…

– Я уже в кафе, – послышался из динамика привычно сдержанный голос. – Тебе что-нибудь заказать?

– Не надо, – тяжело дыша, ответила Света, – я через пару минут буду!..

Её мать, как всегда, была пунктуальна. А вот сама она – тоже как всегда – опаздывала. И не удивилась, когда ровно в 10:35 – спустя мамины «пять театральных» – раздался телефонный звонок. В подобных случаях мама так обычно и делала: звонила и спокойно, без ругани давала понять, что она уже ждёт.

В её голосе и теперь не было ни капли раздражения. По-видимому, она была даже заинтригована темой их предстоящей беседы. В последний раз они встречались подобным образом более полугода назад, когда Света поделилась новостью о том, что Антон сделал ей предложение… Что ж, сегодняшние известия окажутся для мамы куда менее радостными.

Остановившись у пешеходного перехода, отделявшего её от заветной кофейни, Света еле-еле дождалась, пока загорится зелёный. Быстро перешла улицу, почти подбежала к большой, массивной двери, потянула её – и наконец очутилась в тесноватом, но от этого казавшемся довольно уютным помещении.

Маму она увидела сразу же. Та сидела за дальним столиком и, положив подбородок на сплетённые пальцы, глядела в окно. Как и в любое другое время и в любом другом месте, она была неотразима. Лёгкий белый джемпер с высоким воротником, идеально сидящие тёмные брюки, элегантные ботильоны. Неброский, но безупречно нанесённый макияж и воздушные, словно бы напитавшиеся солнцем волосы, красиво ниспадающие на худые, изящные плечи.

Едва посмотрев на неё, Света невольно подумала о том, как выглядела она сама. Потрёпанные джинсы, не первой свежести кроссовки, великоватая футболка Mylène Farmer и кожаная куртка грубоватого рокерского фасона. Наспех сделанный на затылке хвост. Небрежно накрашенные ресницы и немного пудры на лице… Девушка буквально кожей ощутила свою невзрачность: это происходило почти всегда, когда она оказывалась рядом с матерью. Ладно, не в первый раз, да и явно не в последний. И Света, сняв с плеча рюкзак, направилась к столику.

– Привет, – смущённо поздоровалась она и мельком глянула на стоявшую перед мамой чашку кофе. Чашка была уже наполовину пуста.

– Здравствуй, – повернув голову, отозвалась Виктория Юрьевна. – Как твои дела?

– Ну… – замялась Света, – в целом неплохо…

Она уселась напротив матери и, избегая встречаться с ней глазами, принялась высматривать официанта.

– Я уже заказала тебе латте с обезжиренным молоком и корицей, – невозмутимо сообщила ей Виктория Юрьевна.

– А, да? – растерянно пробормотала Света. – Спасибо…

Вообще-то она хотела моккачино с сахаром. Но это ничего, ей не привыкать.

– Ну как? – Виктория Юрьевна сложила руки перед собой и подалась вперёд. – Готова к пробному образу?

Должно быть, она надеялась, что после того, как над её дочкой основательно потрудятся в одном из лучших салонов красоты города, та начнёт по-другому относиться к своей внешности…

Света вздохнула. Увиливать и отвечать на заданный вопрос как-нибудь туманно смысла не было. Как не было и пути назад.

– Пробный образ я отменила. Свадьбы не будет. Антон мне изменил.

Выдавив из себя эти слова, она умолкла и потупилась.

– Ваш латте! – жизнерадостно прощебетала точно бы из ниоткуда появившаяся молоденькая официантка и поставила перед Светой высокий стакан. А когда она упорхнула обратно в сторону барной стойки, Виктория Юрьевна наклонилась ещё ближе и негромко спросила:

– Светлана… ты в этом уверена?

Учитывая, как всё было, вопрос прозвучал несколько даже забавно, и Света усмехнулась. Но тут же, чтобы не обидеть маму, пояснила:

– Да, я уверена. Я видела его вчера с какой-то… в машине…

– И?

Сначала Света непонимающе нахмурилась, но затем сообразила, что сказанное ею действительно можно было истолковать по-разному.

– В смысле… – Она запнулась. – В смысле, они занимались сексом…

Довольно долго мать и дочь сидели, не произнося ни слова. Были слышны голоса других посетителей кофейни, звон чашек, гудение кофемашины и шипение горячего пара. Пытаясь хоть чем-то себя занять, Света взяла длинную ложку и начала помешивать посыпанную корицей молочную пенку.

Вот, собственно, и всё. Мерзковато, конечно, но в целом не так уж и страшно. Да и мама молчит. А что тут, с другой стороны, скажешь?

Виктория Юрьевна тем временем пристально смотрела на дочь. И в её взгляде, обычно цепком и пронзительном, отчётливо угадывались нотки сострадания и тревоги. Однако было заметно, что Светино спокойное безразличие ставило её в тупик, и она, помедлив, осторожно проговорила:

– Мне кажется, или ты не очень из-за этого расстроена? Со мной тебе не обязательно сдерживаться…

Девушка удивлённо подняла глаза. Подобной чуткости со стороны мамы она почему-то не ожидала.

– Да мне и вправду как-то всё равно… – неуверенно призналась она.

– Почему?

– Потому что… Потому что у нас всё было как-то… скучно, нудно… Как-то неправильно, в общем.

Некоторое время Виктория Юрьевна молчала, нервно постукивая длинным ногтем по матовой поверхности стола.

– Как ты думаешь, что такого должен осознать человек, чтобы перестать быть ребёнком и повзрослеть? – поинтересовалась она у дочери после очередного глотка кофе.

Света положила ложку обратно на блюдце, откинулась на спинку дивана и, сложив руки на груди, уставилась в окно.

«Ну вот… – обречённо подумала она. – Началось…»

Всё верно: каждая последующая порция «жизненной мудрости» обычно предварялась каким-нибудь гаденьким риторическим вопросом. Ответить на который правильно было невозможно, а не ответить вовсе – это вроде как признать свою бестолковость и неопытность, тем самым подтверждая правомерность последующего монолога.

– Да, однозначного ответа тут, наверное, нет, – слегка пожала плечами Виктория Юрьевна. – Но лично я считаю, что человек достигает настоящей зрелости тогда, когда начинает рассматривать себя и свои поступки как главную причину того, что происходит в его жизни…

Каждый раз во время подобных бесед Света чувствовала себя как дерьмом облитая. Хотя в такие моменты никогда не было ни оскорблений, ни криков, ни даже повышенного тона.