Мать с дочерью не спеша поднялись к Комсомольской площади, прогулялись по ней от одного края до другого и вышли к проезжей части, окаймлённой оградой с цветочными клумбами.

– На вашу свадьбу обязательно должен выпасть такой же солнечный день! – уверенно заявила Виктория Юрьевна, когда они оказались на стороне набережной.

– Что?.. – спохватилась задумавшаяся Света.

– Переживаешь? – со снисходительной улыбкой посмотрела на неё Виктория Юрьевна. – Понимаю. Но ты ведь рада, что выходишь замуж?

Света опустила глаза. Стоит ли говорить маме о том, что по поводу своего скорого супружества она не испытывала никакой особенной вдохновлённости? И что все те бурные восторги и нервные срывы, которые она некогда наблюдала у своих приятельниц перед приближающейся свадьбой, казались ей теперь откровенной придурью?

– Наверное, мне во всё это пока не очень верится… – чуть помедлив, сказала она.

Виктория Юрьевна склонила голову набок, дожидаясь продолжения, но его не последовало.

– Брак пойдёт тебе на пользу, я в этом не сомневаюсь. – Её голос прозвучал непривычно мягко, хоть в нём и слышались назидательные нотки. – Как и любой женщине – если он, конечно, удачный… Но у вас всё будет хорошо.

Света ничего на это не ответила. Лишь едва заметно кивнула, всё так же глядя себе под ноги.

Какое-то время они шагали в тишине, пока Виктория Юрьевна наконец не спросила:

– Может, ты хочешь пригласить ещё кого-нибудь из своих знакомых? Небольшой запас по местам есть. А то вдруг забыла кого.

– Да вроде нет, не забыла… – мотнула головой Света. – Мы с Лидой неделю назад наш список ещё раз перепроверили.

– Ладно. Но если что – имей в виду.

В этот момент из сумочки Светы раздалось приглушённое бульканье. Девушка вытащила телефон и быстро посмотрела на экран.

Пришли деньги. От папы.

– Что там? – скосила взгляд Виктория Юрьевна.

– Так, ничего. Баланс нужно пополнить, – соврала Света, пряча телефон обратно.

…И в который раз подумала о том, что среди огромного количества приглашённых на свадьбу гостей не будет её родного отца. Они с мамой развелись, как только Света окончила школу. Развод был нешумным и не скандальным, но после него мама вернула себе девичью фамилию. И настояла, чтобы эту же фамилию вслед за ней взяла и Света.

Но это были мелочи. По-настоящему ужасным было то, что мама настрого запретила Свете поддерживать с отцом вообще какие-либо отношения. Она даже как-то пригрозила: «Если этот человек так для тебя важен – можешь собирать вещи и уходить к нему». Света, конечно, подозревала, что мама вряд ли выгнала бы её из дома, решись она ослушаться. Но не подчиниться твёрдой материнской воле всё равно не смогла.

«Мне больше нельзя с тобой общаться», – написала она отцу в тот злополучный день. И отец на это ничего даже не ответил. Видимо, понял всё и так. И не стал вдаваться в унизительные расспросы.

…А спустя несколько месяцев, когда умерла его мать, переехавшая много лет назад с другим сыном в Краснодар, он прислал сухое сообщение о том, что усопшая завещала свою старую хабаровскую квартиру именно ей, Свете, своей единственной внучке. И хотя по документам квартира перешла к нему, теперь всю получаемую с неё арендную плату он будет переводить на ту Светину карту, которую они с ней оформили сразу после выпускного. А если Света захочет распорядиться своим имуществом как-нибудь по-другому – пусть даст ему об этом знать.

В ответ на это Света всё же отправила отцу короткое: «Спасибо, папа». Однако с тех пор их общение состояло исключительно из ежемесячных денежных переводов.

– Как же давно мы тут не были! – вновь нарушила молчание Виктория Юрьевна, отмеряя неторопливым цоканьем каблуков ступени каменной лестницы. – А ведь тут так хорошо!..

Света, выхваченная из потока размышлений, подняла голову и, будто лишившись некой опоры в пространстве и времени, непроизвольно огляделась по сторонам…

Отражая бездонную голубизну неба, неспешно катил волны могучий Амур. Над отрогами Большого Хехцира, прозрачно синеющими в полуденной дымке, клубились пышные облака. Приплыв откуда-то издалека, наверное, из соседнего Китая, они словно замерли на месте и, обласканные щедрыми солнечными лучами, безмятежно созерцали течение величественной реки.

Негромко шелестела на ветру листва, стрекотали кузнечики, ворковали гуляющие по брусчатке голуби. Вот прямо перед ними с мамой пропорхала жёлтая капустница. Вот стремительно взлетела с земли расщебетавшаяся стайка воробьёв. Вот чуть поодаль проглянули в зелени алые грозди рябины…

…И чем более уютным и дружелюбным виделся сейчас Свете окружающий мир, тем отчётливее она ощущала, как внутри неё пробуждается некое странное, беспокойное чувство.

Каким-то образом Света тотчас поняла, что это чувство было знаком. И что оно должно было указать ей на что-то очень-очень важное. На то, от чего будет зависеть вся её дальнейшая жизнь. Вся. Одна-единственная… Последняя. Нипочём не позволяющая изменить то, что уже произошло. Даже этот крохотный миг, когда на солнце мимолётно блеснула протянувшаяся между соседними кустами тонкая нить паутинки, навсегда останется таким, каким он был. Что уж там говорить о днях, неделях, месяцах и годах…

По правде говоря, Света догадывалась, о чём именно было это бессловесное предупреждение. Просто она жутко боялась облачить его в привычный и понятный язык человеческого разума. Тем более что было уже поздно. Слишком поздно…

…Или всё-таки нет?

Света бросила на маму быстрый взгляд – и вдруг уловила в себе неожиданный и совершенно нелепый порыв: ей захотелось остановиться, схватить мамину руку и – прямо как в детстве – заплакав, кинуться к ней в объятья… И рассказать. Рассказать всё. Взахлёб, сквозь слёзы, судорожно подбирая слова, которые, пусть и с трудом, но обязательно найдутся. А даже если нет – мама ведь и так поймёт, о чём ей хочет поведать её маленькая, глупенькая дочурка…

…Резковатый звук маминого рингтона заставил Свету опомниться и прийти в себя.

– Да, Эдуард Львович, – строгим, деловым тоном ответила на звонок Виктория Юрьевна. – Нет, но скоро буду. Минут через двадцать… Да, проект можете взять у Екатерины.

Она убрала телефон обратно в сумочку и, не поворачивая головы, коротко обронила:

– Пойдём. Меня уже потеряли.

– Пойдём, – послушно отозвалась Света.

Сочные краски, которыми так ярко засверкало было всё вокруг, разом поблёкли. А то, что так отчаянно, словно из последних сил, попыталось встрепенуться у Светы глубоко в душе, замерло и затихло. И девушку – отнюдь не впервые за её недолгую жизнь – захлестнуло ощущение тупой, мрачной безысходности.

Вот только теперь оно почему-то показалось ей несравнимо горше обычного.

– Ты сегодня долго? – спросила Света, когда они по привычке встретились перед входом в мужскую раздевалку.

– Полтора часа максимум! – уверенно ответил Антон. Но девушка знала, что этого времени ему, как всегда, будет мало.

– Хорошо. Удачной тренировки! – Приподнявшись на цыпочки, она неловко поцеловала жениха в щёку.

– И тебе, – улыбнувшись, кивнул тот и скорым шагом направился вглубь тренажёрного зала.

А Света, прижав к груди планшет, поспешила к лестнице на второй этаж, где располагались беговые дорожки и другие кардиотренажёры.

По словам Антона, фитнес-клуб Gravity был местом «вполне приличным», однако Света чувствовала себя здесь неуютно. И вовсе не из-за освещения, музыки или особенностей интерьера. А из-за слишком уж большого количества слишком уж хорошо выглядящих дам. Тут и там щеголявших своими стройными ногами, плоскими животами и округлыми попками.

Естественно, Света была бы не прочь обладать столь же привлекательной внешностью. Но она сознавала, что для неё всё это лежало далеко за гранью достижимого. И потому, не желая лишний раз испытывать тоскливую, бессильную зависть, она преодолевала путь от раздевалки до спасительных ступеней как можно быстрее, склонив голову и не поднимая взгляда от прорезиненного напольного покрытия.