Мы с коллегами ответили на этот финт ушами трехкратным численным преимуществом и позициями снайперов, оборудованными на господствующих высотах, что оказалось не так уж трудно осуществить — здесь хватало всяческих балок, кранов, подъемников и просто проложенных на разных уровнях галерей и лесенок. Простые же силовики с Рином во главе укрылись в кучах хлама, да так, что новоприбывшим даже в голову не могло прийти, что прямо здесь же, в паре метров, а то и ближе, затаился враг.
Естественно, Крамской, когда я повторно вышел на связь и назвал место и время, на слово мне не поверил. И озаботился подстраховкой: наехал на Деррика, вытребовав два десятка «быков» из профсоюзной СБ, и выкатил ультиматум генералу Рихтеру, после чего тот предоставил в распоряжение подполковника два отделения штурмовиков. Все эти силы подпол, не мудрствуя лукаво, бросил на блокировку ангара снаружи, чтобы запереть потенциальную засаду внутри помещения. Правда, не учел одного обстоятельства — уровня моего влияния на руководителей станции. Да-да, и Деррик, и Рихтер неохотно пошли на поводу у прокурорского исключительно с моей санкции. И теперь у нас намечалась увлекательная игра «оставь врага с носом», которую прямолинейный Рин обозвал емким, но исключительно непечатным словом — синонимом «кидалова».
Непосредственно рандеву происходило почти в самом центре ангара, на небольшом пятачке, более-менее свободном от хлама. Я порядочно повеселился, наблюдая, как подполковник манерно вышагивал между кучами хлама, периодически брезгливо что-то отпихивая носком ботинка. Да, явился он, как и давеча в гарнизонную гауптвахту, при полном параде — фуражка, мундир, начищенная до блеска обувь… и все та же наплечная кобура, прикрытая кителем. Я в качестве ответной любезности тоже приволок с собой офицерский плазмер, причем намеренно выставил его напоказ, сунув под ремень на животе. Толстовка его очертаний не скрывала, в чем незамедлительно убедился подпол, вывернувший из-за ближайшей мусорной кучи. Соответственно, пыл Крамскому пришлось несколько поубавить, и далее разыгралась сцена, сделавшая бы честь любому вестерну — два недруга пошли навстречу, сверля друг друга взглядами и ловя любое подозрительное движение оппонента. Почти как прелюдия к схватке ганфайтеров, разве что револьверов и подрагивающих в нетерпении пальцев не хватало. Остановившись шагах в пяти и немного поиграв в «гляделки», мы и перешли к вышеописанному обмену «любезностями».
— Что ж, господин Заварзин, вот он я. Вам так не терпелось меня видеть, что я даже заинтригован.
— Постараюсь с лихвой удовлетворить ваше любопытство, господин Крамской. Поверьте, мне есть, что сказать. Думаю, довольны останутся все.
— А может, вы просто отдадитесь в руки правосудия? — с надеждой осведомился подполковник. — Это бы решило столько проблем разом…
— Не думаю, что горю желанием снова испытать гостеприимство госслужащих.
— Хм… а если… я предложу вам стать моим гостем? Лично моим?
— Под ваши гарантии, полагаю? — ухмыльнулся я.
— Не вижу повода для язвительности, молодой человек. У меня к вам конкретное предложение. Я бы даже назвал его деловым.
— Сделка со следствием?
— А вы имеете что-то против?
— В принципе, нет. Но хотелось бы подробностей.
— Что ж, вы в своем праве, господин Заварзин. — Подполковник сунул руку в карман брюк и извлек уже знакомую по допросу на гауптвахте «глушилку». — А вы неплохо собой владеете, молодой человек. Даже не вздрогнули.
— Я был уверен, что вы не опуститесь до такой низости. Кто угодно, сказал я себе, но только не подполковник Крамской.
— Ерничайте-ерничайте, — ничуть не обиделся тот. — Маленькая мера предосторожности. Даже у стен есть уши, а информация по сделке со следствием всегда строго конфиденциальна.
Во заливает, гад! Впрочем, его можно понять — он-то точно знает, что его слышу не только я, а еще как минимум его же спецы из «прослушки» и, более чем вероятно, мои люди. Кстати, моим планам это почти никак не вредило — я загодя выяснил, что для Кумо «глушилка» не представляла проблемы, поскольку «забивала» эфирные каналы связи, а записи звуковых колебаний не препятствовала.
— Да, еще одно… «нейры» тоже заблокированы, поэтому все, что будет сказано, останется строго между нами, господин Заварзин.
Молодец, что тут скажешь! И ведь даже могло бы сработать, если бы у меня не было Кумо. На него стандартный блокиратор не действовал от слова вообще, поскольку в программном «теле» группового «я» аналитиков-гексаподов отсутствовали структуры, на которые воздействовали его команды. Так что записи у меня в любом случае останутся. Единственное, теперь Рин с парнями не смогут сами определить удобный момент для нейтрализации противника, и будут ждать сигнала от меня. Что ж, учтем.
— Столько лишних телодвижений, господин Крамской… неужели вы хотите мне сообщить нечто действительно важное?
— Скорее, ожидаю услышать от вас, — парировал подполковник. — Я вас слушаю, молодой человек.
— А как же сделка со следствием?
— Она будет встречным предложением. Должен же я знать, за что именно плачу столь высокую цену.
— Дайте угадаю: цена — моя жизнь?
— И что вас так удивляет?
— Да слишком часто последнее время получаю это «заманчивое» предложение.
— А разве этого мало?
— Пока что моя жизнь при мне.
— Пока что. Это вы правильно заметили, господин Заварзин.
— А вы мастер поиграть словами.
— Готов ответить вам той же любезностью.
— Ладно. Времени в обрез…
— Вам ли жаловаться, молодой человек?..
— … поэтому перейду к делу. Итак, мое предложение: вы берете своих людей, грузитесь на свой корабль и выметаетесь к черту не только из системы, но и из «золотого треугольника». И чтобы больше духу вашего здесь не было.
— И только-то? — вздернул бровь подполковник. — Продешевили, молодой человек, продешевили.
— А мне лишнего не надо, — безмятежно улыбнулся я. — И уж тем более чужого. Пары часов на сборы вам хватит?
— А вы наглец, молодой человек.
— Не слышу ответа.
— А с чего вы решили, что я приму столь… необоснованные условия?
— Потому что это была, согласно вашей же терминологии, «суть проблемы». А теперь последует «намек на последствия».
— А вы схватываете на лету, господин Заварзин! Побольше бы мне таких сотрудников…
— Не накаркайте. Подсидят еще.
— Пожалуй, и тут вы правы. Так что же за… последствия? Чего же мне нужно… опасаться?
Странная манера — вставлять паузы перед ключевыми словами. Обдумывает? Слишком непривычные условия игры? Никак не может поверить, что это ему эти условия диктуют? Вышел из зоны комфорта? Или просто пытается смягчить формулировки? В принципе, пофиг — слушает, и ладно.
— Вы совершили множество процессуальных нарушений, зафиксированных персоналом станции, и рискуете должностью. Конечно же, лишь в том гипотетическом случае, если мы не достигнем соглашения. На моих условиях, естественно.
— Шантаж? Какая прелесть!
— Помилуйте, сударь! Никакого шантажа, лишь констатация фактов и декларирование намерения защитить свои гражданские права всеми доступными средствами.
— И кто же намеревается защищать эти самые права? Алексей Заварзин? Или, может, Александр Завьялов?
— А есть разница? Вас я в любом случае утоплю, причем во втором даже вернее. Крах карьеры гарантирован.
— Что ж, приятно осознавать, что переиграл противника по всем направлениям.
— Что это? Хорошая мина при плохой игре? И в чем же вы меня переиграли, господин Крамской?
— В главном — вы неверно определили мою мотивацию, самонадеянный молодой человек.
— Как?! — в притворном ужасе воскликнул я. — А вы разве не выполняете свой долг? Нет? А что же тогда?.. Неужели… деньги?! Как банально! И сколько же вам заплатили Спиридоновы?
— Хотите предложить больше, жалкий мажор?
— Не грубите, вам не идет. С образом неподкупной государевой машины не вяжется. Впрочем, за последние три года вы себя показали во всей красе.