Баженов сформировался как очень специфичный фехтовальщик. Был очень волевым спортсменом. Несмотря на заметные успехи, кое-кто считал, что заниматься с ним — пустая трата времени.

Но я уже загорелся. Попытаться что-то сделать из такого спортсмена, нащупать, в чем могут быть его преимущества, развить их, построить тактику специально для него, и только для него одного, и превратить таким образом его в опасного соперника — это достойная труда задача! Подумал, что если он станет фехтовальщиком мирового класса, это принесет мне огромное удовлетворение. Да и так ли уж часто тренеру попадается первосортный материал, из которого можно штамповать сильнейших! Мне гораздо чаще приходилось разгадывать педагогические головоломки. Итак, надо мной подшучивали, а я не отступался.

Баженов мог бы, возможно, выиграть призовое место на первенстве мира 1971 года в личном турнире, но ему просто немного не повезло. В четвертьфинале Виктору предстояло сразиться с одним из сильнейших советских фехтовальщиков — Владимиром Назлымовым и еще двумя маститыми зарубежными мастерами. По мнению Баженова, Назлымов был выше его по уровню. Это не совсем так, точнее было бы сказать, что мастерство Назлымова шире. Но ведь Баженов был боец! И для того, чтобы уйти от него в поединке, надо было потратить очень много сил.

В следующую ступень соревнования переходили только трое лучших. Следовательно, кому-то одному нет места. Первый бой — между своими. Баженов проиграл Назлымову как-то очень быстро. И, видимо, судьи подумали, что он дрался не всерьез. Решили, что он пропускает вперед именитого товарища по команде, помогает ему сохранить силы. И когда он вышел драться против зарубежных соперников, все удары — как в стену! Судьи решили: «Если ты пропускаешь Назлымова, придется тебе пропустить и других, не менее именитых из других команд. Посторонись, голубчик!» Не знаю, что они говорили между собой, но подумали, видимо, примерно так.

Виктор Баженов упорно готовился к Олимпийским играм 1972 года. Неплохо выступал в турнирах дома и за рубежом. Показал все, что мог, на что был тогда способен. Но случилось так, что другой фехтовальщик оказался сильнее. В этом и проявляется один из суровых, но справедливых законов спорта. Ты готовился, не жалея сил, выступал, все отдав борьбе, но появился еще более подготовленный спортсмен. Что делать! Надо готовиться к следующим турнирам, снова стремиться вперед. Остановишься — тебя обойдут. И нечто подобное произошло.

В олимпийский сезон 1972 года исключительно бурно вырос Кровопусков и показал на соревнованиях более высокие результаты. Решая вопрос о составе олимпийской команды, тренерский совет, как уже было сказано, предпочел кандидатуру Баженова — спортсмена, испытанного в сборной, надежного.

Конечно, при такой четверке — Ракита, Назлымов, Сидяк и Винокуров — легко было допустить мысль, что пятый при них — «пассажир». Любой, мол, проедется с ними на Олимпиаду и обратно, получит медаль командного первенства и с почетом вернется домой. Да, четверка, бесспорно, была сильнейшая, но… олимпиады, видимо, недаром проводят всего раз в четыре года, выиграть их очень нелегко, а индульгенции в спорте высших достижений вообще не выдаются.

На Олимпиаде в Мюнхене финальный командный матч саблисты СССР проиграли итальянцам и завоевали серебряные медали, что было для нас всех поражением после первых мест на двух предыдущих Олимпийских играх. Причем нельзя сказать, что Баженов был виноват в этом проигрыше. Он-то как раз дрался упорно и выиграл свой первый бой. Но настрой команды, зависящий от очень многих причин, и в частности от справедливости решений тренеров, оказался неважным. Итальянцы выиграли со счетом 9:4, хотя наша сборная была представлена сильнейшими фехтовальщиками мира, находящимися в то время в расцвете своих сил и способностей.

И, как нередко бывает, Виктор Баженов, явившись «яблоком раздора», нес на себе затем психологический груз мюнхенской неудачи. В последующие несколько лет специалисты занялись поиском новых талантов и не замечали Баженова при комплектовании команд в следующем олимпийском четырехлетии.

Баженов сохранял достигнутое мастерство, но у меня уже больше не тренировался. После достопамятного предолимпийского сбора он решил, видимо, что дело тренера — выигрывать тренерские советы, а не стараться быть объективным.

Однако час Баженова как мастера фехтования на саблях пробил еще раз. В течение четырех лет в составе сборной команды он не выступал, но в 1977 году вновь занял в ней место и вошел в число лучших спортсменов страны. На чемпионатах мира в Буэнос-Айресе и в Гамбурге был пятым в личном первенстве. То есть уровень свой сохранил, но дальше не рос. Ничего удивительного в этом не было. Его специфика требовала особого подхода. Узкосформированный стиль надо было постоянно поддерживать. А поскольку этого не делалось, его манера не совершенствовалась. Конечно, он обогатился опытом, стал тактически несколько более гибким, но все эти приобретения только позволяли сохранять приобретенный ранее уровень.

На следующие мировые чемпионаты он не попал, и хотя прожил интересную и большую жизнь в спорте, как бы состоящую из двух периодов, ему так и не удалось показать результаты, которых он мог и хотел бы добиться.

Виктор Баженов, пожалуй, в своем отношении к бою — прямая противоположность Кровопускову. Сама природа создала его борцом — он не мог не сражаться до конца. Хватит ли сил, хватит ли способностей — над этим он не раздумывал.

Есть такая старинная притча о двух лягушках, попавших в глубокую кринку со сливками. Одна из них, осознав, что конец неминуем, сложила лапки и пошла ко дну. Вторая же, не повинуясь доводам рассудка, упорно продолжала бултыхаться на поверхности. И через несколько часов, уже изнемогая от усталости, она вдруг почувствовала, что может упереться в твердое дно и выпрыгнуть наружу. Оказывается, плавая, она сбила из сливок масло. Спасение пришло неожиданное, но заслуженное.

Эту притчу обычно истолковывают как пример того, что мужество и упорство способны преодолеть любые преграды. Мне же кажется, что здесь речь идет не столько о сознательных волевых усилиях, сколько о природных качествах. Не отдавая себе полного отчета, собирая все свои силы, живое существо следует могучему древнему инстинкту самосохранения. А инстинкт — не достоинство, не заслуга, он заложен в живом существе самой природой.

Баженов был хорошим учеником, пока ему не показалось, что возникла угроза его личным планам, его продвижению вперед. И как только рядом с ним стал набирать силу другой спортсмен, он забеспокоился. Ощущая конкуренцию, Баженов всеми силами рвался в сборную — непременно на предстоящий чемпионат, потом на следующий.

В то время я говорил ему:

— За пять лет, что мы занимаемся, ты стал мастером мирового класса. У тебя есть еще неиспользованные резервы. Станешь со временем еще сильнее, а вполне возможно, что и самым сильным, и твое от тебя не уйдет.

Но ждать он не мог. Потребность действовать, «спасаться» затмевала все соображения. Он решил, что уже достаточно силен, что приобретенного мастерства на его век хватит, как бы он ни тренировался в дальнейшем.

Мне кажется, главная беда Баженова была все-таки в том, что он себя недооценивал. Ему постоянно твердили: «Ты боец, но у тебя нет данных». И он поневоле стал считать себя фехтовальным курьезом. Так развилось в нем ослепляющее желание попасть именно вот на эти соревнования, вот на этот чемпионат: появились опасения, что другого случая в его жизни не будет. В конечном счете ему так и не удалось до конца развить и реализовать свои возможности.

Что же касается меня, то работа с Виктором Баженовым лишний раз подтвердила необходимость как можно больше использовать возможности фехтовальной педагогики.

С Петром Ренским мы познакомились на сборе в Минске перед первенством мира среди юниоров. Петр готовился выступать на нем в ранге победителя прошлогоднего чемпионата мира. А до этого ни один советский фехтовальщик на юниорском первенстве мира не побеждал дважды. Было принято решение дать молодым возможность сразиться в тренировочных боях с наиболее опытными мастерами в порядке обмена опытом. Моя задача состояла в том, чтобы консультировать постоянных тренеров, приехавших на сбор со своими учениками, а Ракита должен был тренироваться с юниорами.