Начались финальные бои. И тут назрела необходимость вмешаться Ивану Ильичу Манаенко. Все-таки он тренировал Рыльского не два месяца, а более десяти лет, одержал с ним вместе много побед.

— Пора включаться, Иван Ильич! — обратился к нему, и мы с разных сторон сели возле Якова.

Возникло такое негласное разделение обязанностей: я делаю разминку перед боем, Иван Ильич нашептывает свои советы, «наколдовывает», а после боя Яков снова попадает ко мне в руки, мы разбираем поединок, и он немного отдыхает.

Рыльский стал чемпионом мира, теперь во второй раз. Все свои бои он выиграл на пределе возможностей: в каждом бою счет был 4:5. Эта победа у него была, как говорят в спорте, «трудовая», нелегкая. Но подготовлен он был хорошо, от былой неудачи на чемпионате СССР не осталось и следа — он полностью восстановил свой уровень.

На следующий день начались командные бои, и все дрались очень дружно. В полуфинале выиграли у венгров. А потом, в финале, наши ребята встретились с саблистами из Польши.

И, глядя на этот финал, я не мог усидеть на месте. Дело в том, что за последние несколько лет сам проиграл полякам крайне мало боев! Они все были натренированы по одной схеме. Легко и быстро, как осы, проносились по дорожке и жалили в открытое место. Ужалят — и улетят! Медленноватый и тяжеловатый фехтовальщик сразу же попадал к ним в «клиенты». Но противоядие было найдено. К 1957 году удалось разработать такие приемы, которые в комплексе составляли систему зрительных помех, вынуждавших противников действовать по вполне предсказуемой схеме. И в результате на первенстве мира в 1957 году я выиграл у них все четыре боя, на первенстве мира в 1958-м — два боя и на первенстве в 1959-м не проиграл ни одного. Побеждал всю команду даже у них дома — на турнире «Сабля Володыевского».

«Эх, — подумалось, — если бы можно было себя поставить на этот матч запасным!» Наша команда проигрывала, в упорной борьбе, но проигрывала. Не всегда помогают даже самые точные рекомендации, и я мучился от бессилия, от невозможности что-либо изменить.

И все же серебряная медаль — это был большой и даже неожиданный успех. Обсуждая итоги чемпионата, мы реально ощутили, что в сабельном фехтовании можем сделать многое, можем замахнуться на победу в следующих Олимпийских играх, какой бы фантастикой она ни казалась.

В тот год, как оказалось, мне было уготовано еще одно серьезное испытание. В октябре в сабельной Мекке — Будапеште состоялся первый чемпионат Дружественных армий. Участвовали почти все сильнейшие саблисты мира. В финале оказались Тибор Пежа, который впоследствии стал в личных соревнованиях чемпионом Олимпийских игр в Токио, Петер Бакони, выигравший за месяц до этого Универсиаду, два сильнейших поляка, а также наши спортсмены Лев Кузнецов и Марк Ракита. Я же приехал на этот чемпионат уже как судья. Правда, у меня был с собой костюм: руководство делегации решило зачислить меня запасным членом команды — на тот случай, если дело пойдет не лучшим образом.

Сабельные соревнования проводились в самом конце турнира, а команде ЦСКА не удалось до этого оторваться от венгерских фехтовальщиков. Судьба общекомандного приза еще не была решена. И за день до соревнований я получил приказ участвовать в них.

Накануне Рудольф Карпати праздновал свой юбилей. Приглашена была большая группа советских фехтовальщиков, в которую входил и я. На этом празднике можно было отведать и блюда настоящей венгерской кухни, и вина. Ну, конечно, те, кому еще предстояло принять участие в соревнованиях, вина и не пробовали, но я же был судьей. И поэтому как только Карпати замечал, что я «стою без дела», он сразу же говорил:

— Так ведь ты, говорят, закончил, уже не выступаешь?

— Да, — только и оставалось подтвердить мне, — все. Не выступаю.

— Тогда бери бокал.

И приходилось принимать символическое участие в гостеприимном застолье.

Но когда на следующий день Карпати увидел меня в фехтовальном костюме, он чуть не раскрыл рот от удивления:

— Так ты ж полгода саблю в руки не брал! Не понимаешь, что ли, что можешь заработать травму?

Я в ответ развел руками:

— Такой приказ, Рудольф.

— Ладно, это я понимаю. — Карпати, главный судья, был полковником венгерской армии. — Давай сделаем так: ты проведешь пару боев, а потом мы пойдем к нашему врачу, перевяжем голень и дадим заключение, что продолжать ты не можешь из-за травмы.

— Спасибо, сначала попробуем пофехтовать.

Начал драться и выиграл все предварительные. Попал в полуфинал. А там сложилась ситуация тяжелая: восемь участников, каждый проводит по семь боев, четверо выходят в финал. Это очень сложная формула — даже с пятью победами можно вылететь.

Первый бой — с Умяром Мавлихановым. Ну, думаю, ему, наверное, проиграю. А дальше постараюсь что смогу выиграть, чтобы ему было легче. Начал ему помогать — и выиграл у всех. А у Мавлиханова что-то не пошло, и в финал он не попал.

Едем на финал. В машине говорю:

— Ребята, что-то совсем плохо себя чувствую — устал. За медали вы уж сами боритесь. Мне, видно, не удастся сделать ничего путного, гожусь только в помощники.

И вдруг слышу:

— Ну уж нет, Дод. Нечего прибедняться. Вот ты решил помогать Мавлиханову, а что вышло? Борись! Медаль команде необходима!

И кто это говорит? Марк Ракита и Лев Кузнецов! Им ли объяснять, что я уже полгода на тренерской работе, когда они оба все это время у меня же и тренируются?

Финал выиграл. Стал победителем турнира. Все венгерские «старики» — Ковач, Геревич, Карпати — знали, что я сошел, и понимали, чего стоила эта победа. Да и вообще, публика в зале собралась «посвященная». Ведь сабля — венгерская национальная гордость. Многие венгры интересуются фехтованием, а уж военные — обязательно; даже министр обороны и его заместитель, которые тоже были в зале, раньше пробовали фехтовать. Все лучшие фехтовальщики — и свои, и зарубежные — известны в Венгрии наперечет. Мне аплодировали, наверное, минут десять…

На дорожке я выглядел скорее всего не слишком впечатляюще. А после соревнований не мог даже дойти до автомобиля — меня вели под руки.

Но на следующий день, когда начались командные поединки, в финальном матче с командой Польши, которая три месяца тому назад стала чемпионом мира, хоть и двигался по дорожке из рук вон плохо, хуже не бывает, не проиграл ни одного боя.

А уже по дороге домой пришлось принять решение, по сути довольно жестокое: не драться больше с учениками в соревнованиях. Значит, не участвовать.

Эту установку в принципе выдержал. Отступил лишь считанное число раз, в педагогических целях, главным образом с Марком Ракитой в первые три-четыре года совместных тренировок. Видя его недостаточно готовым, несобранным или слишком уверенным, я вызывал Марка на словесную дуэль, в результате которой начинал вести полушуточный тренировочный бой. Исход боя для меня был безразличен. Он же бой всегда принимал всерьез, и поставленную цель удавалось достигнуть.

Старший тренер сборной команды в каком-либо виде фехтования — звание общественное, это не штатная должность. Федерация избирает его, и на сборах он должен тренировать всех тех, кто приезжает без тренера, и присматривать за остальными.

И вот я тренирую сборную команду СССР, и более важных забот у меня нет. Цель одна — выиграть Олимпийские игры в Токио. И делать это надо будет с теми же людьми, которые были со мной на чемпионате мира в Турине. Конечно, один-два человека могут смениться — из-за травмы, например, или еще какой-нибудь случайности, но костяк все равно останется. В фехтовании изменения происходят не слишком быстро.

В Турине из спортсменов старшего поколения были Череповский, Кузнецов, Рыльский, из молодых — Мавлиханов, Асатиани и Житный, впервые тогда попавший в сборную команду. С ними и началась моя работа. Я постоянно давал уроки Раките, Кузнецову, а чуть позже и Житному. В том же зале каждый день тренировался и Мавлиханов. С ним занимался, в основном, Аркадьев, но нередко бывало и так, что Виталий Андреевич, занятый другими делами, передоверял этого своего ученика непосредственно мне. Рыльского же я нечасто видел в обычное время, потому что он тренировался в «Динамо», но на сборе и он был в сфере моего внимания, несмотря на то, что после чемпионата в Турине он снова занимался со своим постоянным тренером Иваном Ильичом Манаенко.