Сегодня обоз ехал в тишине. Никто не разговаривал, не перекидывался шуточками и не смеялся. Лишь свист ветра да хруст снега, сминаемого копытами лошадей, сопровождали нас. Все думали о Крофе, разорванном крэйтарами. Тело не удалось похоронить — да и что там хоронить? Никто не отправился за ним, и теперь он не попадет в чертоги Мафрины.

Известно, чем это грозит. Родителям Крофа лучше ночевать в храме. Не дотянувшись до Мафрины, умертвие приходит к самым близким людям и заклятым врагам. Отомстить. Душа, не нашедшая покоя, не помнит былых привязанностей, ею руководит лишь голод и злоба.

Я вздрогнула, вспомнив неупокоенного, виденного мною однажды. В те времена еще была жива мама, и мы всей небольшой семьей жили в небольшом домике у реки. Неподалеку располагалась крохотная деревушка с десятком домов. Мама подружилась с приятной старушкой, живущей на краю поселка. Остальные избегали маму, а она относилась к нам хорошо, и мы часто помогали ей по дому. Бабушка Ливана приглядывала за мной, ведь оставить меня было не на кого.

Однажды старушка отправилась погостить к сыну, живущему в городе. Однако через две ночи она явилась к нам. Уже не она. Злобный дух, облаченный в ее тело, который стремился добраться до мамы. Она стала ей дороже родных детей и внуков.

Отцу насилу удалось удержать дверь, пока мама творила обереги. Я помню, как сотрясалась дверь, помню визги умертвия и окрик отца, велевшего спрятаться в подполе.

Это страшно. Когда близкий человек приходит убивать…

В Риогалл мы прибыли аккурат к обеду. Стражники не осматривали обоз и даже не взяли денег за вход — это последний город на пути к Ктисскому хребту, и указом короля плата не взималась. Мой отражатель работал исправно, и артефакт не вычислил мою природу. Куда сложнее было не выказывать страха во время проверки…

Мы остановились на площади, следующей за воротами. Здесь наши пути с Каснаром расходились. Тепло попрощавшись с людьми, с которыми провели почти неделю, я коснулась плеча Ирлы. Женщина нервно вздрогнула, вперив в меня испуганный взгляд.

— Держите. Добавьте в травяной отвар вечером, — я протянула ей мешочек с пустырником. — Это поможет уснуть.

Не думаю, что этой ночью ей удастся поспать, но это облегчит ее страдания и успокоит нервы.

На обратном пути к Дэмиору, сторожившему наших лошадей, мне встретился Эрт. Судя по его взгляду, он искал меня.

Я остановилась, чувствуя неловкость.

— Орис, — тихо обратился охранник. — Вы уже уезжаете?

Я бросила взгляд на Бриссу и Дэмиора, наблюдающих за нашим разговором.

— Да. Мы идем за перевал, — после того поцелуя я избегала его.

— Удачи тебе. Как известно, горы любят сильных. Если я тебе понадоблюсь, найди меня. — Он улыбнулся и протянул мне клочок бумаги со своим именем и адресом родительского дома в Кордейле.

Я сунула бумажку в карман и, повинуясь порыву, обняла охранника. В его голубых глазах промелькнула радость, и он аккуратно притянул меня к себе.

— Может, когда-нибудь и свидимся. Спасибо, — сказала я, смутившись.

Охранник кивнул и, разжав объятия, запустил руку в светлую шевелюру. Когда к нам подошел Дэмиор, я смущенно улыбалась, не зная что еще сказать. Мужчины коротко переговорили и попрощались.

Обоз тронулся направо — сбывать заказанный товар, мы же, снова рассевшись по лошадям, отправились к торговым рядам.

Риогалл был по-настоящему северным городом. Сейчас — осенью — ничего не напоминало мой родной сиент. Дома — тяжелые каменные махины с массивными крышами. По улицам сновали люди, одетые в меха, собаки — все с длинной шерстью, такой, что не видно глаз. И над каждой крышей, будь то шикарный трехэтажный особняк или хлипкая хибара с тонкими стенами, струился дым.

Следуя за Дэмиором, я правила лошадью и крутила головой, впитывая окружающие запахи и звуки. Как ни странно, покупок проводник совершил совсем немного — лишь фураж для лошадей, карта да еды на несколько дней.

— Мы будем ночевать на постоялом дворе? — спросила меня сидящая позади Брисса, оторвавшись от разглядывания женщины в богато отделанном мехом плаще.

— Хотелось бы, — тоскливо ответила я.

Спать на твердой земле было холодно и неудобно, и я мечтала о нормальной кровати. Дэмиор, едущий по-прежнему впереди, словно услышал наши молитвы и, свернув к таверне с манящей вывеской "Веселый корчмарь", спешился. Не успели мы обрадоваться, как проводник обронил:

— Остановимся на обед.

Мы с Бриссой обменялись тоскливыми взглядами и поплелись внутрь. Впрочем, аппетитные запахи, встретившие нас на входе, несколько примирили с разочарованием.

— Мы не будем ночевать здесь? — спросила я, едва мы уселись за стол, покрытый голубой скатертью с меховыми кисточками. — Бриссе бы не повредил отдых.

Дэмиор замялся и взглянул на смущенную фандрийку:

— Ты устала? Ночлег в приличном трактире вроде этого, — проводник махнул рукой, — стоит дорого. А в дешевом клоповнике не отдохнешь.

— Нет-нет! — всплеснула руками Брисса и метнула в мою сторону укоризненный взгляд. — Я в порядке, хорошо себя чувствую. Малыш толкается, как и положено, — фандрийка просветлела лицом и улыбнулась. — Я понимаю, что слишком многим нужно запастись перед горами.

Дэмиор все еще сомневался, но Олан, метнувшийся к трактирщику и узнавший цену одной комнаты, решил исход дела.

— Три серебрушки, — потрясенно выдохнула я.

Дэмиор кивнул:

— Риогалл — последний город перед Хребтом, вот трактирщики и дерут втридорога. Особенно сейчас, когда лес опасен.

Брисса вздохнула. Не сговариваясь, мы принялись за обед. Сегодня я и не подумала отказываться от мяса! Кухарка в таверне была отличной, неспроста свободных мест почти не осталось. Позади нас сидела семья крестьян, справа — хорошо одетый мужчина лет тридцати пяти. Кажется, он хотел выглядеть неприметно — обычный плащ и сапоги. Но качество материала и пошив выдавали их истинную стоимость.

Вскоре наши чашки опустели. Я с удовольствием отхлебнула травяного отвара, наслаждаясь тишиной и покоем. Олан потянулся к хлебу и вдруг опрокинул кувшин. Ойкнув, мальчик попросил у трактирщика тряпку и принялся вытирать стол. Наша возня привлекла внимание соседа. Мужчина вдруг уставился на Олана.

— Протри мой стол заодно, дам монетку, — предложил он.

Мальчик замешкался, и, дождавшись кивка Дэмиора, двинулся к нему. В нашем положении даже медяк лишним не будет.

Олан тщательно вытер стол, ежась под немигающим взглядом господина. Его черные глаза возбужденно блестели, а губы кривились в улыбке. Странный он какой-то… Дэмиор тоже напрягся, но незнакомец бросил монету Олану и поднялся из-за стола. Через пару минут он вышел из таверны.

Довольный мальчик протянул заработанное проводнику. Монета оказалась серебряной. Довольно щедрое вознаграждение! Мы удивленно переглянулись и вернулись к обсуждению дел.

Проводник расстелил карту на столе. Попивая горячий травяной отвар, я вспоминала, как всего пару месяцев назад мы с Бриссой и Дэмиором сидели в трактире, договариваясь о дороге. Тогда стояло лето, и наш путь только начинался, сейчас же — впереди Ктисский Хребет. И многое изменилось…

— Никуда не годится! — проводник в сердцах откинул купленную только сегодня карту на стол и, жестом подозвав разносчицу, заказал еще травяного отвара.

Брисса испуганно взглянула на него, и проводник пояснил:

— Моя карта лежала в сумке, которую сжег Рэйс. Там-то у меня каждая тропка была отмечена! А здесь…

— А та, что дал Глиф?

Рыжебородый кузнец подарил нам карту, где были отмечены горные ущелья и тропы.

— Некоторые тропы я не знаю, — с сомнением ответил Дэмиор. — Нельзя доверять им. Нахмурившись, он потер виски и откинулся на спинку скамьи.

— У меня тоже есть карта, — вдруг хлопнула себя по лбу Брисса и полезла в сумку. — Я ее у отца стащила. Она висела в его кабинете.

Преодолев ворота — это были не те утренние, мы проехали город напрямик, — Дэмиор свернул направо. Прямо перед городскими стенами был разбит большой лагерь: ржали лошади, горели высокие костры, откуда-то тянуло запахом готовящейся еды.