– Никак бэр Кархем, – поднялся со своего места самый старый орк – старейшина клана сифрат, – желает сделать нас людьми? – и хрипло рассмеялся. – Мы оруки, мы воины и охотники. Мать природа нас создала такими и наказала жить по когуму предков. У нас есть то, чего нет ни у одного человека с их грамотами и знаниями – сила! Большая сила! Карстовые леса полнятся добычей, и хватит ее на всех. Это катаганы вздумали учиться у людей, но им пришлось, их земли – это безжизненные камни.

– Кто еще поддерживает старика Бефтара? – окинул взором всех присутствующих. – Кто еще хочет продолжать носить прозвище отсталых дикарей? Веками нас считали грязными животными, тупыми созданиями, которые понимают лишь язык силы. Такая молва должна разойтись о нас? Не забывайте, драконов больше нет только здесь, на других континентах они есть, и заслать их сюда людям труда не составит.

– Это что же? – встал второй старейшина сифрата, – ты предлагаешь нам помимо зерна со скотом драконов выращивать?

– Именно это я и предлагаю. Но для этого нужны особые знания. Мы станем непобедимы. И постепенно займем весь континент. Что такое, по-вашему, царство Хайвит? По-моему царство Хайвит – это не орук с топором в одной руке и дубиной в другой, это орук, сидящий на драконе, орук, способный не только убивать, но и договариваться, торговать тем, что вырастил, а не поймал. Обдумайте мои слова, уважаемые старейшины. Через три дня буду ждать вас здесь с ответом.

Когда орки покинули залу, Кархем подошел к окну, что выходило на задний двор чертогов. Там суетились орки, пленные трудяги. В этот момент с вожаком поравнялся Тарос.

– Хорошую речь ты толкнул, – присел на подоконник. – Только, боюсь, толку большого не будет. Они старые упертые ослы.

– Ничего, однажды мы их убедим. А кого не убедим, подвинем.

– Ты вожак, – усмехнулся, – но будь осторожен и терпелив. Нам важна их поддержка.

– До поры до времени. Когда народ поймет, что Хайвит – их путь к процветанию, эти пережитки станут не нужны. Мы перепишем когумы кланов, создадим единый когум для всех.

– Дожить бы до того дня.

– Доживешь, – вдруг заметил в уличной суете Фарату, но внимание привлекла не она, а та, что семенила за ней следом – мелкая самка. Платок на голове девчонки был повязан кое-как, из-под него выглядывали светлые волосы, но лица увидеть не получилось из-за опущенной головы. – Тарос? – проследил, как Фарата с девчонкой скроются под козырьком крыши. – А сколько самок у тебя в гареме?

– Четыре.

– Давно они у тебя?

– Давно.

– И не надоели?

– Мне как-то большой разницы нет, какую за холку трепать. Тем более они уже знают, что к чему, а новых еще учить, мороки больше.

– А я всё чаще задумываюсь о жене.

– Оно и понятно. Настоящему вожаку нужна жена. Это уважение, почет и доверие клана.

– Да, ты прав. Пора уже заняться поиском. Ты-то не собираешься?

– Нет, не хочу видеть в своем гулуме ворчащую самку. С наложницами легче, сказал молчи – будут молчать хоть неделю, хоть месяц.

И Тарос представил её – эту маленькую пугливую самочку. Наверняка девчонка ласковая и нежная, такая просто не может быть другой. От Эйвы прямо пахнет нежностью. Там – в трапезной она посмотрела взглядом полным не только страха, но и любопытства. Теперь бы решить, как забрать её себе. Взять и выкрасть – рискованно да и не по когуму это, воровать у своего вожака, значит, потерять лицо. Выторговать? Но вопрос, знает ли о самке Кархем.

– А у тебя, слышал, пополнение, – слез с подоконника, ибо солнце пекло спину нещадно. – Видел их?

– Нет еще. Пока не до того было.

– Тогда удачи, – похлопал Кархема по плечу, – будет, чем заняться вечером, вернее, кем.

Не знает он о девчонке, и это очень хорошо. Тем более в гареме её нет, а с Фаратой можно будет попробовать договориться.

Смотрительница тем временем вернула Эйву Макоре.

– И? – повариха глянула на раздосадованную Фарату. – Обрадовала тебя Садат?

– Пусть сидит у тебя в кухне и не высовывается, вот мой наказ. Дозреет когда, сгодится, – и удалилась.

А Макора посмотрела на бледную перепуганную Эйву, и сердце орчанки не выдержало. Не жаловала она людей, что правда, то правда, но перед ней сейчас, по сути, детеныш неразумный.

– Сядь, – указала на скамейку, после чего налила в чашку ягодного отвара и поднесла девушке, – выпить. Что они тебе сказать?

– Ничего толком, – взяла чашку.

– Ладно, ты не дрожать. Я найти Садат и все у нее узнать.

– Благодарю, гэл Макора, – подняла на нее полные слез глаза. – Вы ко мне очень добры.

– Не должны девочки страдать, неправильно это. У меня тоже быть дочь. Хорошенькая уродиться, клыки аккуратненькие, волосы густые, черные, фигура всем на зависть, правда, быть мельче всех наших, – и скорее отвернулась к плите.

– И где теперь ваша дочь? – отпила сладкого отвара.

Однако орчанка лишь махнула рукой.

– Работать будешь здесь, у меня, – произнесла не своим голосом, – как я узнать, что от повитухи, рассказать тебе.

– Хорошо.

– Габан, габан… давай-ка, почистить мне кореньев. Ужин не за горами. Оруки когда голодные, злые.

Эйва быстро допила отвар и побежала в холодный погреб за кореньями. Уж очень хотелось остаться в кухне, да еще и рядом с этой большой, но как оказалось, добродушной орчанкой. Чего не скажешь о Фарате, смотрительница одним своим видом пугает. Ясно и понятно, она людей на дух не переносит, но вынуждена терпеть, работа такая.

Через час наконец-то закончила с кореньями – начистила целую корзину, которую даже поднять не смогла, так волоком и потащила к столу Макоры. И вдруг уперлась во что-то твердое, а обернувшись, чуть в корзину не шлепнулась от страха. Напротив стоял Тарос. Стоял и смотрел на нее с легкой усмешкой. Эйва в свою очередь точно оцепенела. Да он преследует её.

– Сегодня ты отнести мне ужин, – склонился, взял корзину и поставил на стол.

– Не понесет она тебе ужин, – раздался голос поварихи, – Фарата строго-настрого запретила выпускать ее из кухни.

– А если понесет? Ты что же, побежишь докладываться? – уперся кулаками в стол.

– Я не побегу, колени уже не те, – улыбнулась, – побегут другие. За ней присматривают, бэр Тарос. Оставь девчонку в покое. Она незрелая, понимаешь? – заговорила тише. – Не сможет она быть с таким, как ты.

– А с вожаком, значит, сможет?

– И с ним не сможет.

– Я ее чую, она готова к…

– Не готова, – посмотрела на него строго, даже зло, – угробишь ее и все. В первую же постель.

– С чего такая уверенность? – сложил руки на груди.

– Уж я знаю, о чем говорю. На белом свете живу не первый день.

– Не ты ли послала ее ко мне?

– Послала отнести миску с едой, а не в постель лечь, не путай. А коль понравилась она тебе, веди себя не как привык. Жди.

– И дождусь только одного, как Фарата подложит ее под Кархема, – так же прошептал, – вижу, ты прониклась к ней. Так помоги, поговори со смотрительницей. Я девчонку не обижу.

– Она меня слушать не станет. Я ей не указ. Нужно, иди и сам говори.

Тогда Тарос повернулся к Эйве, до чего ему хотелось подойти к ней, вдохнуть запах. Самка так и не идет из головы, всю прошлую ночь промаялся. Желание ощутить её не смогла погасить ни одна из наложниц. Какое-то наваждение, иначе не назовешь.

– Ладно, – буркнул себе под нос и поспешил на выход.

А Эйва растерянно посмотрела на Макору.

– Хотеть он тебя, – пожала та плечами, – сильно хотеть.

– И что же мне делать?

– Сидеть тут и слушать меня. Бэр Тарос воин достойный, вожак его уважать, потому воровать он тебя не станет, а вот выменять попытаться.

– Выменять? – принялась выкладывать коренья из корзины.

– Да. Бэкда. Или по-вашему, как там, – задумалась, – а, обмен. Оруки любить обмен. У нас так жен выменивать. Орук тащить много подарков родителям невесты. И чем красивее оручек, тем больше подарков. Помнить я один случай. Орук так хотеть жениться на одной красавице, что подарить ее семье целых два гулума всякой всячины. Правда, потом много лет жалеть об этом, – рассмеялась, – оручек оказаться скверного характера.