Доктор,

Я так люблю лежать на вашей кушетке,

Пряча явное, выпячивая тайны.

Доктор,

Стоит над городом появиться авиалайнеру,

Я давлю на воображаемые гашетки

Своей безумной зенитки.

Я боюсь.

Лупит пульс.

Он летит прямиком

В наш многоквартирный дом.

Я от пота промокаю до нитки.

Превращаю белую птицу в огненный ком.

Пациент,

Это септембинг,

Боязнь атаки Аль-Каиды.

Скажите,

Когда вы в них попадаете,

Вы икаете?

Нет.

Тогда это лёгкая форма фобии.

Я читала на нашем внутреннем форуме.

Попробуем вальпроевую

В комплексе с фолиевой.

На грани фола,

Но помогает.

Доктор,

Ещё я пишу стихи,

Но их никто не лайкает

И не шерит.

Я не могу заснуть,

Пока какой-то гороховый шут

Не нажмёт «нравится»

Моему шедевру и откровению.

Пациент,

Это синдром Блаувитца.

Ожидание душевного сахара.

Я не знаю,

Как от него избавиться.

Не пишите какое-то время,

Пошлите поэзию нахер.

Доктор,

Вы ругаетесь.

Пациент,

Не обращайте внимания.

У меня комплекс Гальцева-Тарнопольского

И разлад ментального питания.

А ещё, пациент,

Я боюсь пациентов

И образования плаценты.

Мне гадала цыганка на остановке маршрутки,

Говорит,

Берегись, красавица,

Того, кто шутит красные шутки

Про закоулки плоти.

Опасайся того,

С кем бы ты не против.

Дай тысячу –

И я тебя вычищу.

А не дашь денег –

Погружу в темень.

Доктор,

Эта вредная ведьма

Вас запугала.

Предлагаю –

Давайте сходим куда-то,

В Третьяковке скоро

Выставка Шагала.

Или просто посидим в кафе,

Съедим пиццу…

Вечер рисует на лицах

Доктора и пациента

Знаки рекламного заоконного света.

Им сейчас

Ну никак нельзя

Выйти из кабинета.

Потому что сгорбленный,

Кашляющий, в капюшоне,

Ищет новые головы

Для украшения

Подножия трона.

Через полчаса он выйдет

За границы их района

А пока он там

В тени клёна

Полтора года разбирал вещи отца.

Медленно.

Файлы.

Старые фильмы из диких мест.

Книги, похищенные у меня.

Тонны спецификаций и смет.

Снасти.

Папа был мастер охоты на щуку,

А на меня все виды добычи

Наводили смертную скуку.

Папа видел рыбу сквозь муть и хрусталь реки.

Помню, мне семь,

Я читаю Фрэзера Золотую Ветвь

Или Формэна Сила Правой Руки.

Днепр.

Речище.

Идолище поганое

Белое,

Будто брюхо гигантского сома,

На подводных крыльях летит

Само.

Местный лымарь цыгаркой пыхтит.

Песок на зубах цикадой скрипит.

Папа мне говорит

Иди и лови рыб

Я говорю нет

Иди и поймай леща

Леща я уважал.

Встал и поймал леща.

Папа умел видеть рыбу сквозь толщу вод.

Папа умел, как индеец, читать небосвод.

Папа умел, как индеец, сплести узор из следов.

Папа умел, как индеец, избегать больших городов.

А я, как индеец,

Всю жизнь ношу волосы ниже плеча.

И всю жизнь прислушиваюсь –

Барабаны ли не застучат,

Сексоты ли не поймают меня, как леща.

И всё, что у меня из индейского, –

Злая медвежья душа.

А впрочем, у меня есть хобби.

Я учу индейские диалекты.

Когда Маниту будет столь добр,

Что впустит меня из долины смерти

В долину охоты,

Я смогу сказать на языке лакота

Добрый вечер

И поинтересоваться здешней вечной погодой

На языке сиу.

Во-первых, отец, это вежливо.

Во-вторых – просто звучит красиво.

Ной забивает гвоздь за гвоздём.

Зеваки глазеют.

И так день за днём.

Этот корабль не поплывёт.

Это не судно, а гроб.

Да и потоп.

Что за потоп.

После нас

Хоть смерть,

Хоть дефолт.

Этот корабль не поплывёт.

Это не судно, а гроб.

Ной молчаливо кроит паруса.

Зрителям всё божья роса.

И говорит

Образованный сноб –

Этот корабль не поплывёт.

Это не судно, а гроб.

До моря ближайшего

Триста лиг.

И формы тупые –

Не барк, не бриг.

Короче, дерьмо это

Не поплывёт.

Ной себе делает гроб.

Они мешают ему работать

тычут под нос сводки Гидрометцентра,

где чёрным по белому сказано

сухая теплая погода.

Приезжих сразу ведут к дому Ноя

показывают

наш дурачок

свихнулся на теме конца света

он с богом разговаривает

как нажрётся

пошли выпьем холодного пива

жара несусветная

у вас такая же погода?

можно очуметь

а что ты хочешь, ледники в Альпах тают

кстати, придурка нашего

вчера показали по телеку

ага, поплывёт открывать Америку

ага, полетит открывать Америку

ага, поползёт открывать…

Ной грузит на судно

Большую кровать.

Семью.

Жена и три пацана.

Сто тонн провизии.

Без неё – хана.

Надо кормить

Целый зоопарк.

Публика ржёт.

Совсем спятил.

Мрак.

Ной рассержен.

Забыли енотов.

У тигра понос.

Слон сломал бивень.

По щеке медленно-медленно-медленно,

Словно в дешёвом кино про любовь,

Сползает капля.

Начинается ливень.

Такое часто бывает в июле.

Бессмысленно парит, как в медной кастрюле.

И вдруг прорвётся,

Вдруг всё небо хлынет.

И это никто у тебя не отнимет.

И человек с идиотской улыбкой

Бежит по пустому проспекту Науки.

Уже наплевать на промокшие брюки.