Провиантор Я варю синий борщ. Девяностовосьмипроцентный Синий борщ. Он вставляет Тех (или тем), Кто давно параллельный К любой из тем. К шашлыку. К ухе. К люля. К человечине. Меня называют Меченый. В одной из кулинарных программ Меня ударили Китайским ножом Прямо в параллелограмм. Доктор Стас меня спас. Шрам остался. Маюсь От варки к варке, Не знаю Чем занять свои Толстые шкварки. К Нельке пойти Или к Одарке. Старый. Молдавский синдикат Подпольной еды, Маскирующийся Под сеть наркоаптек, Сидит у меня на хвосте. Я скачу, как австралопитек, Меняю города, квартиры, фиды, Задумываю такой салат, Такой нечеловеческой силы салат, Что человечество, Отведав его, Добровольно отправится в ад. У меня нет никого Кого бы я Не хотел Заставить Сидеть на диете Дилеров прошу Об одном Не продавайте мой борщ Детям История одной паранойи Дестини ковыряет вилкой пасту. Он спецагент, мастер безопасности, Отлученный от оперативного дела За ту англичанку в швейцарском отеле. Она не преследует его кошмарами. Ему не снятся её рваные раны. Нормально. Дестини не любит пасту. У Дестини под лопаткой свастика. Внедрение, Белое Братство, резня в Техасе. Салли бесится, говорит, ты – красный. У неё в голове грёбаный блендер, Свежевыжатый сок из чужих мнений. Лень ей. Дестини занимается копипастой. Ссылка в архив, бумажная масса. Разбирает дело Хемингуэя. Читает, листает, смеётся, звереет. Гений жалуется на прослушку и слежку. Дестини молча идёт по следу Бреда. Дестини пишет красной пастой Фальшивый отчёт о спецоперации. Выдумывает агента Забриски, Мастера по сглаживанию рисков. Установка жучков, контроль почты. Старая ручка писать не хочет Ночью. Дестини пьёт с журналистом Пастом. Допускает утечку секретной информации. Читает расследование Вашингтон Пост. Газета имеет разведку под хвост. Любимый писатель реабилитирован. Шеф называет Дестини скотиной. Синей Бессмысленной Южной Ночью Она Приходит И Его Хочет Показывает Грудь В рваных ранах Он Говорит Уходи Мне на службу Рано Достаёт из сейфа Чёрное ружьё Не ждёт Ведьма и психопат а пока мир доигрался в железные шахматы до вечного иранского шаха и клоуна пата, я спою вам шуршащую шёлком балладу про ведьму и психопата Ведьма была ничего себе. Ведьма летала на нижней губе, Используя силу презрения. Её мать-наставница, Фея Женского Зрения, Выдавая ей очередную тыкву И дежурных мёртвых мышат, Говорила: Сад наслаждений, Моя милая, Открыт с восьми вечера До девяти утра. И у тебя полседьмого – Тебе пора Выражать эмоции, Доставать из себя малышей. Ведьма морщилась И отвечала: Мама, шей Свой погребальный саван. Время неумолимо. Время грызёт изнутри кожу, Как череп архиепископа Руджиери Грызет Уголино. Гольяново. В прошлом Чёртова Рожа. Люди вымерли, коты разжирели, Нормальный ведьмин район. Из церкви сделали Макаронную фабрику. Ведьмы общаются С помощью зябликов. Пишут внутри макаронин. Лены Громовы Юли Крюковы Лили Доронины Юркие, пегие, проворные, Словно серии Второго сезона Лоста, Словно руки юного Шивы… Но молю тебя, – Если тебе дорога обшивка – не заходи на Лосиный Остров. Психопат там правит воздухом. Захочет – запилит тебя лобзиком. Захочет – задушит углекислотой. Или договорится С местной сволотой. Поймают, В багажнике привезут, Возьмут часть тебя за труд. Дети города знают про Психопата. Он семи саженей, Ликом бел, А в руке лопата И осиновый саженец Для создания детских могил. Он суммарно две школы уже убил. Три детских сада – Имени Розочки, Имени Солнышка, Имени маркиза де Сада. Остерегайся его, дитя. Бабочка бьётся в оконных сетях Они сидят в заведении «Выхухоль и индюк» Живых посетителей немного Он ест салат по-вьетконговски Она – фаршированных слуг Народа Плюс вино из водопровода Плюс каменная его ладонь Лежит на сетке её чулка Плюс дикий её огонь Сжигает его последнего мотылька Они не жили долго и счастливо. Они жили быстро и разорвали город напополам. В день, когда их колесовали, Начался ураган. Без заклинаний и магии. Сам |
