– Еще как заболел! А ты себя в зеркале видел?

– Пока нет, а что случилось? – в его голосе послышались тревожные нотки.

– Иди глянь, только трубку не клади… Слышишь, Мих… – я оборвал себя на полуслове, поскольку услышал его сдавленный крик, затем глухой стук и короткие гудки.

Встретились мы с ним в парке примерно через час – ровно столько потребовалось моему товарищу по несчастью придти в себя. Он позвонил мне сам и позвал в это уединенное место. Если бы кто-нибудь увидел нас с Михалычем в этот момент, несказанно бы удивился – настолько не соответствовали возрасту наши прикиды! Ситуацию, в которую мы с ним попали, можно было бы назвать нелепой и даже смешной, но мне было не до смеха!

Мой бывший наставник совсем не выглядел огорченным.

– А что, Мишаня, – воскликнул он, когда мы немного оправились от первого изумления при виде друг друга, – не знаю, как тебе, но мне это определенно нравится! – он похлопал себя по широкой груди. – Ты себе не представляешь, насколько приятно вернуться в свою молодость!

– Давай-ка лучше подумаем, что нам делать, как снова стать прежними!

– А зачем? – игриво осведомился мой приятель и подмигнул мне. – О таком превращении можно только мечтать! Я снова полон сил, энергии и здоровья. Если это – результат воздействия моего камушка, я благословляю небеса, пославшие такой подарок! Ведь теперь я могу прожить еще одну жизнь! Меня все устраивает, Мишаня!

– Зато меня не устраивает! – Я смотрел на его чистое лицо с легким пушком на щеках, ясные мальчишеские глаза, густые каштановые волосы и испытывал двойственные чувства. Да, сытый голодного не разумеет!..

– Но ты же сам этого хотел! – удивился Михалыч. – Вспомни, кто твердил мне постоянно, что до смерти надоела школа? Кто мечтал о пенсии, чтобы делать, что вздумается? Вот, старичок, твои желания и сбылись! – он озабоченно глянул на часы: – Ладно, Мишаня, ты извини, пойду, куплю себе шмотки помоднее, да прошвырнусь по городу, может, закадрю чувиху помоложе!

Михалыч сделал мне ручкой и ушел, весело насвистывая, а я остался сидеть на скамейке. И хотя на улице было не слишком холодно, меня до костей пробрал мороз. А вместе с холодом пришел и животный страх. Как мне жить теперь и, самое главное, где и на что? Теперь у меня одна дорога – в бомжи! Какой же я был идиот!

– Дедушка, вам плохо? – участливо поинтересовался кто-то рядом со мной. – Вы меня слышите, дедушка?

Я поднял глаза и увидел миловидную девушку, которая обращалась именно ко мне!

– Нет-нет, спасибо! – пробормотал я, ежась от налетевшего порыва промозглого ветра, и встал со скамейки. Но идти мне было некуда…

– Да-а-а! – крикнул я вслед удаляющейся девушке, и мой голос прозвучал для меня предсмертным хрипом. – Мне очень плохо! Помогите мне-е-е! Пожалуйста-а-а!

В мои легкие ворвался холодный воздух, и я закашлялся, не в силах противостоять злой стихии. От слабости я покачнулся – теперь меня мог сбить с ног даже слабый ветерок… От этого мне стало так горько на душе, что слезы сами собой полились из глаз, и меня затрясло от беззвучных рыданий. Голова закружилась, дрожащие колени предательски подогнулись, и я повалился прямо в сугроб рядом со скамейкой. Больше всего мне сейчас хотелось умереть, и я закрыл глаза…

Ко мне подбежала та самая девушка:

– Вставай, Миша! – нежно проворковала она. – Хватит валяться!

«Откуда она меня знает?» – удивился я и открыл глаза.

На меня смотрела… мама и улыбалась:

– Тебе приснилось что-то страшное, сынок? Ты так кричал во сне! Скажи, что это у тебя? – она держала на ладони мой черный камешек, прилетевший из Космоса. – Неужели кусочек метеорита? Говорят, за него неплохие деньги дают! Нам бы они сейчас очень пригодились!..

Выходит, весь этот кошмар мне, все-таки, приснился?! Не веря своему счастью, я ощупал себя с ног до головы. Ура, я – снова прежний шестнадцатилетний парень! Все, хватит с меня глупых мечтаний и прочей детской чепухи!!! Каждый человек проживает только свою жизнь, и как она сложится, зависит от него самого! Я с содроганием вспомнил свою кошмарную физиономию в зеркале ванной комнаты, и мне в голову пришла мысль: лицо каждого человека в старосте отражает всю его прожитую жизнь. И мне, пусть даже во сне, представилась уникальная возможность увидеть, так сказать, маску своей «заслуженной старости». И это было предостережением от небесного посланника, лежащего сейчас на маминой ладони!

Я улыбнулся ей в ответ:

– Ну что ты, мама! Откуда? Это – самая обыкновенная черная галька! Мне ее Михалыч подарил… на счастье! Он ее прошлым летом на берегу Кисегача нашел. Мы вчера с ним, кстати, там и рыбачили. А нам с тобой и без метеорита будет хорошо! Я это тебе обещаю!

  Кто не помнит знаменитую фразу о судьбе, играющей человеком, вложенную в уста великого комбинатора? Но как часто мы задумываемся, а по тому ли пути идем, свою ли жизнь проживаем, не заставил ли нас роковой случай круто изменить себе?

Я рос болезненным ребенком. Моя мама буквально сбивалась с ног, таская меня по врачам. За три года в детском саду я пробыл от силы пару-тройку месяцев. И только за год до школы очередной педиатр посоветовал моей бедной маме отвести меня в кружок, где обучают игре на духовых  инструментах. Это якобы поможет увеличить жизненную силу моих слабых легких и придаст им необходимый тонус.

Сказано – сделано! Я думаю, если бы эскулап посоветовал ей тогда отдать меня в кочегары или, скажем, стеклодувы, пообещав при этом мое полное выздоровление, моя отчаявшаяся мама отвела бы меня и туда, нисколько не задумываясь!

Так начались мои музыкальные мучения. В городском Доме пионеров на мою беду действительно существовала секция медных музыкальных инструментов, и моей родительнице стоило огромных трудов пристроить туда единственного дошкольника. Уж не знаю, что такого рассказала она директору этого заведения обо мне и моих мифических музыкальных способностях, но я до сих пор помню наше первое появление в секции  и круглые от удивления глаза ее руководителя Семена Витальевича, а также мое несказанное восхищение всем увиденным.

Это уж потом я научился различать трубы и тубы, валторны и тромбоны не только по одному их виду, но и по звучанию. Но тогда все это великолепие просто ослепило меня начищенной медью, а какофония юных музыкантов слилась в моих ушах  в чудесную незабываемую музыку!

Как самому мелкому, мне достался и самый маленький из медных духовых инструментов –  малая труба с красивым названием «пикколо», (что в переводе с итальянского означает «маленький»), хотя для шестилетнего мальчугана этот инструмент был не таким уж и малым.

Но мне все было нипочем! Меня даже не волновало, что старшие пацаны откровенно смеялись над моими тщетными усилиями выдуть из этой красотищи что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее звучание инструмента, призванного выводить самый высокий звук в оркестре. Был не важен даже и окончательный вердикт Семена Витальевича, поставленный мне через год: «трубач из тебя никакой!» И хоть сказано это было с видимым сожалением, я совсем не расстроился. Поскольку вполне был согласен с ним в том, что для «приличного музыканта превосходные легкие – совсем не главное, важно, кроме отменного слуха, иметь и кураж!»

Судя по всему, у меня не было ни того, ни другого, хотя о значении последнего слова я имел самое смутное представление! Но на тот период мечтал только об одном: чтобы меня не выгнали с треском, ведь даже моя мама, наконец, успокоилась – я действительно перестал болеть. Хотя теперь-то, конечно, понимаю: основной задачей таких детских учреждений было не отсеять, а занять детей, отвлечь их от улицы с ее «тлетворным влиянием», а заодно и развить таланты, если они были, конечно.

Восторг от пребывания в музыкальной студии продолжался вплоть до третьего класса, пока меня к моему удивлению, сменившемуся ужасом, не привлекли к показательному выступлению на городской площади перед толпой народа во время зимних каникул.