Открылись все потайные шлюзы, которые раньше давали слишком мало слез. И когда через неделю она с ___ выписалась и больницы и вернулась в квартиру, в которой еще оставался отброшенный наряд, грязные следы врачей скорой помощи, у которых не принято снимать обувь, детские грязные памперсы, пахнущие как будто умер скунс, то Саша все равно не могла взять себя в руки.

Ей было настолько противно от самой себя, что она хотела выйти из тела, выцарапать свою бесстыжую, поломанную, непримиримую мелкую душонку, избить себя до полусмерти, чтобы не думать о том, что она натворила. Как она могла? Как она может называться человеком? Слезы лились постоянно – открылся бурный поток. Услышит грустную песню – рыдания, выходит на улицу с ребенком и слышит звук открываемой соседями дверьми – рыдания, _____ обкакался, протек памперс и все размазалось по кровати – рыдания.

Возможно, ей стало бы легче, если бы кто-нибудь наругал, отчитал, обозвал, чтобы она по максимуму испила чашу мазохистского стремления причинить себе боль, да сделать вообще что угодно, чтобы очиститься, чтобы забыть о постыдных поступках. Но всего этого было мало.

Чувство вины – ноющее, вечное, неумолимое – на поверку оказалось гораздо сильнее всех остальных чувств на свете. Любовь, счастье нельзя было сравнить по силе и продолжительности. Они рано или поздно заканчивались, переходили в другое состояние, но вина была невозможна по силе и изобретательности пыток. Страдания облагораживают, – говорили они, страдания очищают, страдания делают нас сильнее. Ни черта подобного у Саши не было. Возможно, потому что она перешла слишком важную грань.

И эта грань была в потере важности инстинкта самосохранения, в поломке душевных настроек, в саморазрушении – сладостном, да? – но только в первые романтизированные дни, а дальше – путь в никуда, все ниже, все дальше, и вот уже никаких моральных устоев, друзья и родные отворачиваются с отвращением, а родителей жалеют и горько хлопают по плечу.

Не надо верить, будто саморазрущенцы сильные люди, которые не побоялись вступить на этот путь, притупив, буквально залив ледокаином, страх.

Нет, нет и еще раз нет!

Саморазрушение – удел слабых, как бы они сами не хотели перевернуть все с ног на голову и показать, что это даже гранжево-колоритно, стильно, модно быть помятым, надломанным, надрывным, ходить к психологу и ковыряться – так никогда и не перестав обвинять родителей, а значит и не повзрослев – в своем детстве. Детстве, из которого нормальные, психически приемлемые люди давно выросли и находились на другом уровне. Но не саморазрушенцы.

Саша не хотела от саморазрушения сладостности, но страстно желала избавления от чувства вины, мол, если она принизит себя до состояния червя, то и примириться с такой собой станет легче, да, не полюбить – этого она, вероятно, уже никогда не сможет сделать – а просто-напросто найти способ существовать в этом теле, не стремясь сбежать от него на тот свет. Но зачем же желать умерщвления своего тела и духа, чтобы просто выкинуть из головы поступки, которые вызывают дикое чувство вины?

Потому что есть такие поступки, которые не забыть никогда. Притупить, возможно, но забыть – никогда.

Нужно было что-то делать с расходами. Никогда раньше Саша не чувствовала, как банальное выражение “деньги утекают сквозь пальцы” отдавалось бы в ней такой мучительной болью и осознанием – да, так и есть. Деньги с одной карточки – а это больше 5000 рублей – она потратила на такси и выпивку в клубе в роковую ночь, деньги со второй – куда добавились средства со вклада – на лекарства, которые просили докупать в больнице, на оплату палаты, еду для нее самой и ребенка – это минус 38500 рублей. У нее осталось меньше семидесяти тысяч рублей на жизнь в Москве!

Обухом по голове ударило осознание, что она в полной жопе, она разорена, она будет влачить нищенское существование до тех пор, пока не решится вопрос по страховой, на который она может повлиять только, наняв хорошего адвоката, а на это нет денег. Как все прозаично.

Четыре дня они с ___ в магазине проходили мимо отдела с вином, Саша боялась и задумываться о том, что ей хочется, да, хочется почувствовать вкус свободы, расслабиться, улететь мыслями хоть на другую планету. Она понимала, как глупо в ее положении тратить деньги на алкоголь. Она еще не вымолила прошлую попытку сбежать от действительности.

На пятый день, проснувшись еще более не в духе, посмотрев, как тают деньги со счета, Саша убедила себя в том, что ей нужно выпить пару бокалов вина, чтобы не свихнуться. Ведь это совсем немного, никаких последствий не будет, она тихо посидит перед ноутбуком, включит неслезливый, неромантичный, недушевный, а до одури тупой и смешной – фильм и расслабится. Постарается закрыть вентиль мыслей, притупить вину хоть на этот вечер. Нет, она же не распутная, она не пьяница и не шлюха. Она просто хочет немного вина.

Ну может же девушка, да даже и мать, хотеть выпить вина?

Разве нет?

Свою неуемную совесть невероятными усилиями удалось лишь немного притупить, и Саша во время прогулки пошла добывать вино. “Добывать” – это было самое правильное определение, потому что ближайшие к дому магазины не подходили, даже соседние кварталы казались Саше “опасной зоной”. Она и так не представляла, как на нее посмотрят покупатели, которые стоят перед ней и за ней в очереди, какой взгляд на ___, а потом на нее – “вот мать вина решила выпить, днем уже алкоголь покупает” – бросит продавщица. Еще весь вопрос был в магазине – в «Азбуке вкуса» вино стоило чуть ли не в 1,5 раза дороже, чем те же самые марки в другом. Оставалось искать другой супермаркет.

В «Пятерочке», куда Саша не заходила почти никогда, потому как помнила среднее значение контингента в этом замечательном месте, она не знала ничего про наличие вина. И когда через тридцать минут быстрого шага Саша увидела красный логотип и букву П, то решилась зайти. Оказалось – абсолютно зря, вин дороже 500-600 рублей просто не было. Она поостереглась фыркать, помня, что находится на вражеской территории, но быстро и возмущенно вытолкала коляску прочь из магазина.

«Перекресток» стал ее спасением. Минут двадцать провела она у винных полок, выбирая между красными сухими Ширазом и Темпранильей: она вчитывалась в этикетку, прищурив глаза, поднимала бутылку на свет, чуть ли не принюхивалась, хотя это было бы совершенно бесполезно. В итоге выбрала неплохое вино за 1200 рублей – это, конечно же, уже с 30-ти процентной скидкой по карточке «Перекрестка», которую она – ура! – не побоялась попросить у милой тетеньки, стоящей впереди в очереди. Никто на нее даже не посмотрел, хотя сердце у нее так колотилось, что она от волнения взяла только вино.

Ликование наполняло ее всю дорогу обратно – они с коляской, где уже подпрыгивал проснувшийся ____ – просто летели по воздуху, да так, что Саша лишь у дома вспомнила о еде и пришлось пройти пару домов назад. К прекрасному вину – с большой натяжкой даже за эту цену, но Саша искренне старалась найти как можно более достойное – ей нужен был не менее прекрасный ужин. И если хорошие доставки – увы и ах, пришлось признать, что с ее финансовым положением, теперь были недоступны – то магазинные, готовые роллы навынос по триста рублей за порции Филадельфии и роллов с сыром и угрем казались вполне адекватными.

Ох и попирует она сегодня! Жаль, с огромными финансовыми неудобствами. Но это все временно. Ну, ничего, скоро страховая за все заплатит, там уже и разгуляемся, сладко уговаривала себя Саша, отбрасывая рациональные мысли, которые наказывали ей экономить и пересмотреть траты. Не сегодня. Сегодня – радость! Она даже почти улыбнулась, чего днем давно не было.

Сначала нужно было сделать обязательные бытовые дела: покормить ____, подмыть, сделать зарядку, дать лекарства – а это каждый раз занимало по часу: сначала совершенно бесполезные упрашивания, убаюкивания, пение, попытка открыть рот и просунуть лекарство, молясь, что он проглотит, а если нет, то вытирать подбородок и идти разводить новую порцию.